Год без Димы

«Почему же возвращение анархиста с ружьём так важно? Дело в том, что революционный процесс и кардинальные изменения в обществе немыслимы без вооружённой борьбы, ведь угнетатели именно силой удерживают политическую, социальную и экономическую власть» — писал Дмитрий Петров под одним из своих псевдонимов «Фил Кузнецов» в статье «Анархист с ружьём», вошедшей в редактированный им же сборник «Цветы пустыни: 10 лет революции в Рожаве».

Дима им и был, анархистом и революционером с ружьём, последовательно следовал партизанскому пути. И в то же время, каждое воспоминание о нём пробуждает и иные чувства — чувство товарищеской теплоты, заботы, постоянной деятельной солидарности. Не только к товарищам, но и к людям вообще.

Его очень любили в фронтовом украинском подразделении. Это притом, что он открыто заявлял вещи, непопулярные в пространстве, формируемом украинским культурным истеблишментом — о чувстве своей принадлежности к российской культуре, о том, что он не считает всех россиян причастными к бедам, постигшим украинский народ. Просто его невозможно было не любить из-за его коллективизма, товарищеского отношения к окружающим, ответственности в бытовых вопросах. И сам он любил людей, всегда искал в них светлые стороны, старался сделать их жизнь легче. Это его стремление не разделялось даже географией — он мог заснуть, отвечая по электронной почте на вопросы от иностранных товарищей о положении дел в Украине и проснуться раньше всех побратимов, чтобы развести огонь в потухшей за ночь печи.

Выдающийся революционный организатор с множеством планов и идей, в бою он становился воплощением надёжности и деятельного подхода к выполнению стоящей конкретной практической задачи. Дима был бойцом, в котором никто не сомневался. Минометные обстрелы, танки, плотная работа вражеских АГС, близкий стрелковый контакт — с упорством хорошего бойца он прошёл через всё это. Мы, его товарищи, знали, что он никогда не отступит от анархический идей и от верности нашему движению. Но на штурме или на позициях все знали, что он не отступит перед врагом, никогда не пропустит свой черед заступать на СПшку, не откажется понести б/к выбившегося из сил побратима. Это было такое неповторимое сочетание готовности достигать глобальные коллективные цели и простой фронтовой взаимопомощи.

Это притом, что в военном деле Дима полностью был лишен какого-либо мачистского подхода и напускной милитаристской бравады. Он честно говорил, что считает войну делом утомительным и трудным. И тем не менее продолжал участвовать в боевых действиях, поскольку видел в этом возможность укрепить и организовать анархическое движение и приблизить реализацию нашего революционного проекта. Но стремясь выполнить эту сверхзадачу, он не останавливался перед критикой власти и иерархий (в том числе по гендерному признаку), которые могут возникнуть в любом коллективе — достаточно вспомнить его статью «Четыре месяца в антиавторитарном взводе в Украине». Для Димы, как для истинного анархиста, было важно единство цели и методов её достижения.

На фронте Дима оставался вегетарианцем. Это было совсем не просто в нашей десантно-штурмовой бригаде, армейской «рабочей лошадке», которую не выводили в тыл на ротацию. На выезда он брал с собой галеты и пакеты с вареньем из сухпайков, и этими скромными запасами обходился иногда по несколько дней. Зато в гражданской жизни он любил не только покушать, но и приготовить еду на всех. Во время готовки на кухне он просто сиял — это были природная любовь к людям, помноженная на пройденную им школу коллективистской курдской революционной культуры. Вообще, да простят меня за религиозные отсылки атеисты, в этом было что-то от древних пророков — крайней аскетизм и безграничная вера, а вместе с тем искренняя радость порой наслаждаться простыми житейскими благами.

При всем его серьёзном отношении к революционному дел, Дима был не чужд самоиронии и ироничного отношения к некоторым сторонам современного анархического движения вообще. «Ночью снятся пулемёты, утром водочку завозят братьям уцелевшие бойцы» — иногда цитировал он в таких случаях Непомнящего с горькой улыбкой. Но всё равно он любил наше анархическое движение, верил в него и отдал свою жизнь за его будущую победу. Верил в товарищей и помогал им стать лучше.

В завершении этого небольшого текста я вернусь ещё раз к статье Димы «Анархист с ружьём». «Память о погибших товарищах, как и вооружённая решимость — важнейшие факторы нашей борьбы» — писал он. Я буду всегда помнить о Диме, о том, как он, сохраняя человеческую доброту и теплоту, вдохновлял отбросить всё ради достижения нашей коллективной цели.