Глотнуть сперму за место на обложке? Да легко!
💣 👉🏻👉🏻👉🏻 ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻
Глотнуть сперму за место на обложке? Да легко!
МАРИЯ-МАРИНА де КЕРЛИ.
;
Гад-любовь.
(поэма-комикс о любви и сексе)
Часть первая.
Новое весноисчесление.
1.
Татьяне Либерман.
Мы договорились встретиться с Гариком на остановке трамвая, внизу, под лестницей.
Я иду быстро из-за темноты.
Я почти бегу.
Темнота мой всегдашний страх и я хочу его скорее перебежать.
На ходу я расстегиваю шубку, чтоб быть легкой, открытой, летящей и - сексуальной.
Мою достаточно большую грудь обтягивает черный гольф.
Я хочу, чтоб это было видно…
Мне не хочется, чтоб он опоздал.
Вернее даже не так: я задаю себе вопрос - вот что будет, если он опоздает?
Я как-нибудь отреагирую, расстроюсь, разочаруюсь...
Мне не хочется как-нибудь реагировать.
Он не может мочь опоздать…
Падает тихий, мягкий снег.
В небе висит комета.
Она висит прямо передо мной.
Я предощущаю событие, которое может быть удовольствием, праздником - длинная деревянная лестница ведет меня к этому.
Дома я выпила жуткую смесь из водки и минералки.
И еще мне кажется, что я съела Алисин гриб с т о й стороны и теперь расту, становлюсь монстром, разрушая прежнюю, старую, маленькую жизнь.
“-Привет”.
“-Привет”.
Он меня целует и мне чуть любопытно как пахнет выпитая мною смесь.
Поцелуй теплый и неожиданный.
“-Я немного накатила”,-говорю я.
“-А”
В руках у Гарика пластиковая бутылка минералки .
“-Можешь положить минералку в кулек”,-предлагаю я.
Гарик забирает у меня кулек, ложит туда минералку.
Мы идем.
“-Что в кульке?” - спрашивает Гарик.
Вот. Главное все точно и внятно объяснить. Всевозможные нюансы разъедают мир и людей.
“-Это костюмы. На работу. То есть я сказала Каю, что иду на работу. Обычно… обычно я вполне могла бы сказать ему, куда я иду…”
Гарик молчит.
Он знаком с К. и даже может, знает что-то о нашей жизни, жизни вполне сумасшедшей, но объяснить всю серьезность происходящего мне удалось только самой себе…
Трамваи, фонари, огни, машины рождают возбужденный, чуть ли не наркотический туман вокруг нас.
(Точнее - вокруг меня.)
“-Давай поедем на такси”,- говорит Гарик.
“-Нет”,- почти испугано возражаю я.
“-Почему?.. У меня есть деньги.”
Есть деньги или их нет, здесь совершенно ни при чем -просто нам, мне, нужно попытаться с помощью крошечной, микроскопической, прогулки-беседы, узнать, понять, что же произошло.
Я ничего не знаю о тебе.
Я ничего не знаю о себе.
Я просто боюсь.
Вселенная дрожит.
“-Гарик, давай пройдемся”,- говорю я...
Мне немного холодно и кожа на лице напряглась, стала не нежной и гладкой, а чуть шершавой от ранневесеннего холода…
О чем мы говорим?
Я не слышу… Не знаю…
Но спрашиваю…Отвечаю… Говорю… Слушаю…
Мы стоим у двери его квартиры.
Слишком быстро.
Я ничего не успела понять.
Я совсем не уверена, что это я, а не кто-нибудь другой.
Я чувствую чистоту и прохладу там, внизу…
На кухне на столе лежит модный журнал.
Анонс на обложке “Секс втроем”.
“-Подожди, я сейчас”,- говорит Гарик.
Мне почему-то кажется, журнал лежит здесь не случайно.
(Скорее всего, так оно и есть).
Когда я дочитываю статью, узнавая удивительные новости, из комнаты возвращается Гарик.
В руке у него целлофановый пакетик от сигаретной пачки, в которой две оранжево-желтые пилюли.
“-Прочитала?”,-кивает на журнал Гарик.
“-Да”.
“-И что скажешь?”
“- Из головы все. Девушка не в курсе.”
“-А ты, ты пробовала?”
Миг неясной застенчивости.
Пробовала ли я?..
Отвечаю утвердительно.
“-Ну и как?
Я собираюсь с мыслями.
Пытаюсь все-таки ответить:
“-Как секс - ничего особенного. Возбуждает нарушение правил. Хотя может быть очень хорошо”,- говоря это, я чуть стесняюсь, будто рассказываю с воодушевлением о чем-то, что уже больше не вызывает воодушевления.
Отравленным облаком промелькнули мысли о том, что он действительно знает обо мне и о К.
О семье К-их.
О семье, которая сейчас горит, взрывается, разлетается, улетает к черту, в хаос, в тартарары, в бред, кровь, разбитые черепки…
Прости-прощай, ужасный, чудовищный, сумасшедший, проклятый, родной, единственный К. которого я больше всего на свете боялась потерять и которого больше всего на свете хотела потерять.
Я и сейчас этого боюсь.
Меня никогда не было, но я всегда хотела быть.
Это похоже на взрыв и я сейчас как вселенная несусь в бесконечности своего разрушающего рождения и мне хорошо и жутко…
Я стала.
Я есть.
Все люди спят.
Жить нужно неправильно (правильно?).
Все люди спят, а я хочу жить.
Я слишком сильная и здоровая.
И пусть ничего больше не будет, но я хочу вырваться из себя, из испуганного ребенка, который видит мир только чужими глазами, думает его чужими мыслями.
Спасибо К.
Я тебя больше не люблю.
И не любила никогда.
Аминь.
“-О чем задумалась?” - спрашивает Гарик.
“-Так… Ни о чем”…
Улыбка. Чуть грустная. Моя…
Гарик садится рядом.
Вытряхивает на журнал оранжево-желтые пилюли.
Испугано, вожделенно, греховно-сладко, я догадываюсь, что это, и в мозгу загорается новое, необычное для меня, какое-то инфантильное - я думаю его по детски, слово, - наркотик.
В этой области я совершенно невинный человек и что обычно находится в оранжево-желтых пилюлях ни опыт, ни знания мне не подсказывают.
Для меня это просто - наркотик, - еще один знак, что со мной происходит что-то совершенно новое.
“-Это амфетамин”,- говорит Гарик.
Мне это ровным счетом ничего не объясняет.
Но я не боюсь.
Я хочу.
Гарик развинчивает пилюлю, высыпает порошок на приготовленное зеркальце.
Делает “дорожки” телефонной карточкой.
Вид порошка вызывает во мне истерическую веселость, уверенность, что мне никогда не удастся его вдохнуть, ни через трубочку, скатанную из новой купюры, ни тем более, как-нибудь по другому.
“-Гарик, я не сумею, -смеюсь я.- Его сдую.”
Я вдруг начинаю чувствовать себя неуклюжей, огромной, неловкой, как слон в посудной лавке.
Порошок бесконечно хрупкий.
“-Что тут уметь? Смотри.”
Гарик наклоняется, прикладывает трубочку к началу “дорожки”, проводит от начала до конца и порошок очень красиво исчезает.
Как жизнь.
“-Нет, нет, я не смогу.”
Гарик смотрит на меня.
Улыбается и не верит.
Он думает, что я кокетничаю.
“-А нельзя как-нибудь по по-другому?”,- спрашиваю я.
“-Вообще-то можно. Можно просто с водой выпить.”
“-А оно подействует так?”
Гарика забавляет моя наивность.
“-Подействует, не бойся.”
Он наливает пол стакана минералки, стряхивает с зеркальца остатки космического порошка.
“-На, пей.”
Я пью. Жду. Вкус химический.
И мы чем-то говорим. Курим.
Хвастаемся, кто какие книжки читал.
Гарик закончил философский факультет.
Он человек.
Я студентка-маг, последний курс.
И стриптизерка.
И еще я читала “Так говорит Заратустра”.
Мне нравится фраза “Я поверю только в того бога, который умеет танцевать.”
И не потому, что стриптизерка.
Просто мне кажется, что я знаю, что означает эта фраза.
Мне становится тепло.
Тепло, уютно, защищено.
Я хочу любви.
Гарик говорит.
Я слушаю.
Чуть ли не на середине фразы, без перехода, не в силах больше сопротивляться чему-то растущему во мне, я сажусь Гарику на колени.
Сама целую, снимаю с себя гольф.
Сама расстегиваю бюстгальтер.
Я обнажена по пояс.
На кухне тепло, тепло в теле.
И еще какое-то тревожное, дрожание в области сердца и горла, будто там сейчас кто-то зарыдает...
Я чувствую себя будто в первый раз…
Мы целуемся, я раздеваю Гарика, стаскиваю с него футболку...
“-Пошли в постель”, - прошу-шепчу я задыхаясь ...
Мы направляемся в комнату.
Почему-то я спешу, почему-то я агрессивна.
Обычно не так.
Быстро, как кожу стягиваю, одним движением, остальную свою одежду - в поцелуе мы падаем в постель.
Некоторое время мне хватает моей обнаженности и полуобнаженности Гарика, но скоро я хочу еще…
Чуть помучившись с замком, стаскиваю с Гарика джинсы, белье…
Теперь мы чистые, белые, прозрачные…
Теперь можно кожей, телом чувствовать друг друга.
Мы целуемся, обнимаемся, притираемся.
Он теплый, горячий.
Опускаюсь ниже.
Это моя личная игрушка - телом, нежной грудью, касаться, прижиматься самого чувствительного места мужчины...
Мне нравится так делать.
Сюрприз.
Я вижу, что член Гарика не вполне тверд.
Неважно.
Есть мои умелые рот, губы, язык, и скоро орган Гарика наполняется кровью, и кажется, готов быть там, где я уже хочу - во мне.
Я поднимаюсь, в позе наездницы пытаюсь ввести его в себя но… ничего не получается - он непослушно выскакивает, гнется и снова становится мягким.
Невозможная мысль морозит меня.
Я скатываюсь с Гарика, лежу рядом.
На языке вертится вопрос, который невозможно задать - “Ты, что не хочешь меня?”
Но Гарик опережает.
“-Ты думаешь, я наркоман?”
Вопрос застает меня врасплох.
Я как-то совсем никак не связываю то, что произошло, с тем, что сказал Гарик.
Для меня это новость, что это может быть как-то взаимосвязано.
Мне приходится бросить свои горести по поводу того, что меня не хотят и сообразить, что меня как раз хотят, но что-то вышло не так как нужно.
Скорее в неудаче нужно винить меня.
Слишком активная, слишком жадная, слишком амазонка - наверное, я просто испугала его.
“-Нет, Гарик, я так не думаю…”
Мы лежим, слушаем звуки тихой квартиры.
И, хотя я вроде бы виновата сама, мне немного грустно.
( Все равно всегда виноват о н).
Мне кажется, что квартира летит вместе с нами в космосе, а людей нигде больше нет и вообще происходит, что-то единственное, пронзительное и рядом со смертью.
Адам и Ева.
Секс №1.
То есть первый секс.
Неудачный пока, увы.
И в принципе я догадываюсь, что первый секс не всегда бывает удачным.
Это слишком тонкая штука, чтобы сразу, с налету, все понять, почувствовать, знать.
Мы расстроены и смущены.
“-Гарик, а давай еще амфетамина, - говорю я. - Там же есть еще целая доза или как это называется. Капсула, в общем. Или это много и нам уже хватит?”
“-Нет, почему, давай, если ты хочешь.”
Мы одеваемся.
Гарик одевает джинсы, я поднимаю с пола свою юбку,- остальные одежки мне не нужны ,- решаю я.
Проходя на кухню, вижу, себя в большом зеркале - я искусственная блондинка, с лицом ангела-ребенка, большая, красивая грудь, чуть смуглая кожа, волнующая талия, широкие бедра, сексуально облегает коротенькая трикотажная юбочка - большая, красивая, нежная, сладкая девочка.
Я люблю обнажаться.
Мне нравится, когда на меня смотрят.
На кухне я сажусь напротив Гарика, обняв себя за плечи, будто бы пряча грудь, а на самом деле играя в ласку к себе самой и в невинность,- так что ли назвать? - с другой.
Балуюсь, одним словом.
Секс готов воплощаться через меня снова, как-нибудь по по-другому, он бесконечен как жизнь или как я.
Но все равно Гарик меня волнует.
Я совсем не уверена в себе.
Я даже чуть глупая и бестолковая.
“-Ты очень красивая”,- говорит Гарик.
Я улыбаюсь.
Гарик молчит.
Спрашивает:
“-Тебе нравится танцевать?”
“-Я люблю танцевать”,- скромно или кокетливо отвечаю я.
“-Тебя это возбуждает?”
“-Да”.
Кажется, Гарик забыл, зачем мы пришли на кухню.
Я напоминаю, развлекаясь и хулиганя.
“-Амфетамин”,- говорю я.
Гарик коротко смеется.
Расслабляется.
Он развинчивает следующую пилюлю, делает “дорожки” себе, коктейль мне.
Гарик и я, каждый по по-своему, выполняем необходимые антилечебные процедуры.
Уже знакомый химический вкус.
“-Хочешь музыку?”- спрашивает Гарик.
Я киваю.
Гарик включает магнитофон.
Я не знаю, что это, но очень нравится.
“-Это Леонард Коэн”,- говорит Гарик
Я навсегда влюбляюсь.
“-Ты можешь опустить руки?”- спрашивает Гарик.
Я опускаю.
Секунду мое тело размышляет, потом,- рефлекторно? - так удобней и лучше, мои руки опираются о стул, я распрямляю спину, прогибаюсь в талии, большая и тяжелая грудь, колыхнувшись, становится суперпредложением, подарком, призом, соблазном...
Внутри меня щелкает.
Ноги сами собой чуть расходятся.
Сердце то ли остановилось, то ли лупит как мегаколокол.
Я совершенно ясно, приглашающе улыбаюсь, хотя внутри меня дрожит.
Сладкая, острая тревога и предчувствие.
Ну?..
Гарик поднимается со своего места, разворачивает меня к себе, опускается, становится на колени.
Разводит мне ноги.
Узкая юбка мешает.
Я приподымаюсь на стуле, Гарик закатывает юбку вверх, на талию, я поднимаю руки вверх, он через голову, снимает ее, растрепав прическу, и теперь ничто не мешает ему широко развести мне ноги.
Я позволяю ему это делать с усиливающимся возбуждением, желанием, послушно, так как ему этого хочется, от чего мои гениталии возбужденно напрягаются и раскрываются…
Гарик наклоняется и секунду дышит теплым дыханием.
Секунда останавливается, ждет нас.
Потом она начинает плавно набухать, напрягаться, предупреждая о взрыве, и Гарик, сжалившись над остановившимся временем, целует мои, ставшие вдруг прозрачными, хрустальными, половые губы, точным и нежным укусом.
О, мама…
У Гарика длинные, до плеч волосы.
Мои пальцы исчезли в них, я прижимаю его голову к себе, держу крепко, еще сильней, надавливаю и руковожу, чтоб никуда не делась, чтоб не исчезла эта сладкая мука, освобождающая и не кончающаяся, долго-долго, сладко-сладко, больно-больно; я откидываюсь на спинку стула, широко раздвинув ноги, чтоб моему шмелю-рыцарю было удобней и легче поедать меня и еще мне хочется почувствовать свою отяжелевшую грудь, соски которой связаны электрической струной, с танцующим под губами и языком, клитором, где живут всякие невозможные, космические точки-переливы, прикасанья к которым заставляют меня дрожать, задыхаться, придерживать не всегда удачно, крик, стон, бормотанье “Гарик…О, боже…Гарик”, я хочу связать электрические соски с электричеством внизу, я отнимаю одну руку от головы Гарика, трогаю, сводя грудь, соски, и секунда снова приходит, я предчувствую острие взрыва, после которого все начнется, закончится и будет вечно, и я захлопаю крыльями как ангел…
Но Гарик(бог?) решает задержать меня на иголке предоргазма, решает не дать мне пока кончить, это правильно и точно, я хочу побыть еще в этом резком, воодушевленном предчувствии, лететь жадно среди звезд, зная, что скоро они ослепительно взорвутся, а пока они еще только дрожат и пульсируют как бешенные…
Гарик перестает меня пить, что-то царапающим, влажным паучком пробегает по моему телу(это короткие, влажные прикасанья, поцелуи Гарика) - находя нужные неровности, - находящийся в иной вселенной пупок, дорожка до груди, два сладко-болезненных соска, - паучок их тревожит, дразнит, опутывает теплой, клейкой слюной - паутиной.
Шепчутся слова загадочной мантры “Гарикбожегарик”.
Паучок добегает лица, губ.
На губах расцветает эрогенная боль.
Я громкая девочка.
Я люблю кричать и стонать.
Теперь мне приходится всхлипывать и мурлыкать, иногда негромко рычать под его губами, пить его слюну и опять, если мои губы на секунду освобождаются, задыхаться “Гарик, о боже, Гарик”.
Шоколадная еда.
Не бывают губы такими большими, живыми, вскипающими, мягкими - и сложно понять, чьи они - мои или Гарика.
Хочется уже чего-то резкого, может даже пощечины, чтоб остановить эти сводящие с ума путешествия в ангела и обратно, слишком это далеко и опасно быть только ангелом…
Гарик распрямляется, сильно, даже чуть неприятно прижимает мое лицо к себе, держа меня за волосы сзади.
Это как раз чуть грубости, чуть реальности.
Я ухитряюсь лизнуть кончиком языка смуглый живот Гарика.
Это не эротика, просто вдруг возникло в голове “лизнуть кончиком языка живот Гарика, попробовать его на вкус”.
Живот чуть соленый.
Гарик отстраняется, мне не нужно ничего объяснять, я расстегиваю джинсы, совместными усилиями мы стаскиваем их, Гарик прижимает мое лицо к себе, уже к пахнущим орехами волосам лобка, неназываемому, перемешанному запаху Гарика и моих выделений которыми я слегка измазала его, когда активничала сверху - во мне всегда много влаги…
Губами, щеками, глазами я ощущаю его живую, теплую, трепещущую продолговатость, ловлю ртом, чтоб не убежала и возвращаюсь, регрессирую в младенчество, закрыв глаза, совершенно ясно вспоминая чувство полноты, насыщения и удовольствия от большой и теплой соски.
Она выскакивает и бьется в моих губах.
Гарик останавливается.
Я заелась как девочка неряха.
Гарик целует мои губы, соединяя алхимическую смесь наших влаг.
Он пахнет мной, я им...
Чуть грубо, может быть желая реабилитироваться за предыдущий неуспех, Гарик стаскивает меня на пол, стул летит в сторону, он раздвигает меня, ложится сверху, и, наконец, милосердно и долгожданно входит внутрь, туда, где истомилось все, все течет...
О боже я…
Соседи, наверное, слышат.
Каждое сильное, желанное, жадное движение это крик, сладкость, смерть…
Каждая клеточка моего тела дрожит, трепещет, возникая от сладкого огня влагалища, наполняется, существует, наконец, взрывается, радуется, хохочет, восторгается, бьется, живет, любит, умирает…
Я кричу.
Мы кончаем вместе.
Бог.
Наступает блаженство, рождение, покой, существование…
Только мое влагалище и все, там внутри, вспоминая, сжимается, сокращается, заставляя меня вздрагивать и всхлипывать и чувствовать, сжимая, успокаивающийся член Гарика во мне.
Кажется этот оргазм похож на рождение ребенка.
Гарик отвечает на мои пожимания тоже вздрагивая.
Наше совместное тело, еще несколько раз содрогнувшись, успокаивается.
Успокаиваюсь я.
Мы дышим.
Я начинаю ощущать крестцом и спиной твердый пол, и как Гарик выходит из меня.
Мне жалко.
Было так невероятно сладко, пусть бы он там жил.
Я совсем не устала.
Наоборот все прозрачно, ярко, сильно.
(Какой амфетамин?)
Во мне бегает безумие.
Гарик хорошо, устало, довольно улыбается.
Он лежит на боку, закинув ногу на меня и подперев голову рукой.
Другая рука у меня на животе.
Перевернутый стул у наших голов.
“-Пойдем в комнату”,- тихо говорит Гарик.
Теперь уже можно пойти в комнату.
Уже имеет значение, лежать ли на липком линолеуме или в мягкой постели.
Мы идем в комнату.
С меня вытекает.
Нужно бы пойти в душ, но я не считаю, что всевозможные влажные итоги секса это грязь.
К тому же я немножко не знаю как себя теперь вести.
Должен Гарик что-то решать, предлагать, ухаживать.
В комнате я сажусь на краешек кровати.
Не накапать чтоб.
Бесполезно.
Я благополучно протекаю, испытывая от этого необъяснимые гордость и удовольствие
Гарик достает в шкафу большой носовой платок.
Он вытирает им себя, затем укладывает меня на кровать и этим же платком промакивает меня.
Это правильно, если бы было наоборот, Гарику пришлось бы вытираться совершенно мокрым платком.
Я все-таки сосуд и влаги у меня намного больше…
Он держит руку у меня между ног, прижимая платок.
Я выдавливаю из себя все, что можно.
Будем считать, что теперь я сухая и чистая.
Тем более, что скоро у меня внутри снова плескается море.
А потом еще………еще……ещ…
***
Пепел сигареты все-таки упал на одеяло.
Столбик пепла, я несу его вместе с сигаретой к пепельнице и все-таки не успеваю.
Это случилось.
Как и то, что я сейчас здесь.
Ночь…
К. спит дома.
Впервые он в неведенье по поводу моих дел, моего секса, моей судьбы…
(Флеш-бек).
2.
“-Зачем лампу-то ломать?”
Я не знаю, что ответить - в моем жесте слишком много всего непонятного мне самой.
Весна, мне 17 лет, в еще отапливаемой комнате провинциальной городской газеты, где собрались члены литературной студии
Красивая блондинка в групповом домашнем видео трахается с немецкими парнями
Отборное анальное порно
Прежде чем учиться танцевать нужно свое тело показать