H.5.2 Подтвердились ли авангардистские предположения?

Ленин утверждал, что своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь "тред-юнионистское сознание". Анархисты же говорят, что это ложь, которая не подтверждается эмпирически. История рабочего движения полна восстаний и моментов борьбы (как и революционных теорий, осмысляющих этот опыт), которые заходили гораздо дальше, чем простое требование реформ.

Категория "экономической борьбы" не соотносится ни с чем известным нам в социальной реальности. Каждый эпизод "экономической" борьбы также и "политический" в некотором смысле, и участвующие в борьбе могут извлечь (и извлекают) из них политические уроки. Как отмечал Кропоткин в 1880-х: "почти ни одна серьезная стачка из происходящих сегодня, не обходится без появления войск, обмена ударами и актов восстания. Здесь они дерутся с солдатами; там захватывают фабрики ... Благодаря вмешательству правительства восставший против фабрики становится восставшим против Государства" [quoted by Caroline Cahm, Kropotkin and the Rise of Revolutionary Anarchism, p. 256] Если история и учит нас чему-либо, так это тому, что рабочие более чем способны выйти за пределы "тред-юнионистского сознания". Парижская коммуна, революции 1848-го и, что особенно иронично, русские революции 1905-го и 1917-го показывают, что массы способны к такой революционной борьбе, что самопровозглашенный "авангард" социалистов большую часть времени пытается догнать их. 

История большевизма также опровергает аргумент Ленина о том, что рабочий класс не может самостоятельно выработать социалистическое сознание из-за силы буржуазной идеологии. Говоря проще, если рабочий класс подвержен буржуазным влияниям, то то же происходит и с "профессиональными" революционерами в составе партии. В самом деле, степень такого влияния на "профессионалов" революции должна быть выше, поскольку они не участвуют в пролетарской жизни. Если социальное бытие влияет на сознание, то революционеры тогда больше не являются частью рабочего класса, когда они больше не укоренены в общественных условиях порождающих социалистические теорию и действия. Не связанный более с коллективным трудом и жизнью рабочих, этот "профессиональный" революционер скорее будет испытывать влияние социальной прослойки, частью которой он теперь является (т.е. буржуазного, или, в лучшем случае, мелко-буржуазного окружения).

Эта тенденция "профессиональных" революционеров испытывать буржуазные влияния постоянно проявляется в истории большевистской партии. Как отмечал сам Троцкий:

«Нельзя забывать, что в аппарате большевистской партии преобладала интеллигенция, мелкобуржуазная по происхождению и условиям жизни, марксистская по идеям и связям с пролетариатом. Рабочие, которые становились профессиональными революционерами, с головой уходили в эту среду и растворялись в ней. Особый социальный состав аппарата и его командное положение по отношению к пролетариату — и то и другое — не случайность, а железная историческая необходимость — были не раз причиной шатаний в партии и стали в конце концов источником ее вырождения. ... Им не хватало в большинстве случаев как синтетического понимания исторического процесса, так и непосредственной повседневной связи с рабочими массами. Оттого они оставались открыты влиянию других классов.» [Сталин, том 1. ]

Он указывал на пример Первой мировой войны, когда «[даже Большевистская партия] нашла свой путь в лабиринте войны не сразу. По общему правилу замешательство было более глубоким и длительным в верхнем ярусе партии, непосредственно соприкасавшемся с буржуазным общественным мнением.» Так, слой профессиональных революционеров «был в значительной мере захвачен примиренческими настроениями, шедшими из буржуазных кругов, в отличие от рядовых рабочих-большевиков, которые оказались гораздо более устойчивы по отношению к патриотическому поветрию» [там же]. Стоит отметить, что он повторяет свой более ранний комментарий о том, «какое огромное идейное сползание проделал верхний слой большевиков за время войны», причиной которого он считал «отрыв от масс и отрыв от эмиграции, т.е. прежде всего от Ленина» [История русской революции, том 2, ч.2] Как мы показываем в разделе H.5.12, даже Троцкий был вынужден признать, что в 1917-м рабочий класс был гораздо более революционным, чем партия, а партия более революционной, чем "аппарат" из "профессиональных революционеров".

Достаточно иронично, что сам Ленин осознавал это свойство интеллектуалов, одновременно прославляя их роль в прививании "революционного" сознания рабочему классу. В своей работе 1904-го года "Шаг вперед, два шага назад" он пишет, что "обилие представителей радикальной интеллигенции в рядах наших марксистов и наших социал-демократов сделало и делает неизбежным наличность порождаемого ее психологией оппортунизма в самых различных областях и в самых различных формах." ["Шаг вперед, два шага назад"] Согласно новой философии Ленина, рабочий класс просто должен был пройти через "фабричную школу", чтобы преподать уроки политической дисциплины интеллигенции, той самой интеллигенции, которая до того времени играла ведущую роль в партии и принесла политическое сознание рабочему классу. По его словам:

"Именно фабрика, которая кажется иному одним только пугалом, и представляет из себя ту высшую форму капиталистической кооперации, которая объединила, дисциплинировала пролетариат, научила его организации, ... Именно марксизм, как идеология обученного капитализмом пролетариата, учил и учит неустойчивых интеллигентов различию между эксплуататорской стороной фабрики (дисциплина, основанная на страхе голодной смерти) и ее организующей стороной (дисциплина, основанная на совместном труде ...). Дисциплина и организация, которые с таким трудом даются буржуазному интеллигенту, особенно легко усваиваются пролетариатом именно благодаря этой фабричной “школе”." [там же]

Ленинская аналогия, конечно, ошибочна. Фабрика имеет "эксплуататорскую сторону" поскольку её "организующая сторона" вертикальна и иерархична. Её "совместный труд", которому подчинены работники, организован боссом, а её "дисциплина" - это казарменная дисциплина, а не дисциплина свободных людей. На самом деле, "школой" революционерам служит не фабрика, но классовая борьба - здоровая, положительная самодисциплина, порождаемая борьбой с капиталистическими способами организации рабочих мест. Другими словами, фабричная дисциплина полностью отличается от дисциплины, необходимой для социальной борьбы или революции. Рабочие становятся революционными тогда, когда они отвергают иерархическую дисциплину рабочего места, и развивают самодисциплину, необходимую для борьбы с ней.

Ключевой задачей анархизма является воодушевление рабочего класса на восстание против такой дисциплины, особенно в рамках капиталистического рабочего места. "Дисциплина", которую так прославляет Ленин, просто заменяет человеческие мысли и связи иерархией и бездумным следованием приказам. Таким образом, анархизм стремится подорвать капиталистическую (навязанную и ожесточающую) дисциплину в пользу солидарности, "дисциплины" свободной ассоциации и согласия, основанного на общности борьбы, политического сознания и революционного энтузиазма, порождаемых этой борьбой. Таким образом для анархистов устройство фабрики никак не может быть моделью для революционной организации, так же как ленинский идеал общества, как "одного большого производства", не может быть нашим пониманием социализма (см. раздел H.3.1). В конце концов фабрика существует, чтобы воспроизводить иерархические социальные отношения и разделение общества на классы в не меньшей степени, чем для производства товаров.

Стоит заметить, что аргументы Ленина не противоречат его же более ранним аргументам. У пролетариата и интеллектуалов взаимодополняющие задачи в партии. Пролетариат должен преподавать интеллигенции уроки политической дисциплины, так как они прошли через фабричное (т.е. иерархическое) подчинение. Роль интеллигентов как носителей "политического сознания" остается той же, и они в свою очередь должны преподавать рабочим политические уроки. Более того, его видение идеала авангардной партии остается тем же, что и в "Что делать?". Мы можем видеть это из его комментариев о том, что ведущий меньшевик Мартов "смешивает в партии организованные элементы с неорганизованными, поддающиеся руководству и не поддающиеся, передовые и неисправимо-отсталые". Он подчеркивает, что "разделение труда под руководством центра вызывает с его [интеллектуала] стороны трагикомические вопли против превращения людей в “колесики и винтики”". Таким образом, мы видим то же разделение труда, что и на капиталистической фабрике, где босс ("центр") имеет власть управлять рабочими (которые должны подчиняться "руководству"). То есть, "революционная" партия организована на капиталистический манер, с тем же самым "разделением труда" между отдающими и принимающими приказы.