Холли любуется видом из окна сидя на тумбе

⚡ 👉🏻👉🏻👉🏻 ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻

Холли любуется видом из окна сидя на тумбе

Цвет фона
черный
светло-черный
бежевый
бежевый 2
персиковый
зеленый
серо-зеленый
желтый
синий
серый
красный
белый


Цвет шрифта
белый
зеленый
желтый
синий
темно-синий
серый
светло-серый
тёмно-серый
красный


Размер шрифта
14px
16px
18px
20px
22px
24px


Шрифт
Arial, Helvetica, sans-serif
"Arial Black", Gadget, sans-serif
"Bookman Old Style", serif
"Comic Sans MS", cursive
Courier, monospace
"Courier New", Courier, monospace
Garamond, serif
Georgia, serif
Impact, Charcoal, sans-serif
"Lucida Console", Monaco, monospace
"Lucida Sans Unicode", "Lucida Grande", sans-serif
"MS Sans Serif", Geneva, sans-serif
"MS Serif", "New York", sans-serif
"Palatino Linotype", "Book Antiqua", Palatino, serif
Symbol, sans-serif
Tahoma, Geneva, sans-serif
"Times New Roman", Times, serif
"Trebuchet MS", Helvetica, sans-serif
Verdana, Geneva, sans-serif
Webdings, sans-serif
Wingdings, "Zapf Dingbats", sans-serif


Насыщенность шрифта
жирный


Обычный стиль
курсив


Ширина текста
400px
500px
600px
700px
800px
900px
1000px
1100px
1200px


Показывать меню
Убрать меню


Абзац
0px
4px
12px
16px
20px
24px
28px
32px
36px
40px


Межстрочный интервал
18px
20px
22px
24px
26px
28px
30px
32px


Что такое «фомка» по сравнению с акцией?
Что такое налет на банк по сравнению с основанием банка?
– Ты ведь слыхал эту песню, правда?..
Нет на свете бизнеса, кроме шоу-бизнеса… – говорит Гарри, копируя Этель Мирмен, и начинает разогревать кочергу в пламени газовой горелки.
Он медленно поворачивает кочергу, погружая ее в голубой язычок огня.
Я киваю с возможно большим рвением, стараясь, чтобы стул, к которому я привязан, немного сдвинулся с места. Но мои рывки только приближают меня к Гарри. Шипит газ. Его голубое пламя выглядит холодным. А кочерга – горячей. Она уже светится собственным светом, который кажется ярче, чем сам огонь. Раскаленное железо краснеет, потом становится ослепительно-белым.
– Ну а если б
был бизнес, похожий на шоу-бизнес? А?..
– Так вот, Терри, такой бизнес есть!
Он указывает кочергой на меня, и я чувствую ее жар кожей щек. Меня начинает мутить.
– И ты знаешь, что это за бизнес, правда? Знаешь?!.. – спрашивает Гарри хриплым шепотом. – Это то, чем занимаюсь я!
– Гарри… – с трудом произношу я пересохшим горлом. – Я…
– Т-с-с! – требовательно говорит он. – У тебя еще будет возможность высказаться. Не беспокойся. Ты сам все выложишь. Сам, понимаешь? Но сначала – представление. Я хочу кое-что тебе показать.
Моя голова буквально разламывается от ужаса. Я должен думать, думать, думать… Мне необходимо понять, как все это случилось. Я должен во всем разобраться и найти выход. Думать…
Кофейный бар «Касбах лаундж». Отделанные сосновыми панелями стены; небрежно задрапированные скамьи; аквариум, вмонтированный в центральную перегородку. Крепкий черный эспрессо без сахара. Группы молодых парней стоят и сидят тут и там, звенят чашками и блюдцами из прозрачного стекла. Оглядываются. Рассматривают посетителей. Косятся на соседей. Глазеют на тех, на кого смотрят соседи. Тусклые взгляды, дергающиеся веки, немного остекленевшие от кофе, сигарет и «колес» глаза…
«Джонни, помни меня!..» – траурно завывает музыкальный автомат в углу. Это прошлогодний хит, но здесь он еще популярен. Искаженный женский голос несется словно над пустошью и будит жуткое, звенящее эхо.
С тех пор как я приехал в Лондон, еще не прошло и года. Убогая квартирка в Уэстберн-гроув, работа рассыльного в рекламной фирме… Но надо же было с чего-то начинать! Главное, я сумел покинуть «мир пригородов», вырваться из этого самодовольного, мещанского болота и зацепиться в городе. Теперь у меня по крайней мере было где провести время. Я ходил в пабы, где временами устраивалось что-то вроде театрализованных представлений, или в дешевые бары. «Касбах лаундж» был одним из них.
Делами здесь заправляли «королевы» – женоподобные гомики с Эрлз-корт с их убогой философией представителей секс-меньшинства. Делай то, не делай это и так далее. Ссоры. Злоязычные сплетни о чужих увлечениях и партнерах.
А потом появился он. Крепко сбитый, одетый в темный костюм с туго повязанным галстуком, он выглядел каким-то инородным телом среди кричаще-яркого тряпья, в которое обожали рядиться молодые гомосексуалисты. Серьезный, массивный, немного мрачный, он резко выделялся в толпе, одетой в цветастые рубашки и стильные джинсы «Винс» и «Лорд-Джон». Оглядев зал, он устало нахмурил лоб, словно собственная бросающаяся в глаза неординарность была для него тяжким бременем. Чувствовалось, что смутить его нелегко, однако сейчас он явно испытывал неловкость – слишком много людей рассматривало его украдкой или с вызовом. В тех местах, к которым он привык, – в игорных домах, клубах и винных барах – подобное беззастенчивое рассматривание выглядело оскорбительным и обычно служило прелюдией к драке. Другое дело – здесь… Здесь ему необходимо было смириться, приучить себя к пристальным взглядам и в свою очередь научиться смотреть на окружающих по-другому. Иными словами, чтобы завязать знакомство, ему необходимо было сбросить напряжение и расслабиться хотя бы немного.
У него были темные, густо напомаженные и зачесанные назад волосы и изнуренное, усталое лицо, из-за которого он выглядел намного старше, чем в действительности. Густые брови так плотно срослись на переносице, что образовали сплошную линию. Его нельзя было назвать смазливым. Он был красив, но красив особенной, суровой, почти жестокой красотой и, разумеется, производил сильное впечатление. Что-то в нем сразу показалось мне привлекательным. Быть может, это была едва заметная аура опасности, которую он излучал. Или все дело было в том, как он держался, усилием воли преодолевая собственное смущение и неловкость. А может, то, как он смотрел – серьезно, решительно. Именно этот его взгляд заставил «королев» Эрлз-корта игриво переглянуться.
– Ай да гейзер!.. – пробормотал кто-то вполголоса.
Пока я таращился на него, он перехватил мой взгляд. Его черты на мгновение окаменели, сделавшись чуть более замкнутыми, суровыми. Я улыбнулся, и хмурое выражение медленно сползло с его лица. Он криво, словно через силу ухмыльнулся, и на правой его щеке появился длинный шрам, который исчез, как только ухмылка уступила место грустной улыбке.
Он снова оглядел зал – на сей раз более пристально и целенаправленно, и его взгляд вызвал целую серию многозначительных гримас и ухмылок, которые словно рябь пробежали по лицам.
– Дело будет, – холодно пробормотал другой голос.
«Джонни, помни меня!..» – надрывался музыкальный автомат. Кто-то многозначительно откашлялся и двинулся навстречу незнакомцу. Пока продавцы привычно предлагали товар, его взгляд остановился на мне. Машинально я отвел глаза, думая не столько о том, что таращиться на человека невежливо, сколько о том, насколько это вредно для бизнеса. Мне не хотелось проявлять инициативу и лезть вперед, поэтому я стал смотреть на аквариум. Крупный карп подплыл к самому стеклу и замер, задумчиво шевеля толстыми губами. К поверхности тянулась струйка серебристых пузырьков.
Кто-то толкнул меня сзади. Обернувшись, я увидел, что одна из «королев» вернулась и глядит на меня. Пренебрежительно улыбнувшись, гей коротко кивнул.
Раскаленная кочерга пульсирует светом и жаром. Гарри слегка дует на нее; от кочерги летят яркие искры, но быстро гаснут в холодном воздухе комнаты. Потом он снова кладет кочергу на решетку горелки.
– Безмозглый ублюдок, – говорит он. – Неужели ты думал, что сможешь обвести меня вокруг пальца?
Я хочу что-то ответить, но Гарри сильно бьет меня по лицу.
– Тс-с-с!.. – снова шипит он. – Я знаю, знаю, ты хочешь все объяснить. Но дело в том, дружок, что меня не интересуют истории, которые ты только что выдумал. Я хочу знать правду. Всю правду. И клянусь Богом – когда я с тобой закончу, я
буду ее знать!
Гарри подходит ко мне. После его удара моя голова свесилась на бок, щека ноет и горит. Он берет меня за подбородок и заставляет поднять голову, так что теперь я гляжу ему прямо в глаза.
– Ты был непослушным мальчиком, Терри, – шепчет он мне в лицо. – Придется тебя немного наказать.
Сломать человека, растоптать его волю – вот что ему нужно. Однажды Гарри сам мне это объяснил. Если воспользоваться его собственными словами, он не любил иметь дело с людьми, которых не мог привязать к стулу. Ему
нравилось подавлять. Порой хватало простого предупреждения или угрозы, но он никогда не останавливался и перед более решительными действиями. И всегда Гарри преследовал только одну цель: раз и навсегда дать кому-то понять, что он здесь главный. Хозяин. Он прибегал к насилию исключительно ради этого. Ради этого одного, а не потому, что был от природы испорчен или психически ненормален. Следствие, однако, так и не смогло этого уяснить, поэтому и на процессе это никак не прозвучало. «Главарь банды садистов» – такой ярлык приклеили ему газеты, наперебой смаковавшие подробности расправ. Избиения, вырванные плоскогубцами зубы, полевые телефоны для пыток электрическим током – все это щекотало нервы обывателям и поднимало тиражи. Никто так и не понял, для чего это было нужно, а между тем ларчик открывался довольно просто: Гарри нравилось «ломать» людей. «Откуда ты знаешь, – спросил я его тогда, – что человек действительно сломался? Разве нельзя это как-то… симулировать?»
В ответ Гарри коротко рассмеялся. Это был какой-то порыв, озарение.
«О, это видно, – негромко уверил он. – Сразу видно. Сломанный человек превращается в ребенка и начинает плакать и звать мамочку».
Кофейный бар «Касбах лаундж»… Именно там все началось. Я пересек зал, кивнул незнакомцу, и мы вместе вышли в вечерний сумрак за дверью. Перед входом был припаркован большой черный «даймлер» с водителем, который почтительно ожидал распоряжений. Он даже открыл и придержал для меня дверцу, и я почувствовал, как меня подхватывает и несет невидимый бурный поток. Но мне было все равно.
Раньше я никогда не делал этого за деньги. Я даже никогда не думал об этом. Я был нормальным подростком из пригорода, успешно сдавшим переходные экзамены в среднюю школу. Увы, неприятности редко обходили меня стороной. В конце концов меня исключили из школы, и я оставил дом, оставил размеренную, упорядоченную жизнь и отправился в город, о котором столько мечтал. Я жаждал новых впечатлений, хотел ощутить жар в крови. Думаю, не последнюю роль сыграло тут и тайное сознание моей принадлежности к гомосексуалистам, делавшее меня в собственных глазах исключительным. Впрочем, эта моя особенность фактически никак не проявлялась – просто не могла проявиться, – пока я не переехал в Лондон.
Мы вместе уселись на заднее сиденье «даймлера», и мой спутник кивнул водителю. Машина плавно тронулась, и я почувствовал, как у меня засосало под ложечкой. Но я постарался не обращать на это внимания.
– Гарри, – представился он, беря меня за руку.
– Рад познакомиться с тобой, Терри.
Я помню, мы приехали в фешенебельный район неподалеку от Слоун-сквер. У Гарри была роскошная квартира в Челси. Когда мы вошли, он сразу налил нам по большому бокалу бренди и стал показывать свою коллекцию фотографий. Гарри с Джонни Реем, Гарри с Руби Райдер, Гарри с членом парламента Томом Драйбергом, Гарри с Сонни Листоном… Снимков было много, и на всех Гарри был снят со знаменитыми и не очень киноактерами, певцами, боксерами.
После мы занялись сексом. Гарри трахнул меня перед высоким, в рост человека, зеркалом. Мое дыхание туманило поверхность стекла, но я все же видел, как от острого желания перекосилось его лицо, когда он вошел в меня сзади. Потом мы курили и разговаривали, причем я заметил, что голос Гарри утратил свою грубоватую хрипотцу и сделался более высоким и чистым – почти как у ребенка.
– Ты очень симпатичный мальчик, – прошептал он.
– А я не очень-то красив, правда? – И он грустно коснулся своего лица.
– Нет, почему же… – протянул я, не зная толком, что сказать.
– С этими моими бровями я похож на оборотня. Знаешь, что говорила по этому поводу моя тетя Мэй? Ну, что означает, когда у человека сросшиеся брови?..
– Это означает, что человеку суждено быть повешенным.
На следующее утро Гарри выпроводил меня, небрежно сунув мне в карман пятифунтовую банкноту. Еще он сказал, что хотел бы встретиться со мной еще раз. Гарри, по его собственным словам, занимался бизнесом и был владельцем ночного клуба. Он даже пригласил меня туда на вечеринку. Его клуб находился в Сохо и назывался «Звездная пыль».
– Как ты думаешь, что я собираюсь сделать с этой штукой? – спрашивает Гарри, размахивая раскаленной кочергой перед самым моим носом. – Ну-ка?..
Я пытаюсь отстраниться, несмотря на впившиеся в тело веревки. Позади меня стоит Тони Ставрокакис. Это он привязывал меня к стулу. Здоровенный грек кладет руку мне на плечо, чтобы я не дергался, а смотрел перед собой. Гарри снова опускает кочергу на решетку. Мне не хочется думать, что будет дальше. Мне вообще не хочется думать. Больше всего на свете мне хочется поддаться страху и зарыдать. Сдаться. Выложить всю правду, которой добивается от меня Гарри. И я готов сломаться. Сейчас я не желал бы ничего другого, но… Гарри прав. Имитировать
это невозможно.
– Шоу-бизнес у меня в крови, Терри. Я никогда не рассказывал тебе о своем дедушке? Его звали Билли Шин, Человек-снаряд из Каннинг-тауна. Он был чемпионом по кулачному бою без перчаток, но не только. Мой дед был незаурядным шоуменом. У него был хороший голос; кроме того, он выступал с силовыми номерами на эстрадных концертах. Он разбивал кулаком стопку кирпичей, забирался в ствол пушки и вылетал оттуда, как самое настоящее ядро, и делал много других вещей. Но знаешь, каким был его коронный номер? На глазах почтеннейшей публики дед лизал языком раскаленную добела кочергу. Да-да, это чистая правда. А знаешь, в чем тут секрет? Кочерга должна была быть раскалена именно добела. Если бы дед попробовал лизнуть кочергу, которая раскалена только докрасна, он сжег бы себе язык на хрен! Но он знал, как надо действовать. Этому трюку дед научился у какого-то черномазого, который показывал его перед толпой на ярмарке в Майл-энд-Уэйст. И научил меня.
Гарри смеется и снова погружает кочергу в огонь.
– Смотри! – командует он. – Смотри внимательнее!
Теперь он держит кочергу так, что пламя греет ее верхним, самым горячим концом. Одновременно Гарри шевелит губами и языком, чтобы набрать побольше слюны.
– Непременно нужно, чтобы язык был очень, очень мокрым. И конечно, важно не бояться. Очень трудно выполнить этот трюк, если ты трясешься от страха, потому что от страха во рту сразу пересыхает, ха! Нет, чтобы сделать
это, нужно, чтобы во рту был целый океан, а кочерга разогрелась до белого каления. Только в этом случае все пройдет как надо.
Он снова шевелит губами, покусывает изнутри щеки, водит языком по деснам, а сам глядит, как мерцает в голубом пламени раскаленная сталь. В уголках его рта появляются крошечные пузырьки слюны, и Гарри слизывает их стремительным движением языка.
Клуб «Звездная пыль». Стоя перед входом рядом с двумя рослыми портье, Гарри лично встречал гостей. Сжав обеими руками мою протянутую ладонь, он подмигнул и пропустил меня в клуб.
– Я рад, что ты пришел, Терри. Выпей пока что-нибудь. Я подойду, как только освобожусь.
Итак, «Звездная пыль». Не совсем то, к чему я привык. Публика была в основном в возрасте, многие одеты дорого, но старомодно. На эстраде в тот вечер выступали Хайнц и его «Дикари». Прислушиваясь к музыке, я прошел к бару и заказал ром с колой. Слева от меня стоял какой-то стиляга в мохеровом костюме-двойке. Однобортный пиджак с тремя пуговицами, узкими лацканами и карманами с клапанами был, несомненно, от Гарри Фентона. Волосы он стриг очень коротко, «ежиком». Увидев меня, стиляга кивнул. Рядом с ним я сразу почувствовал себя жалким оборванцем. Помнится, я подумал: я тоже хочу иметь что-то подобное. И даже больше.
Хайнц с крашенными пергидролем волосами с трудом влачил упирающийся оркестр по репертуару, составленному из песен Эдди Кокрена.
– Он настоящий душка, правда? – спросил стиляга.
– Угу. – Я пожал плечами. – Наверное.
– Жаль только, голос у него подкачал. Но Джо Мик думает, что из Хайнца еще может получиться что-то серьезное. Должно быть, дело в том, что Джо влюблен в него по уши.
И стиляга кивнул в сторону высокого мужчины с падающей на глаза челкой, который сидел за главным столом и пристально следил за происходящим на эстраде. Это и был Джо Мик, известный режиссер звукозаписи, сумевший добиться от электрооргана совершенно особого звучания. Этот эффект даже получил собственное название – «скейтинг-ринг в космосе». Насколько я помнил, «Торнадо» со своим хитом «Телезвезда» были обязаны своим успехом именно Джо.
– Джо следовало бы заниматься в основном инструментальными обработками, – пробормотал стиляга, когда пергидролевый солист, несколько фальшивя, затянул «Ну-ка, все вместе!..». – То же, впрочем, можно сказать и о самом Хайнце…
В этот момент в клуб в сопровождении все тех же портье вернулся Гарри. Разыскав меня взглядом, он кивнул головой, подзывая меня к себе.
– Иди сюда, посиди с нами, – сказал он, подводя меня к главному столу.
Насколько я понял, на вечеринку было приглашено сразу несколько разнокалиберных знаменитостей. Кроме Джо Мика я узнал пару известных боксеров, одного типа с телевидения и киноактрису Руби Райдер. Не менее знаменитыми, не лишенными к тому же своеобразного светского глянца, были и другие – мужчины, которых звали просто Альберт Алиби и Джек Шляпа. «Деловые» – так отозвался о них Гарри. Как вскоре выяснилось, Гарри и сам принадлежал к «деловым». Бешеный Гарри – вот под каким именем он был известен в определенных кругах, узнав о чем, я не мог не испытать некоторого беспокойства. Время от времени над нашими головами с шипением срабатывала фотовспышка, и группа за главным столом на мгновение замирала с серьезными лицами. На пленке оставались безупречные зубы и блестящие глаза деятелей шоу-бизнеса, дорогие костюмы и тяжелые уголовные челюсти.
Потом меня представили Джо Мику. Будучи официальным патроном молодого артиста, он, естественно, захотел узнать, что я думаю о Хайнце.
– Мне нравится цвет его волос, – выдавил я наконец.
– Очень эффектно, правда? – Джо говорил с визгливым акцентом уроженца западных районов страны. – Я позаимствовал идею из фильма «Деревня проклятых». Ты помнишь этих жутких парней – пришельцев из космоса?
Джо был почти таким же высоким и крепко сбитым, как Гарри, но его жесты были нервными, отрывистыми, из-за чего он казался более изящным и артистичным. Его крупные, как у фермера, руки также пребывали в непрерывном движении. Короче говоря, мне не хватило смелости признаться, что, по моему мнению, Хайнцу вряд ли светит высоко подняться. Крашеные волосы, пиджак с блестками и серебряным кантом… Все это выглядело на редкость манерно и удивительно старомодно. Между тем большой мир не стоял на месте. Говорили о расцвете бита. О рок-н-ролле. (Впрочем, этот последний был популярен пока только среди одетых в кожанки фанатов, на которых Хайнц ни при каких обстоятельствах не мог бы произвести впечатления. Неудивительно, что, кажется, в Бирмингеме рокеры забросали его консервными банками.) Животрепещущей новостью был ритм-энд-блюз. Увы, и к нему Хайнц не имел никакого отношения.
В конце концов Хайнц закончил под вежливые аплодисменты и, неловко улыбаясь, подошел к столу. Джо, вскочив, бросился ему навстречу, усадил, затем, возбужденно вытаращив глаза, быстро-быстро заговорил о чем-то с Гарри. Его зрачки напоминали остро отточенные кончики карандашей. Никаких сомнений – Джо закинулся амфетамином или чем-то еще. Ширнулся, короче. Судя по всему, речь шла о каких-то деловых вопросах. О бизнесе. О том, как лучше обделывать дела. Хайнц сидел между ними, и оба, не прерывая разговора, исподтишка бросали на него алчные взгляды, словно на какой-то лакомый кусочек. Насколько я понял,
Кокетка стоит перед зеркалом в полуголом виде | порно и секс фото с молоденькими
Красивые мамзели тратят время на то чтобы засветить сисяндры | порно и секс фото с мамашами и мамочками
Новенькая домработница устраивается на работу | порно и секс фото с мамашами и мамочками