Гордей Петрик. «Предчувствие». «Фрау». «Падение империи».

Гордей Петрик. «Предчувствие». «Фрау». «Падение империи».


Предчувствие (La Bête)


Бертран Бонелло — ярчайший интеллектуал французского кино, взбеленивший общественность дерзким байопиком Сен-Лорана (с ним хотели судиться родственники) и «Ноктюрамой», прямо постулирующий, что от идеологической заряженности до прямого террора нет и шага. «Предчувствие» — отчасти снятый по рассказу Генри Джеймса «Зверь в чаще» — фактически антиутопия, в которой действие происходит в трех временах одновременно — по типу Олдоса Хаксли и Евгения Замятина, а не Джорджа Оруэлла — то есть кино о том, как мир страдает от притязаний человека на комфортное бытие.

По сути, «Предчувствие» — фильм о том, как тяга к комфорту и строгий контроль границ, съедая все то, что можно назвать как человечным, так и животным, могут погрузить планету в пространство полной аморфности, где каждый лишен субъектности. Это лишение субъектности по сюжету проходит посредством прохождения процедуры очищения ДНК, а именно проживания критических — самых страстных и самых страшных — моментов своих предыдущих жизней, что лишает чувств 99,9 процента ее прошедших, после чего лишенные привязанностей и зависимостей всех типов, люди способны, например, ненароком задушить кошку. 

«Предчувствие» воспринимается как тревожное путешествие, в котором эрос каждый раз страшным образом схлестывается с танатосом, а сильные чувства приводят к смерти — и все это в трех эпохах! Отрицание подобного порядка вещей, по Бонелло, что он дает понять, не принимая во внимание иных мнений, превращает тебя в человека с номером, что бесконечно страшней тревоги, суицидальных мыслей и переживаемой ежесекундно боли. 

В этом ключе фильм Бонелло — плевок в лицо обществу осознанности и фармакульта — воспевающий страстность, даже если она в конечном итоге обрекает тебя на смерть. В качестве протагонистов этой тяжелой для принятия, во всех отношениях некомфортной, и все-таки будоражащей эпопеи — Леа Сейду и Джордж Маккэй, связанные в веках одной цепью.


Фрау


Люба Мульменко — известный сценарист и признанный  повсеместно мастер создания живой речи — раньше работала с Натальей Мещаниновой, Оксаной Бычковой, Нигиной Сайфуллаевой, Валерием Тодоровским. «Фрау» — ее второй режиссерский опыт после «Дуная», который трогательно воспевал с перспективы миллениала перспективу каникул в компании хиппи в Сербии.

Главный герой (Вадик Королев из OQJAV) — чудик, помешанный на Тиле Уленшпигеле, называющий всех дам «фрау» и держащий в морозилке сказку о своей первой любви — встречает главную героиню танцовщицу балета в Жизели (Лиза Янковская), близкую к профессиональной пенсии, которая заметно устала покоряться законам среды постсоветского социума, частью которых являются советская женская дедовщина дома и женатый любовник в качестве парня и папика одновременно. Завязка — такова.  

Отчаянные герои пытаются строить вместе семью-идиллию, под советские шлягеры, играющие за кадром, черно-белые врезки из этой самой сказки, написанной чудиком (и снятой под Уэса Андерсона), и певучесть словесных конструкций ближних и дальних (как настоящий народник, Мульменко превращает неказистые речи в песнь). Во «Фрау» диалогами заслушиваешься, от остроумия визуальных отсылок и музыкального ряда — хлопаешь в ладоши, а вот психологизма фильму недостает — сколь бы убедительной ни была героиня Янковской. Слишком карикатурно убога ее семья и оголтело, без психологических подоплек, чудаковат герой-чудик. Не покидает ощущение, что кино не образует единого целого, оставаясь разрозненным набором эффектных сцен.

Концептуально Мульменко подстраивается под каждого из героев, более того, как режиссер, стилистически отталкивается от мировосприятия чудика, но по-настоящему ее интересует одна «фрау», и фильм, при всех очаровательных «но», остается конструкцией обаятельной, но шаткой, неустойчивой, собственно, до того момента, пока под финал героине не отдают сольную партию, как в балете.



Падение империи (Civil war)


Сюжет «Падения империи» объясняет, почему в США этот фильм вышел в прокат со скрипом, позже, чем во всем мире. Объединенные силы Техаса и Калифорнии (погоды это не делает: и тем не менее решение объединить эти штаты в одно сепаратистское западное движение — надо признать, политический компромисс) ведут наступление на Вашингтон, который не сегодня-завтра падет. Четверо фотожурналистов (во главе с героиней Кирстен Данст) пробираются из Нью-Йорка в столицу через несколько линий фронта, чтобы взять интервью у растерянного президента перед падением города, которое кажется неизбежным. 

Новый фильм Алекса Гарленда, режиссера «Из машины» и автора романа «Пляж», по которому Дэнни Бойл снял культовую картину с Леонардо ДиКаприо, «Падение империи» (вольный перевод — для пущего устрашения: в оригинале фильм называется «Гражданская война») — картина страшная, моментами будоражащая, и в самом деле говорящая о вещах, в равной мере актуальных для обоих участников затянувшейся холодной войны. 

Проблема «Падения», тем не менее, в его прямой памфлетности. Герои-журналисты пусты и, если и раскрываются детали их биографии, это набор общих мест, не более. Герои снова и снова сталкиваются с военным адом, но в их страх не веришь: с ними по сути не происходит метаморфоз — ни после смертей друзей, ни в моменты, когда пули свистят над их головами. А главные героини — пускай это Кирстен Данст (!) и Кейли Спейни, которая в 25 уже была отмечена кубком Вольпи в Венеции, — играют одной эмоцией, редко меняясь в лицах.

На экране на протяжении всего фильма бал правит неразбериха, в которой все убивают всех без разбора, — и в этом отношении филигранно передана атмосфера любой реальной гражданской войны, если говорить про опыт цивилизации. Журналисты снимают смерти, не вмешиваясь, — как оно и бывает в жизни. Президента тоже убивают весьма эффектно. За это, в общем, стоит смотреть «Падение».


Report Page