Грибница

Начну немного издалека.В этом году новогодние праздники я решил провести в родном городе – уговаривала матушка, просили увидеться друзья, еще не разъехавшиеся по миру, и я сдался. В конце декабря я с рюкзаком вещей и ноутбуком прыгнул в серый с красными полосками поезд и приготовился сутки трястись в вагоне, чтобы добраться к родным пенатам.

И хотя я не был уверен в том, что на самом деле хотел ехать, когда в окне стала видна Родина-мать, внутри что-то ёкнуло. Все же дом домом и остается.

В общем, на перроне встретили, потом накормили до отвала – идиллия. Но будь все так безмятежно, я бы этого не писал, наверное…

Матушка как бы невзначай сообщила, что хочет переделать одну из кладовых в библиотеку – мол, сыночка, а разгреби-ка ты хлам: новый год на носу, а у меня уже спина больная и все такое.

Что ж, помочь не жалко было – отоспавшись после дороги и обильного застолья, солнечным декабрьским утром я взялся за дело. Хоть кладовка и была довольно узкой, сложенного по полкам и просто на полу там хватило бы на небольшую барахолку. Нашел много занятного: сувенирную алебарду, которую кто-то сделал специально для деда, коробку с красивыми шахматными фигурами, которые матушке в школьные годы подарили за победу на турнире, икону, что обнаружилась между стенками старого шкафа – видимо, прабабка припрятала…

Среди прочего я обнаружил несколько неподписанных общих тетрадей в коричневой обложке – мой дневник. Я вел его, когда еще был школяром. Только открыл – и втянулся. Уборка, к вящему недовольству матушки, была заброшена, и я взялся перечитывать свои каракули.

На первой открытой странице значилось: «10 сентября» и год – значит, это был седьмой класс. Начав было читать, я решил найти истоки, вытянул тетрадку с записями за пятый-шестой класс, раскрыл, пристроился у подоконника, и яркий солнечный свет впервые за долгие годы упал на чуть изогнутые страницы, покрытые рядами заметно потускневших строк. Сколько же тут всего вместилось! Вирши, адресованные девочке, в которую я был влюблен, впечатления от пиратского романа, истории наших «экспедиций» в отдаленные и полузаброшенные места, каких в дни детства в районе было немало, воспоминания о том, как мы убегали от очередного сторожа и недовольства по поводу учебы.

И тут я споткнулся глазами о дату, невзрачное двадцатое мая.

Ну-ка…

20 мая

Малая экспедиция за штучкой в Зону. План: зайти с двух сторон, пересекающимися курсами. Парные группы готовы.

Это ровным почерком, ниже, спустя несколько часов – много, криво, с зачеркиваниями. Как жива бывает память! Мои пальцы судорожно сжали бумагу, я поморгал, вздохнул еле слышно. Вот же…

О ней, о зоне, я писал довольно много. В сущности, такое помпезное название было дано местечку у дальнего внешнего угла школьного двора, поросшего сорняками. Там, в рукотворной, но давно заброшенной человеком долине между покосившимся школьным забором и щербатыми плитами фабричной ограды в диком крепком бурьяне торчал изуродованный корпус легковушки – Юрка утверждал, что «жигуля», Димка – «запорожца», а Федор – что вообще «трабанта». Без мотора, колес, одной двери, с промятой внутрь крышей и свороченным вбок задом – печальный и жутковатый скелет когда-то живой и нужной машины. Юрка говорил, там и внутри скелет, человеческий, но врал, конечно, это же Юрка.

Именно эта погибшая машина со временем и обросла кучей легенд, которые стали занимать мысли моих товарищей, а потом – и мои. Ну а позже…

Опустив глаза к странице, я вспомнил, торопливо пролистал назад. То, что привело к плану, началось чуть раньше, хоть байки о зоне я узнал за пару лет до того. Вот!

15 мая

Субботник, палец. Стать «ведром» не удалось, Юрка перехватил. За это обкидан – будет знать, как нарушать смены. Палец болит. Кожу я приложил на место, но край немного приподнят. Жаль, не на правой руке, можно было бы забинтовать и не писать уроки и домашку. Особенно Степашкину. Степашка сказала, я не должен ныть, ведь я будущий солдат. Так я и не ныл, но солдатом не буду. Буду моряком.

Узнал еще про зону (о ней знают, оказалось, уже четверо). Надо же: раньше думал – такая маленькая, а какая вредная штука. А теперь, оказалось, полезная. Надо проверить».

Хотя странно, почему знавшие новую для меня историю не решились проверить байку раньше. Да и я как-то прежде не думал о таком повороте. Может, чуть не ежедневно видимый объект, пусть и стремный, становится со временем обыденным…

Да, пятнадцатое мая. Теплый, приветливый, сухой день. Узкая дорожка, чуть подернутая пылью от яростной работы вениками в руках издевательски-усердных Митяя с Артемом, слева вопят, отмахиваясь от этой пыли, девчонки, озабоченно командует ребятами с совками и большим мешком наша староста Ленка, уже вопит на пацанов далекая Степашка, которая Евгения Степановна, но Зайцева, и ее прозвище – окончательный приговор. Справа зелень кустов школьного огорода и само здание, слева – обширный простор двора, залитый солнцем, а в середине этого дня – я.

– Ведро-один, ведро-один! – кричала староста вернувшимся от мусорки мальчишкам.

Димка поставил ведро на щербатый асфальт, помог девочкам с приборкой.

– Ведро-два, ведро-два, сюда! – кричали другие, и Юрка, лишивший меня ведра, направился к ним, но те загодя, плохо целясь, закидали дергающееся в его руках ведро камешками и кусочками стекла. Не выдержав обстрела, Юрка побагровел, молча бухнул ведро оземь, пошел за веником.

– Так ему и надо, – хмыкнул Димка, подтаскивая ко мне полный мешок. – Ведро твое. Оттащим пока это? – кивнул на мешок, и я схватился за свободный угол. Потащили, огибая школу, к бурому воняющему баку. Переваливая громоздкую ношу, я наклонился больше нужного, невольно вдохнув смесь гнили и пыли, отшатнулся назад, споткнувшись о бордюр, почти упал, ссадив палец.

– Ты это, осторожно, – нахмурился Димка. – А то мало ли, гангрена там.

– Да прямо, – подул я на руку, поднявшись. – Ерунда.

– Ну или там СПИД. Не лечится.

– Иди ты, – засмеялся я. Умеет Димка повеселить, ни разу не улыбнувшись. – СПИД у наркоманов. И у чухоморов.

Так мы называли смурных человечков в грязном, нюхавших в подъездах полурасселенного дома неподалеку клей и какие-то химикаты.

– И у этих еще, каскадеров, – значительно кивнул Димка, присаживаясь на противоположный мусорке бордюр. – Группа риска же, как там в школе говорили?

– Много кого лечить надо, – безразлично сказал я, больше думая про ранку.

– А знаешь, – приятель хитро блеснул глазами, оглянулся за угол – субботник еще не докатился досюда, и можно было немного потянуть время. – Говорят, у нас тут на районе лекарство от всех болезней можно добыть. Хорошее.

– Чего-о? – недоверчиво протянул я. И Димка рассказал такое, что я и о пальце забыл.

А сейчас, держа в руках тетрадку, вспомнил. И, снова узнавая прошлое, читал:

«Димка говорит, если прийти к машине в мертвой зоне, отломить от нее часть, потом залезть в кабину, зажмуриться, держа в руках эту деталь, и загадать желание – оно сбудется. Вообще какое угодно. Это надо же так выдумать!

15 мая, вечером

Нет, не выдумать. Штучки помогли Варваре, чтобы ее папаня не бил. И пацану из дальнего дома, Артему, дали за месяц все виды вкладышей от «Турбо», каких ему недостает... недоставало. Блин, сто жвачек, и все с разными машинами! Счастливый».

Да, Димка авторитетно и с озабоченно-взрослой миной поведал мне о чудесных трофеях из «запорожца». Сейчас это кажется абсурдным – но тогда у меня глаза загорелись.

– А давай проверим! – выпалил я, едва не устыдившись собственного рвения.

Димка, как носитель сакрального знания, с достоинством кивнул. Стало быть, решено.

– Но сперва дотаскаем ведра. Лучше вообще после уроков.

– Эх, долго! В школу вернуться, веники в кладовку сдать, переодеваться еще… Давай доубираемся скорей.

После избавления от школьной повинности, дождавшись, когда народ немного поредеет, мы тут же рванули к зоне.

Каких-то двести метров напрямик, без учета обхода турников, понурого забора, сухих, таящих массу колючей травы и коварных ямок глинистых кочек, показались марафонским путем. Наконец, миновав обширный, весь в щебнях, школьный стадион и щербину забора, мы резко сбавили шаг, оказавшись в пространстве с оградами по бокам, диким загаженным пустырем позади, за которым высилась руина брошенного детсада, а прямо по курсу, вспученная, уродливая и жалкая, торчала в волнах бурьяна наша цель.

Останки машины выглядели жутко даже под яркими лучами солнца. Я поежился, но отступать было поздно.

– И кто первый? – задумчиво спросил Димка.

– Может, вместе? – протянул я. – Правила там, это… Не запрещают ведь?

Димка нахмурился.

– Не припомню такого. Зато еще одно условие есть…

– Какое?

– Не совсем условие, точнее, а знак… Когда желание загадано, нельзя открывать глаза, пока машина не подаст знак.

Я вопросительно посмотрел на друга, но тот лишь пожал плечами.

– Сам понятия не имею, что имеется в виду. Пойдем пока деталь искать, что ли.

Мы, распугивая ранних серых и желто-зеленых кузнечиков, пробрались через слабо пахнущий сыростью бурьян и, постояв перед мрачным монументом погибшему автопрому, уже с не самым большим энтузиазмом принялись ощупывать машину. Я подергал за противно скрипящую крышку бензобака – приделана плотно. Обошел корпус, не без опаски заглядывая в искореженный салон – два сиденья уцелели, руль торчал как-то вбок, нутро чернело ржавью. Две круглых воронки от фар глупо таращились на меня с носа машины. Димка тем временем возился над раззявленным капотом у моторной рамы.

– Я нашел! – он выпрямился и продемонстрировал мне какой-то предмет.

– Гадость какая! – хрипло сказал я.

На ладони Димки лежала небольшая трубка, покрытая чем-то темным и склизким.

– Это точно не дерьмо собачье?

– Ну, уж что поддалось, – фыркнул он. – Хотя на дерьмо не похоже – тяжелое! Выходит, желание загадываю я.

– Вот и пожалуйста… Только я с тобой пойду все равно.

Мы залезли внутрь через проем от отломанной двери; я забрался первым, а Димка устроился рядом на водительском месте.

Было тревожно, глупо и неудобно. Фыркнув от мысли, что сяду на полувековой, может, мусор, я брезгливо смел с пожухшей ткани мелочевку, втиснулся на пассажирское сиденье. Сломанное, уродливо-тесное – колени поднялись почти до груди, на них давил портфель – не ставить же его на дрянной пол. Димка, увидев мое чистоплюйство, хмыкнул и величавым жестом захлопнул покоробленную водительскую дверь.

– И что теперь?

Товарищ молча взялся за руль, сжимая в руке неприятную трубку. Повернулся ко мне.

– Теперь – я загадаю, и закроем глаза, только по-честному.

Уставился вперед, на маячившую недалеко пятиэтажку, выдохнул.

– Загадал. Давай. До знака.

Я почти струсил – не хотелось оставаться без зрения внутри этой помойки и беззащитно торчать посреди большей помойки вокруг. Но подводить друга нельзя. К тому же слабый, чуть щекочущий разум дух экспериментов и авантюр стал неожиданно сильнее. Значит, все хорошо. И я зажмурился, спиной чуя угрюмость места и обостренно слушая мир.

Ничего – лишь вялое стрекотание насекомых да легкое пощелкивание придавленной нашим весом машины. Далеко, давая еле заметную вибрацию, идет поезд. Длинный, тяжко груженый, наверное… Димка все молчал, даже не дышал будто, а я все вслушивался в окружение, пока не появилось оно.

Вибрация от далекого поезда будто передалась нашей недомашине, и кривой пол мелко-мелко, но энергично затрясся. Я еле успел подумать, что от такой дрожи вполне могут вылететь стекла в домах, и тут заколотилось прямо под днищем, словно мы потревожили огромного крота, и тот заворочался, и полез наверх, узнать, кто там, сверху.

Я пискнул что-то, почти открыл глаза, но в последний миг устыдился – Димка-то молчит и не дернется! Заставив себя успокоиться, вообразил, что еду по ухабам в нашем раздолбанном троллейбусе – спокойнее не стало. Особенно когда подошв коснулась теплая волна чего-то, и я инстинктивно поджал в кроссовках пальцы ног, боясь обжечься. Вскоре вокруг, стихая, мягко загудело, и корпус машины снова замер в печальном покое.

– Думаю, все, – глухо сказал Димка. – Открываем глаза.

Ну и рванули мы из зоны! Остановились только в тени пятиэтажки, постояли, отдуваясь и поглядывая на остов.

– Слышал? Чуял? – ошарашенно спросил я. Димка дернул ртом. – Что ты такое загадал?

– Так… мелочь. Лучше скажи, ты понял знак?

Понял ли?! Я открыл было рот, но Димка поднял ладонь.

– Погоди, так мы поддадимся влиянию чужого мнения. Напиши, какой знак ты почуял, и я тоже напишу, отвернувшись. Как показания у ментов, знаешь ведь.

– З-зачем?

– Для точности. Чтобы знать, что это было.

Благо, портфели были под рукой. Я дрожащей рукой накорябал пяток слов в своем черновике. Димка задумчиво вписывал что-то на тетрадную обложку.

– «Бесконечная дрожь, пришла, понюхала и ушла», – прочитал я там. Сам же написал похожее, но не так складно.

– Думаешь, там под машиной что-то есть? – поднял я брови. Димка пожал плечами.

– Может, даже кто-то. Боишься? – нехорошо ухмыльнулся он.

Я нелепо, звонко выругался, похлопал себя по одежде, стряхивая пыль мертвой зоны, и невольно оглянулся – ничего жуткого, только невнятное бледно-салатовое пятно сквозило через частые прорези бетонного забора.

– Я тоже, – отозвался друг. – Ладно, по домам. На завтра еще матешу повторить надо. О машине пока не скажем. Да и кому скажем – не поверят.

∗ ∗ ∗

Мать позвала меня – принести какие-то банки с необъятного балкона. Выйдя туда, я уставился на до боли знакомый вид. Часть школьного двора, кусочек самой школы, голубятни у ее забора, пятиэтажки и дом-башня слева, а впереди – высокая стена заводика, появившегося на месте мертвой фабрики год назад. Между всем этим – зона. Пустая, чистая, ровно укрытая снегом. Но недавно, лет пятнадцать назад там было иное.

Вернувшись в квартиру, я позабыл о гостях и домашних, о грядущем празднике, но вспомнил то, что было. То, что не эфемернее старого дневника в моих руках.

16 мая

Почти хороший день. По дороге в школу нашел полста рублей, потом математичка заболела. Контрольной не было. Не буду больше спать с книжкой по математике под подушкой. Папа принес журнал про корабли: фрегаты, корветы и шлюпы. (Зачем корветам открытая пушечная палуба, враг стрельбой сметет же все нафиг). Спросил про это нашу историчку, она сказала что раньше люди были не тупые, а просто меньше знали, вот и пробовали всякие варианты, экспериментировали. Наверно, правда. После эксперимента в зоне самочувствие отличное. Только палец болит и Димка странный – все радовались, когда вместо матеши нам поставили физру, а он хмурый. Идеальных дней не бывает – тоже, наверно, правда».

За окнами зашумел поезд. Я сухо сглотнул невесть откуда взявшийся в горле комок и с шелестом перевернул страницу.

17 мая

На улице совсем тепло, скоро можно на Волгу, купаться! Диктант написал – легкотня. Математика будет завтр (зачеркнуто несколько слов) ЭТО ДИМКА СДЕЛАЛ. Сегодня рассказал – он загадал, чтобы контрольной не было и все сбылось! Машина помогла. Или деталь? Деталь непонятная. Он показывал отцу, потом соседу. Никто не знает, что это за железка. Она совсем побитая и ржавая, хотя там, в зоне, блестела, как в масле. Димка сказал – она и вчера утром блестела, а когда желание сбылось, тем же днем, уже стала ржавая. Палец ноет, покраснел. Мама сказала прижечь перекисью и замотать. Я прижег, а мотать не стану. Вдруг там под бинтом все запреет и станет хуже. И в школе засмеют.

Ночью. Как стемнело, звонил Димка. Он прав. Нужен новый опыт, а то так и не поймем – вдруг с математикой просто совпало. Завтра он покажет деталь пацанам в гаражах и дяде Толе – они точно скажут, что это. Да если и не скажут, эксперимент состоится. Скорее бы!

18 мая

Никто не знает про деталь. Я и сразу сказал, что странная. Ясное же дело – зона! На днях будет еще яснее. Рассказали Артему и одному пацану из гаражей, он мопеды собирает. Не верят, но про зону слышали. Пацан отломил кусочек детали, проверит, какой металл. А Артем пойдет с нами.

Палец, вроде, нарывает. Старшим не сказал. Надо терпеть, не трогать, быстрей пройдет».

Я взмокшими ладонями листнул еще разок. Вот то, знакомое.

20 мая

Катя испугалась немного. Интересно, смогли ли мы ее успокоить, объяснить? Вроде сумели. А Ната так и не поняла, хоть Димка ее и не сильно посвятил. Просто был нужен наблюдатель. Сближение прошло хорошо, эксперимент тоже».

Ага. Хорошо. Чего только мы не передумали там! По крайней мере, я.

В ночь перед делом думалось о многом, но утром я встал с четко сформулированным желанием. И вот мы, зачем-то разбившись на пары, пошли. Субботний малолюдный день.

Я и Катя шли вдоль глухой, заросшей вязами стороны пятиэтажки, скрытой мрачными заборами из черных, подгнивших досок. Вправо тянулась огромная болотистая лужа, где недвижно стояла жирно блестящая тина и редко чиркали темную воду какие-то жуки.

Вот и зона. Отойдя от домов, мы оказались на голом, забросанном мусором пространстве, на краю которого, за забором, торчала бурая фабричная труба. Чуть ближе и правее мелькнул волшебный кузов, к нему почти крадучись приближались двое: Димка и Артем.

– Как распределимся? – спросил Артем. – Вам двоим нужнее, вы же еще не загадывали.

Мы с Катей переглянулись. Ей все было рассказано недавно, и она, видно, еще сомневалась.

– Ладно, мы же для опыта. Хватай кто что! – скомандовал Димка, и мы атаковали «запорожец» всей гурьбой.

Я выдернул из глазницы машины провод, какой-то неровный и будто размякший – без упругости металла, как ботиночный шнурок. Намотал его на палец. Катя вертела в руках рыжий диск с отверстием в середине и зубчатыми краями – вроде пластинки трансформатора. Решили, что за руль сяду я, а Катя рядом, на оставшееся сиденье. Втискиваться в дрянной салон ей явно не хотелось, но любопытство победило. Пацаны неприхотливо примостились на гнутый, местами распавшийся в прах пол. Машина, как ни странно, и не качнулась. Все внутри нее гнало человека вон. Но мы хотели проверить.

– А в ней, говорят, мужик сгорел. Бывший хозяин, – гоготнул Артем.

– Перестань! – возмутилась Катя. Димка дал Артему тычка под бок. И все замолкли.

Мы хотели понять.

Уселись, умялись. Сразу стало дико и глупо. Я, позабыв желание, точнее, разбив его на мелкие, растерялся в выборе и чувствовал себя дураком.

– Делай уже! – сказал Димка. Я вцепился в противно бугристый руль, зашипел от боли в пораненном пальце, с силой крутанул баранку, крутанул еще – она на удивление плавно слушалась. Зажмурился. Загадал первое пришедшее на воспаленный ум.

От моего рывка что-то в приводе руля, видно, треснуло – днище щелкнуло, и весь корпус слегка осел. А потом дернулся еще раз, хоть мы и были неподвижны.

– Ну дела, – пробормотал Артем. И зазудело в ногах, тряхнуло легонько. Началось. Мелко, противно завибрировал старый металл. Я только крепче сжал руль, и тут нас тряхнуло. Катя, взвизгнув, ломанулась всем телом в дверцу и выскочила наружу. Но дрожала и земля. Катя подпрыгнула на одной ноге, упала, шустро поднялась и бросилась прочь, вдоль зоны, к руинам. Артем крикнул ей что-то вдогонку, Димка, отпихнув его, выбрался на волю и большими скачками побежал догонять.

Короб дребезжал, вызывая тупую боль в зубах. Провод, обвивший палец, стал жестким, слегка сдавив кожу. Значит, желание услышано? Или нет? Я открыл глаза – хватит уж!

– Когда ты загадывал свои фантики, так дрожало? – через силу повернувшись к Артему, спросил я. Тот еле держался, и глаза его были испуганные.

– Да, но… чуток совсем… Нафиг, пошли! – рявкнул он, когда машина чуть накренилась вбок. Я инстинктивно схватился за руль, по вибрации вдруг понял, что его колонка очень длинная и большинство вибраций идет от нее. Или от того, что ворочается, двигается там, куда она уходит, сквозь тонкое дно машины, сквозь ковер бурьяна.

Глубоко под землю…

Тут Артем дернул меня за шиворот, и я, плюнув на все, полез на выход. Лишь я отпустил руль, дрожь прекратилась, и мы с Артемом клацнули зубами: машина будто грохнулась наземь с высоты сантиметра в три. Мы кубарем выкатились из нее, понеслись в школьный двор, и не сразу увидели у турников двоих, яростно вопивших друг на друга.

– Да не понимаешь ты! – свирепо наседала на Диму Катя, непрестанно отряхивая футболку и потирая ладони. – Огромное оно, такое, что не выдумать! Я почуяла сразу, а вы… – заметив тяжко дышащих, растрепанных и бледных нас (уж Артем был точно белый), она замолчала.

– Да, – хрипло сказал я, подойдя. – Не огромное, так глубокое точно. Как корень.

Продолжение>

Читать историю на нашем портале.