Год семнадцатый - символ надежды

Кто-то сказал мне, что в номере, который я занимал в гостинице «Националь», жил Ленин, когда он впервые приехал из Петрограда в Москву. Это было до того, как Советское правительство переехало в Кремль. И хотя я не знаю точно, правда это или нет, мне очень приятно думать, что это было именно так.

В душе я романтик, и мне доставляет огромное удовольствие сидеть в этой солнечной комнате и воображать, что думал в 1918 году Ленин, когда он смотрел из окна на эти крыши, на кремлевскую стену и на людей, которые, кутаясь в пальто, торопливо перебегали неуютную от холода площадь.

Неужели в 1918 году был действительно такой мороз? Я не знаю, но в памяти людей этот год остался таким. И тем, кого Ленин наблюдал из этого окна, вероятно, было не только холодно, но и голодно, и они были полны сомнений. Однако они жили с воодушевлением. Мне хочется почувствовать то, что русские чувствовали в 1917 году. Это очень нужно. Нам, живущим на Западе, это просто необходимо.

Я знаю, что в любой другой стране не будет точно таких же условий, какие были в 1917 году в России. История никогда не повторяется. Но независимо от того, в каких условиях мы живем, нам необходимо бороться за то, чтобы повторить в общих чертах линию развития, характерную для 1917 года. И в наш специфический век в нашем западном мире, где особенно трудно верить во что бы то ни было, я тем не менее превыше всего верю в 1917 год. Я не понимаю, как иначе может поступать любой мыслящий человек, потому что для верящих людей 1917 год остается символом надежды.

Сейчас мы на Западе живем не так уж плохо – у тех, кто работает, есть домашний уют и еда. Люди стремятся жить в достатке, но как часто они не видят смысла в жизни! Смысл жизни самым потрясающим образом ежеминутно улетучивается. Как часто эта обеспеченность прикрывает ложь. Она похожа на разновидность самоубийства, поскольку мы губим лучшие порывы нашей души в борьбе за то, чтобы получить немного больше, чем другой человек.

Давайте разберемся, во что обходится людям Запада их благосостояние с точки зрения человеческих чувств. Это очень сложная и трудная задача – примирить два требования: благосостояние и верность великой цели. На Западе эта задача совсем не решена.

Кое-кто на Западе воображает, будто база для классового конфликта настолько видоизменилась, что сам конфликт уже перестал существовать. Но классовая борьба не исчезла. Она всегда будет иметь место в нашем мире, пока мы тем или иным способом не изменим его. Мы все признаем, что это очень сложный вопрос.

«Вечерний Ленинград», 6.11.1954