"Гражданские" vs "комбатанты" в военном конфликте

Очередной повод, чтобы напомнить об одной вещи: пропаганда (со всех сторон конфликта) использует нарративы, противопоставляющие “гражданских, мирных” “боевикам, комбатантам, террористам”. С одной стороны это используют, чтобы подчеркнуть оправданность и легитимность убийств (”мы не убиваем “мирных”, но только “боевиков” и “террористов”), с другой — чтобы подчеркнуть преступность враждебной стороны и одновременно неуязвимость своих комбатантов (нарратив практически подавляющий в азавадском медиа-пространстве, “армия убивает только гражданских”).

Полемика вокруг каких-то инцидентов с участием вооруженных сил государства или их союзников сводится к вопросу, были ли убитые “мирными” или нет.

Я лично считаю эти нарративы слишком шаблонными, чтобы описывать реальность и в конечном итоге бесперспективными. Разумеется, убийства безоружных, ни причастных ни к каким группировкам людей — это военное преступления с точки зрения международных правил ведения войны и большой грех, если давать этому моральную оценку. Но будет крайним упрощением заявить, что если человек по каким-то критериям не подпадает под понятие “мирный”, то убийство его оправдано и похвально, не учитывая контекст в целом и цели (декларируемые и реальные) ведения военных действий.

Как было сказано уже неоднократно в этом блоге, отличить ”гражданского” от “комбатанта” или “террориста” в конфликте подобного рода подчас невозможно, и дело не в том, что “коварные террористы маскируются под гражданских”, что, опять же, является нарративом пропаганды.

Так, например, официальная позиция движений признает комбатантами тех лиц, которые вписаны в военные структуры движения. Они включены в соответствующую цепь командования, имеют армейское звание.

В движениях есть также административное и политическое крыло, но, являясь участниками военно-политического движения, они при этом не являются комбатантами (это будет так с точки зрения официальных лиц и активистов медиа и, насколько я понимаю, с точки зрения международного права тоже).

Значит ли это, что у этих гражданских участников движения нет оружия и они не могут принимать ситуативно участие в боевых или около боевых действиях, например, патрулировании? Нет, не значит. У них может быть оружие (и скорее всего есть).

Больше того, оружие может быть у лиц, не состоящих ни в каком военно-политическом движении. “Здесь у многих гражданских есть оружие, это наши обычаи” (цитирую по памяти комментарий деятеля MNLA Инкинана Аг Аттаэра, который, кстати сказать, прекрасно сочетает в своей карьере военную и общественно-гуманитарную деятельность.

Я бы добавила, дело не столько в обычаях, сколько в сложившемся социально-политическом ландшафте, но, возможно, именно это и имелось в виду.

Я догадываюсь, что многим из читателей (особенно из определенной категории) захочется сказать: да ну, ерунда какая-то, зачем вникать, какой у него формальный статус, главное, на “нашей” или на “чужой” стороне этот человек с оружием (или носивший когда-то оружие, или стоявший рядом с тем, кто имеет оружие, или потенциально могущий взять оружие, как там в анекдоте, инструмент-то есть).

Именно так оно и происходит.

Говорить об оправданности или неоправданности таких действий можно лишь определившись, в какой этической и правовой парадигме мы находимся и каковы цели всех этих действий.

Ну, на международной право по большому счету всем начихать, это просто отдельное искусство борьбы бумажек на высоких трибунах, мы уже поняли (хотя я бы не считала совершенно бесполезным эту борьбу, вот мы сейчас имеем возможность наблюдать, как Израиль теряет свои позиции на международной арене именно потому, что нарушения права ведения войны стали слишком уж вопиюще очевидны).

Если мы исходим из гуманистической парадигмы и гуманистических целей (прекратить конфликт, чтобы больше не было жертв и люди могли жить в безопасности), то эти действия и морально спорны, и нецелесообразны. В такой парадигме бессмысленно делить людей на “мирных” и “боевиков”, и те и другие являются частично пересекающимися подмножествами одного народа. Конфликт не должен решаться за счет уничтожения одной группы людей в пользу другой, перспективы благополучного его разрешения такими методами крайне низки.

Если исходить из того, что цель — подавить способность народа к военному и гражданскому сопротивлению и обеспечить сохранение власти в руках определенной стороны, эти методы оправданы и целесообразны. При этом они могут быть успешными (исходя из своих целей) или нет.

И напоследок хочу отметить: все эти мои размышления не вытекают непосредственно из того факта, что я симпатизирую азавадским движениям, хотя я, безусловно, симпатизирую. Но еще до возобновления конфликта CSP с Бамако писала что-то подобное касательно конфликта с JNIM, и ничуть не отступаюсь от своих слов, и все, что я здесь изложила, применимо к джихадистским движениям в той же степени. “Но они же террористы и совершают террористические атаки” — да, JNIM и ИГ совершают атаки, которые мы можем квалифицировать, как террористические. Но при этом участники этих движений продолжают оставаться частью народа и точно так же имеется серая зона между полноценным участником-боевиком и “мирным” жителем — гражданские, имеющие экономические отношения с группировками, члены семей боевиков, сочувствующие из “простых” жителей и так далее.

И если цель прекращения конфликта “как сделать, чтобы люди жили хорошо и мирно”, а не “как это все задушить, чтоб не высовывалось и не угрожало центральной власти”, то подход, демонизирующий и исключающий из числа народа “террористов” не имеет смысла.