Homo ethnicus / Человек этнический

Когда началась полномасштабная война и путинские войска начали стирать с земли украинские города, российский тикток был полон праведного гнева – правда, не из-за смертей и разрушения, а из-за нарушения цепочек поставок товаров народного потребления. Кесареву кесарево, украинскому населению – обстрелы и геноцид, российскому населению – недостаток столиков в Икеа. Сейчас, спустя год активных боевых действий, россияне все еще продолжают ездить в Крым ради пляжного отдыха и алкогольного угара. Пока на фронте продолжаются ожесточенные сражения, население России продолжает нестись в машине с отказавшим двигателем по инерции. Их хата до сих пор с краю, хотя обмен политической лояльности на возможность заработка и стабильности уже не актуален. Даже те, кто войну не поддерживает, не видят иного выбора кроме как добровольно нацепить на глаза шоры и отгородиться от окружающего мира стеной информационного безразличия.

Еще 10 лет назад это можно было назвать «россиянством». Тогда главным различием между «нами» и «ими» было простое и понятное различие между «русскими» и «россиянами»: пассионарные национальные силы против погрязших в бытовых проблемах пузатых обывателей. С тех пор значительно изменилось содержание слова «национальный», а правое движение пережило раскол. Но ключевое различие никуда не исчезло, и продолжает служить отличительным маркером идеалистов: способность идти на риск и жертвовать собой ради высокого идеала.

«Россиянство», впрочем, никогда не было феноменом исключительно российским. Это лишь подвид. Обывательство – универсальный порок современного мира. Итоги Второй Мировой войны раскололи мир надвое между коммунизмом и либерализмом. Либерализм не имел идеологии, но имел ценности и привлекательный образ жизни, перед которым в итоге не устояли и страны социалистического блока. В противовес независимому и не поддающемуся контролю идеалисту Запад взрастил «хомо экономикуса»: обывателя, чьим единственным побуждением становятся материалистические интересы с программой воспроизводства себе подобных. Демократия купирует протест антагонистической игрой, а радикализм – угаром потребительства.

Карьера и богатство не могут быть идеей, но могут быть мировоззрением, отражая систему комплексных взглядов на мир. Политическое вмешательство ограничивается поддержкой «карьерных» политиков, которые состязаются в популизме. Разрешенный активизм ограничен текущим мэйнстримом экологических и гуманитарных посылов. Но даже это – просто удовлетворение потребностей в самореализации на примитивном уровне. Большую часть жизни поглощает рутина: погоня за карьерными целями, зарабатывание денег ради статуса, конкуренция потребления в которой количество и качество жилья, машин, отдыха, украшений, услуг составляет собой единственно возможное целеполагание. Отклонившихся от «чертежей счастья» сурово карают: их лишают средств к существованию и травлей создают общественное давление; не редки и уголовные преследования. Либерализм напрямую не равен материалистическому мировоззрению, но именно он, самоустраняясь от вопросов духовного содержания и идейного просвещения, приводит к доминированию «хомо экономикуса» в общественной жизни. 

При этом материалистическое мировоззрение, вскормленное либерализмом – не единственно возможное. Альтернативой ему во времена холодной войны было коммунистическое, которое рассматривало общество в рамках вечной классовой борьбы, стремясь нивелировать систему капиталистической эксплуатации и уравнять всех. Поскольку было неважно, на каком уровне произойдет уравниловка, то центр коммунистической политики смещался в сторону социальных низов, когда уничтожение интеллигенции, свободы духа и инициативы приводило к отрицательному отбору и уравниванию населения на уровне бедности и глупости. Оба этих «мировоззрения», однако, имеют одно и то же измерениеи оперируют на разных полюсах одного и того же спектра. Либерализм и коммунизм предлагают диаметрально разные точки зрения на экономическую политику, и, как следствие, на функцию и целеполагание человека. Однако, они обе отталкиваются от экономической политики, и соответственно имеют общий базис.

Вне этой системы координат лежит мировоззрение этническое. В ней экономика не является ни базисом, ни критерием оценки человеческой сущности: «Мне все равно, к какой социальной страте ты принадлежишь и сколько ты зарабатываешь. Мы принадлежим к одной крови, к одному народу, а значит мы – братья». Этническая солидарность весьма распространена, как ни странно, в семитских сообществах. Мусульманская и еврейская солидарность закреплены в религиозных текстах, а основные внутриэтнические расколы обусловлены, прежде всего, их разной интерпретацией. Европейский человек, по сути своей, индивидуалист, но это не значит, что он не способен на национальную солидарность и этническое мировоззрение. Как показывает история, эффективнее всего оно консолидируется в обществе европейцев при надлежащей политической элите. 

Этническое (само-)сознание, а не просто национально-ориентированная политика, должно стать краеугольным камнем любого долгосрочного национального государства. Политика – это сфера, которая подлежит ситуативным переменам. Антинациональные силы не могут прийти к власти в стране, где большинство населения осознают свою этническую принадлежность, гордятся ей, и способны на этническую солидарность. Чувство принадлежности к этнической общности бессмысленно без чувства принадлежности к наднациональному сообществу. Именно такой вызов, среди прочих, встанет перед Россией на пути к настоящему национальному государству, свободному от советского прошлого и от либерального обывательства.

Сейчас бойцы Русского Добровольческого Корпуса отстаивают больше, чем просто украинскую независимость. Они отстаивают право русских на русское национальное государство, которое в своей сути противоречит как советской, так и русско-имперской истории. Оно начинается там, где ты признаешь своего брата – по крови, по наличию национального самосознания. Когда украинцы обрели национальное самосознание, они стали братьями друг-другу.

Тяжелые времена растят в Украине нацию героев. Но вырастет поколение, которые забудет эту войну. Если Украина победит, то из нее возможнт сделают «витрину» демократического мира с вливанием инвестиций и восстановлением экономики. Вместе с этим придет улучшение уровня жизни, а ещё попытки внедрения международных программ по межкультурному обмену и задела на массовую иммиграцию. Но это не значит, что «хомо экономикус» должен одержать верх. Сейчас формируется задел для этнического государства, который может превратиться в самовоспроизводящуюся систему. 

Путь же России к национальному государству во всех отношениях будет более сложен. Если Путин победит, то межнациональный ад восторжествует. Если он проиграет, то неминуемы социальные потрясения, в которых неизвестно кто возьмет реванш. Но кто бы ни пришел на его место, он будет очередным популистом, замкнутым между жерновами либеральной риторики и необольшевистского наследия. Единственная альтернатива лежит в руках людей, которые полностью осознают необходимость перехода к этническому государству, к меритократии, к воспитанию внутринациональной солидарности. Мало построить русское национальное государство – нужно еще предложить населению новый, этнический взгляд на мир. Мир, в котором твоё социальное происхождение, твой уровень дохода, твой пол не будут иметь значение. Где лишь твоя кровь, твои способности и личные достижения будут играть роль. Мира без этнической преступности и национального унижения, на земле, которая принадлежит тем, кто на ней рожден. Русский Добровольческий Корпус стал первопроходцем в реализации этой альтернативы, пробивая путь, по которому затем пойдут другие.