Голая удмуртка говорит по телефону

💣 👉🏻👉🏻👉🏻 ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻

Голая удмуртка говорит по телефону
дома » Интересное » Елена Щапова де Карли: «Сальвадор Дали и Лёва Збарски хотели чтобы я стала их моделью»
(Visited 248 times, 1 visits today)
НАШИ РУБРИКИ:

Дом (138)

Здоровье (365)

Знаменитости, ЖЗЛ (611)

Интересное (428)

Клипы и Видео (40)

Мода (213)

Новости (762)

Психология (454)

Советы (478)





ВСЕ ИЗ ПЕЧКИ…….


Тайны и легенды старого Кишинева


Кофе, о котором вы никогда не слышали


Десять попыток доказать реинкарнацию


“Хреновые” факты, или всё о хрене…


Пересечение времён


“Знаменитые” паспорта


Тайны новогодних сказок


Из истории знаменитых предательств


Как лечили зубы наши предки


Великое путешествие Екатерины II





«Чёрная королева» Екатерина Медичи


Что и как пили триста лет назад


Книга Страшного суда


25 любопытных фактов о Стивене Кинге





Самые последние записи


Тайны и легенды старого Кишинева


Кофе, о котором вы никогда не слышали


Десять попыток доказать реинкарнацию


“Хреновые” факты, или всё о хрене…


Пересечение времён




Журнал для женщин, женские секреты, советы
Под зажигательные звуки «диско» веселилась нарядная публика модного нью-йоркского парти. В углу зала на золотом троне, задумчиво поглаживая необычайно длинные, загнутые вверх усы, сидел старик в парчовом халате и смотрел на танцующих. Все разом стихло, когда экстравагантный гость, стукнув об пол тростью и вытянув палец с огромным изумрудом в мою сторону, громко сказал слуге-трансвеститу: «Смотри, какой очаровательный скелет!»

Вечеринка, на которой присутствовало огромное количество звезд кино и супермоделей, проходила в пентхаузе небоскреба одного из богатейших коллекционеров Америки. Я пробегала мимо Сальвадора Дали, когда он, зацепив меня за талию загнутой тростью, подтянул к себе и ласково потрепал по щеке: «Крошка, запомни, теперь тебя зовут не Элен, а Жюстин. А знаешь, Жюстин, что у меня жена была тоже русская? Ты первая девушка из России, которую я вижу здесь». Весь вечер Дали не отпускал меня от себя, усадив на пол у своих ног в ботинках из крокодиловой кожи: «Я хочу, чтобы ты стала моей моделью». «О’ кей!» — легко соглашаюсь я, и тут как из-под земли появляются секретарь и слуга-трансвестит — его близкое окружение. В их глазах ясно читаю ненависть: «Эти могут и кислоты в лицо плеснуть из ревности!» И тем не менее мы договорились с Сальвадором, что я приеду к нему в отель позировать. Но наутро я слегла с высокой температурой. Врач констатировал сильнейшее воспаление легких. И тем не менее художник не хотел никому верить и устроил бурную истерику по телефону: «Жюстин, я знаю, что у тебя свидание! Признайся, притворщица! Раз ты себе это позволяешь, нашей дружбе конец!» После моей болезни Дали несколько поостыл, чему я, надо сказать, была рада. Вспомнив нашумевшую историю Аманды Лир, которую благодаря выдумке Дали до сих пор считают трансвеститом, я решила не связываться с испанским гением эпатажа.
Татьяна Яковлева, жена Алекса Либермана, та самая, за которой ухаживал Маяковский, услышав, что меня пригласил позировать скандальный живописец, страшно возмутилась: «Дали висит у нас только в туалете! Что это за художник? Ужас! Запомни, его моделью была Гала, а тебе, глупой девчонке, он испортит репутацию и выбросит на улицу!»
— А как вам удалось познакомиться с такой знаменитой аристократической парой, как Либерманы?
Я сама позвонила Алексу в редакцию (он почти полвека возглавлял империю «Conde Nast», издающую «Vogue», «Vanity Fair» и другие журналы) и представилась: «Я Елена Щапова, русская модель из Москвы». Он сразу же ответил: «Ну что ж, приходите — познакомимся». Мне тут же была назначена модельная съемка в «Vogue».
Однажды в доме Либерманов я встретилась с близкой подружкой Татьяны — Марлен Дитрих. Актриса была в безукоризненного кроя брючном костюме и с мундштуком в руке. Несмотря на преклонный возраст, они обе оставались красавицами и так удивительно походили друг на друга, что их часто принимали за сестер.
Алекс и Татьяна оказались в эмиграции почти одновременно, бежав с родителями из революционной России. Алекс начал ухаживать за красавицей Татьяной еще в Париже, соперничая с самим Маяковским. Поэт буквально потерял голову от Яковлевой, каждый день засыпал ее розами, читал стихи, на коленях умоляя вернуться с ним в Россию. Но она из массы поклонников выбрала в мужья французского дипломата маркиза дю Плесси и родила дочь Франсин, ставшую известной американской писательницей. В 40-м году маркиз дю Плесси погиб в авиакатастрофе, летя в Англию на встречу к де Голлю, и все заботы о вдове и ее дочери взял на себя Алекс.
В Нью-Йорке чета Либерманов пользовалась огромным влиянием. В их загородном поместье Либермания с огромным английским парком в уик-энд можно было встретить весь аристократический и художественный цвет Америки и Европы. У бассейна с подогретой морской водой гостям, вальяжно устроившимся в шезлонгах среди кустов роз, подавали закуски а-ля фуршет. Вдали у холмов гуляли олени, которые вечером с любопытством заглядывали в окна загородного дома. О светских раутах Либерманов непременно извещала «Нью-Йорк таймc», с восторгом перечисляя имена: Ив Сен-Лоран, Артур Миллер, Франсуаза Саган, Иосиф Бродский, Михаил Барышников, Генри Киссинджер с супругой…
Когда Татьяна неожиданно скончалась, у Алекса случился второй, тяжелейший инфаркт. Его буквально чудом выходила медсестра с Филиппин, полукитаянка-полуиспанка Мелинда. Вскоре Алекс женился на ней и прожил вторую счастливую жизнь. Через год после болезни он с большой помпой справлял свое восьмидесятилетие в новом доме на Лонг-Айленде (с Либерманией, где все напоминало о Татьяне, Алекс расстался). Подробный отчет о бале по-филиппински я прочитала в газетах. В небе над домом кружил самолет с плакатом «С днем рождения, Алекс!», для гостей на берегу океана исполняли экзотические танцы специально выписанные с Филиппин танцоры, а бомонд угощали невероятными блюдами — особенно поразила всех рыба величиной с акулу, запеченная в черной икре. В центре веранды бил трехъярусный фонтан из шампанского. Его подножие представляло собой гигантский шоколадный торт, на котором золотыми буквами кондитеры вывели пожелания гостям. И всю эту роскошь для юбиляра устроила простая филиппинская медсестра… Думаю, Татьяна с ее утонченным вкусом обязательно бы фыркнула: «Фи! Как вульгарно!»
В первый раз об этой замечательной женщине я услышала еще в России, в доме Лили Брик. Мы с Эдуардом Лимоновым часто бывали у нее на даче, я читала ей свои стихи (в журнале «Юность» почему-то посоветовали мне отослать их в «Плейбой»). Когда Лиля услышала, что мы навсегда уезжаем из страны, она немедленно пригласила нас к себе. Встретив нас с Эдуардом на пороге своей переделкинской дачи, сразу же сказала: «Леночка, я хочу подарить вам на память бриллиантовый браслет, который очень давно купил мне Ося. (Она имела в виду своего первого мужа Осипа Брика.) Этот браслет может подойти только мне или вам»,— и отправилась на второй этаж, в спальню. Вдруг вижу, как Вася Катанян, муж Лили, меняется в лице и молча бросается вслед за женой. Мы сидим на террасе за роскошно накрытым столом и ждем хозяев. Проходит пять минут, десять, двадцать… Через полчаса я не выдерживаю: «Эд, я умираю с голоду. Давай есть, плевать на браслет». Наконец они появляются. Лиля очень взволнованно говорит: «Леночка, извините, я передумала…» «Ну что вы, Лиля! Глупости! Забудем об этом, а то чувствую себя героиней Куприна: какие-то страсти по гранатовому браслету!» — смеюсь я с облегчением.
Лиля в тот наш приезд явно не находила себе места: буквально несколько дней назад ее восьмидесятилетняя приятельница, сломав бедро, выбросилась из окна. Лиля не переставала восхищаться поступком подруги, говоря, что на такое способен только очень сильный человек. (Удивительно, но с ней повторилась та же история: сломав бедро, Брик выпила яд.) В тот прощальный вечер она показала мне в альбоме фотографию красивой женщины: «Как вы ее находите? Эта дама — последняя любовь Маяковского». — «Хорошенькая». — «Да? — сухо спросила Лиля и быстро захлопнула альбом. — Странно, такое простое личико…»
При встрече с Алексом в Нью-Йорке я рассказала ему, что в альбоме Брик видела фото его жены. «Ни в коем случае не рассказывайте об этом Тане, они же друг друга ненавидят»,— забеспокоился Алекс. Но в первую же встречу с Татьяной я поняла, что она все знает: «Я слышала, вы видели какое-то фото у Брик. Так вот, это не я, а моя дочка Фроська». Она переживала, что ее фотография неудачна. Потрясающе: этих двух женщин до последнего вздоха волновала их слава красавиц, по которым убивался русский поэт!

— А как вы смогли в Америке пробиться на подиум? Там ведь огромная конкуренция!
— Как-то мы с подружкой, листая журнал, увидели репортаж фотографа Аведона о модельном агентстве «Золи». Поговаривали, что его владелец, господин Золи, любит экстравагантных манекенщиц: у него работали Верушка и Джерри Холл, жена Мика Джаггера. Когда я позвонила в агентство, мне сухо ответили: «Сорри, мадемуазель, только с портфолио!», но когда услышали, что я из Москвы, любопытство взяло вверх. На кастинге я чувствовала себя как выставленная на продажу лошадь: меня заставили раздеться и даже заглядывали в рот — все ли зубы на месте. «Ай, какие зубки, ай, какие ноги, ай, какие волосы!» — только и слышалось со всех сторон. А еще все удивлялись моей невероятной худобе (44 килограмма при росте 176!): «А что вы там, бедные, в Союзе ели?» Я честно отвечала, отметив про себя, что у них от удивления брови лезут вверх: «Икру и водку». Самое смешное, что в США меня, с треском выгнанную из страны, считали засланной КГБ шпионкой: «Русская модель? Этого не может быть! Тут дело нечисто!» Меня вызывали в ФБР и с пристрастием допрашивали: «Скажите, Елена, может быть, вы знаете каких-нибудь русских шпионов?»
Началась безумная жизнь русской модели в сумасшедшем Нью-Йорке — с утра стоишь под юпитерами на съемках, а ночь проводишь на тусовках. Как-то на одну из вечеринок к Золи заявился Милош Форман вместе со своим дружком Романом Полански. Форман уже успел прославиться в Голливуде, сняв фильм «Полет над гнездом кукушки». Два славянина были слегка пьяны и не скрывали, что приехали на смотрины. «Глянь, Милош, какая девчонка!» — толкали они друг друга, откровенно пялясь на моделей. И тут взгляд Милоша упал на меня, сидевшую рядом с Джеком Николсоном. Я, кстати, не сразу поняла, что сижу с такой знаменитостью, и тихо спросила у сильно накрашенной соседки: «Этот парень сильно смахивает на актера Николсона, кто это?» «Деточка! — громко возмущается она. — Это он и есть!» Все смеются, кроме звезды: такие ошибки в обществе недопустимы. Я расстроилась, да к тому же была страшно зла в этот вечер — так надоели эти пьяные рожи вокруг! В самый разгар веселья решила отправиться спать к себе в комнату на втором этаже. Но по плотоядным взглядам, которые бросал на меня Форман, поняла, что так просто скрыться мне не удастся. Поэтому дверь я предусмотрительно забаррикадировала шкафом, уложив для верности сверху еще и стулья. Но еще не успев заснуть, услышала грохот рухнувшей «баррикады». Форман, проникнув в комнату, моментально нагло залез ко мне в постель. «Милош,— завопила я, отбиваясь подушками. — Пошел вон!» «Как же ты не понимаешь,— дыша перегаром, пытался обнять меня режиссер. — Елена, мы же славяне. Нас здесь никто никогда не сможет понять. Какая там Мишель Пфайффер! Ты будешь звездой экрана, я все сделаю!» Но Милоша я прогнала, и с кино мне не повезло.
Был у меня еще один забавный случай со звездой Голливуда. Ужиная в одном из клубов, я заметила, что на меня очень пристально смотрит чернокожая красавица. Вокруг дамы, затянутой в блестящий кожаный комбинезон, роились кавалеры. Вдруг она, кивнув в мою сторону, что-то зашептала на ухо одному из них. Парламентарий, подойдя к моему столику, почтительно выдохнул: «Грейс Джонс приглашает вас на интимный ужин у нее в апартаментах». Хорошо зная ее наклонности, я громко послала кавалера актрисы. Он был поражен до глубины души — отказать подружке Джеймса Бонда?!
Но вот о романе с французским писателем Роменом Гари у меня сохранились только приятные воспоминания. Гари очень серьезно относился ко мне, хотя выходить за него замуж я не собиралась. Его жизнь, к сожалению, оборвалась трагически — он застрелился. Очень надеюсь, что не из-за меня, хотя, наверное, наша размолвка повлияла на ход событий. Я обещала Гари поехать в Канны на премьеру фильма, поставленного по его роману. Но в последний момент не захотела лететь с ним, он обиделся. Будучи последнее время в глубокой депрессии, он, вернувшись домой, застрелился. Кстати, по трагическому совпадению его близкая подруга, американская актриса Джин Сиберг, сыгравшая главную роль у Годара в фильме «На последнем дыхании», еще до нашей встречи с Гари тоже трагически ушла из жизни. Джин была активисткой, защищала права негров, которых преследовал ку-клукс-клан, ее травили американские власти, и в итоге она на свалке старых машин покончила с собой, выпив снотворное.

— И все же интересно, что вас толкнуло эмигрировать?
— Я не собиралась уезжать из Союза, нас с Лимоновым просто вышвырнули, сочинив липовые приглашения в Израиль. В то время самиздат, встречи с послами, обеды с иностранцами не прощались никому. За нами даже установили слежку: под окнами вечно торчала машина с агентами КГБ, телефон прослушивался, не раз в наше отсутствие квартиру буквально переворачивали вверх дном.
Вместе с нами в Вену улетали художник Бахчанян, писатель Юрий Мамлеев, моя подружка Ева и журналист Суслов из «Литературной газеты». Помню, зашли всей компанией в какую-то лавочку купить колбаски. Из всех нас хорошо владела немецким только жена Бахчаняна. Но Суслов смело вышел вперед и обратился к хозяйке, как ему казалось, по-немецки: «Мамка, яйки, млеко! Сме-тан-ка!» Потом, как курица крыльями, начал махать руками перед ошарашенной продавщицей и приговаривать: «Ко-ко-ко! Ко-ко-ко!» Получив наконец после вмешательства Иры Бахчанян продукты, Суслов, выросший на советских военных фильмах, все никак не мог утихнуть: «Мамка, сме-тан-ка! Вот дура!»
У меня с собой был маленький чемоданчик с фотографиями и вечерними платьями. Я думала, что праздник жизни, который у меня был в Союзе, продолжится и на Западе; для будущих приемов у меня были припасены даже золотистые туфельки. Но на этих шпильках мне пришлось ковылять в поисках более дешевой гостиницы. В Вене в то время существовали Толстовский фонд и еврейский фонд «Хиас», который занимался отправкой репатриантов в Израиль. В «Хиасе» на вопрос: «А вы евреи?» мы честно ответили: «Нет». Чиновники устроили нам громкий скандал: «Какое право вы, русские, имели выезжать по еврейской визе? Вон отсюда!» и выставили нас в Толстовский фонд, где нам выдали ничтожную сумму денег и поселили в дешевой гостинице. Хозяйка, быстро сообразив, что денег у нас нет, вскоре из отеля выгнала. Лимонов, перетаскивая вещи в ночлежку, все причитал: «Вот если бы твой папа здесь появился, они бы как миленькие нас тут терпели!»

— А почему в Вене должны были бояться вашего отца?
— Мой папа, Сергей Козлов, сразу же после войны был назначен комендантом Вены. Кстати, особняк, который он тогда занимал, был на соседней с гостиницей улице, Мария-штрассе. Судьба отца удивительна. Очень способному студенту в институте полностью переписали биографию, вычеркнув отца-белогвардейца, дворянское происхождение и приписав рабоче-крестьянские корни.
Папа был не только кадровым военным в органах, но и ученым-изобретателем: связь с разведчиками в Германии в войну осуществлялась благодаря его открытиям. Именно отец изобрел первые подслушивающие устройства, столь необходимые в разведке. Когда немцы подходили к Москве, мама жгла в печке все фотографии, где он снят со Сталиным. И не зря! Фашисты, прекрасно осведомленные о его открытиях, объявили огромную награду за голову полковника КГБ. Однажды отцу пришлось даже прятаться от фрицев в болоте и несколько часов дышать через трубочку.
Летом мы жили на даче, единственной из трех, оставленной нашей семье: две стояли рядом, а третья, самая большая,— на другой стороне улицы. На одной из них поселили американского шпиона Пауэрса, чей самолет «У-2» сбили Советы. Отец следил за арестованным агентом, прослушивая его круглосуточно. Позже Пауэрса обменяли на нашего легендарного разведчика Абеля, пойманного в США
В деревне прекрасно помнили нашу семью и особенно почитали мою бабку, которая до конца жизни была церковной старостой. Довольно часто у нас на даче собирались священники в длинных рясах с огромными крестами на груди. Отцу почему-то такое знакомство легко сходило с рук. Местные бабы называли меня барышней и при встрече целовали руку, томилинские мужики же снимали шапки, кланяясь. Помню, мне категорически запрещалось играть с мальчишками, дружить я могла только с дочкой министра, семья которого жила на одной из наших прежних дач, и с ровесницей — поповной. Однажды я все же юркнула в лаз в нашем огромном саду и сбежала. Когда папа подъехал на лимузине к даче и увидел, как я в компании мальчишек, задрав накрахмаленные юбки, луплю по мячу, жестоко меня высек. Я получила довольно странное воспитание: с одной стороны — верующие бабушки с их требованиями читать молитву на ночь, а с другой — суровый «советский» отец. А еще в детстве я очень много читала. В десять лет, ничего не понимая, прочитала всего Сартра. Помню, лежу на диване с любимой книжкой Ремарка и попиваю… коньяк.
Как ни странно, коньяк покупался именно мне. С детства меня мучила сильнейшая астма. Лечащий врач как-то посоветовал маме: «Ничего страшного не произойдет, если вы для расширения сосудов будете давать девочке по глоточку коньяка». Мне так эти «глоточки» понравились, что я небрежно, чтобы не вызывать подозрений, частенько просила: «Мам, оставь бутылку, а то что-то совсем нечем дышать».
Сама я чувствовала себя гадким утенком и, чтобы хоть как-то скрыть свою невероятную худобу, надевала под школьную форму массу нижних крахмальных юбок и натягивала сразу несколько пар чулок Мальчишки, увидев меня с очередной книжкой под мышкой, дразнили: «На тебе никто не женится!» В моей школе училась генеральская дочка Катя Гриднева, затравленная одноклассниками чистюля из хорошей семьи. Однажды мальчишки затащили ее в туалет и устроили экзекуцию. Из туалета Катя вылетела мокрая как мышь, шепнув с ужасом: «Следующей будешь ты!» Я почему-то не испугалась и приготовилась к бою. Припертая к стенке туалета, вцепилась руками в дверной косяк и стала бить ногами обидчиков. От моего неожиданно яростного сопротивления они попадали на пол, и я, как победитель, макнула их головами в полный мутной воды умывальник. Присланные ко мне на следующий день парламентарии торжественно объявили: «Козлик, отныне ты вождь всей местной шпаны!» Высокую должность я гордо отвергла, но строго приказала: «Катьку не бить!» С тех пор стала дикой заводилой и вела себя отвратительно. Папа, специально нацепив кортик и в погонах, не однажды приходил на педсовет, где меня грозились отчислить, но каждый раз, смилостивившись, оставляли — «только ради отца».
В шестнадцать лет я бесстрашно резанула себе вены опасной бритвой, не найдя ответа на банальный вопрос: для чего живу. Но проведя два дня в сумасшедшем доме, решила больше этого не делать. Тем более что пришла пора романов…
Невинности я лишилась лет в семнадцать… по необходимости
Девушки с волосатыми кисками (83 фото)
Красивые девушки в нижнем белье (90 фото)
Порно с курящими женщинами (69 фото)