Глава 15. День Нептуна

Несмотря на то, что за последнее время успела произойти масса событий, тем не менее, не было ни одного дня, когда бы Дима не занимался своей священной подготовкой к Черному берету.
Даже в дождливые дни, типа позавчерашнего, он находил альтернативы тому, как подкачаться, поотжиматься или еще как-нибудь обеспечить себе спортивную нагрузку. Если по какой-то причине не получалось с его нелюбимыми, но такими нужными подтягиваниями, он приседал, отжимался, бегал по спортивному полю, прыгал со скакалкой, одолженной у наших комиссаров… В общем, чего только не делал.
Продолжая недоумевать над такой целеустремленностью (а еще немного втайне восхищаясь ею), я продолжал исправно таскаться за Димой на каждую импровизированную тренировку, не говоря и слова против. Причина была, конечно, банальна: так мы могли проводить еще больше времени вместе, при этом не вызывая ни у кого никаких подозрений.
Чтобы все выглядело более естественным, Дима начал подначивать меня к тому, чтобы я присоединился ко всем этим мучениям, но меня не так-то просто было сломить. Но подошедший пару дней назад Денис, спросивший: «Звонарев, Калугин, вы чего здесь?», и получивший от командира ответ: «Готовимся к Черному берету, товарищ комиссар!», заставил меня в ту же секунду оторвать пятую точку от лавочки и рвануть на турники. Дима потом ржал так, что не мог успокоиться минут пять. А я даже подулся на него за это чуть-чуть, а потом решил, что действительно, к спорту приобщаться сейчас самое время. Не хочу больше, чтоб прохожие видели, как я сижу и пожираю Диму глазами – это совершенно точно выглядит со стороны подозрительно.
В процессе тренировок мы болтали. Обо всем и ни о чем – о школе, жизни, семье… Рассказывали друг другу всякие нелепые и ничего не значащие истории, но иногда неосознанно делились чем-то важным, сокровенным.
– Твой папа военный?
Когда Дима сообщим мне эту информацию мимоходом, так, будто уже сто раз об этом рассказывал, я остолбенел.
– А что тебя так удивляет? – чуть улыбаясь, стирая капли пота со лба, откликнулся Дима.
Ничего. И при этом все. Наличие папы в погонах, впрочем, многое объяснило для меня в характере Димы. И его настойчивость, и почти болезненную страсть к дисциплине, и кучу навыков, которые не ожидаешь увидеть у обычного среднестатистического пацана…
– У вас, наверное, хорошие отношения? – предположил я, любуясь тем, как Дима вальяжно разваливается на скамейке. Мне к нему присоединиться хоть и хотелось, но пока было нельзя: я не доделал обещанные себе подход на качание пресса.
– Вроде зашибись, – кивнул Дима, прикрывая глаза от слепящего солнца. – Только жалко, что видимся мы нечасто. Он в постоянных командировках ведь, иногда по полгода с мамой его ждем. Сначала путешествовали за ним по всей стране, а потом решили дружно, что в этом никакого смысла. Вот и осели окончательно здесь, на папиной родине, чтоб я школу спокойно закончил.
– Здорово… – протянул я сквозь зубы, в последний раз приподнимая ноги на уровень талии. Фух! Было тяжело.
– А твой папа кем работает?
Вопрос неприятно царапнул. Нет, отсутствия бати в своей жизни я не стыдился – не моя ж это вина. Но говорить об этом все-равно не любил, потому что… Ну а что тут скажешь? С другой стороны, Дима ведь интересуется без всякого подвоха. Он же не знает правды.
– Нет у меня отца, – отвернувшись от наблюдавшего за мной Димы, я сделал вид, будто завязываю шнурки, опершись кроссовкой на железную шведскую стенку. – Ушел, когда я был маленьким.
Я не видел реакцию Димы, но он молчал. Когда у меня, наконец, хватило смелости повернуться, я тотчас столкнулся с его взглядом.
– Я не знал, – пояснил он очевидное, а я лишь пожал плечами.
– Да откуда тебе было. Я ведь не говорил.
Приземлившись на лавку, я поборол желание провести по Димкиным волосам ладонью – слишком неоднозначный жест. Вместо этого я скопировал его позу: лег на лавочку, и теперь мы лежали голова к голове, уставившись в небо, раскинув ноги и руки по обе стороны от узкого деревянного сидения.
– Тогда расскажи о маме, – попросил Дима мягко. Его голос, прозвучавший практически рядом с ухом, в очередной раз заставил меня сладко поежится.
– Что рассказать...? Она работает в школе. Учитель биологии. Я к этому предмету, кстати сказать, питаю смешанные чувства – на маму смотрю всю жизнь и не понимаю, как ей вся эта муть не надоедает. Когда я танцевать пошел, потребовалось много денег: на оплату занятий, на костюмы, на участие в соревнованиях… Она тогда подработку нашла, швеей. В две смены фигачила, чтобы меня всем обеспечивать.
Дима помолчал немного, а потом внезапно выдал:
– И ты поэтому бросил?
Несмотря на жару, по коже моей прокрался на секунду стылый холодок. Ты откуда такой умный-то взялся? Экстрасенс? Читать мысли умеешь? А никто ведь за это время так и не догадался, даже сама мама. В девятом классе я сослался на кучу свалившейся работы по подготовке к экзаменам… Сказал, мол, что не успеваю. Бросил. И хотя поначалу скучал по танцам жутко, тем не менее, о своем решении не жалел.
Между нами повисла пауза, но я так и не ответил ему. Не мог. Потому что это бы значило… Что он видит меня насквозь, даже почти не зная. И это… пугало до чертиков. А еще заставляло сердце болезненно сжиматься от одной только мысли об этом. Дима…
Видимо, поняв, что не дождется от меня ответа, он вытянул руку вверх к облакам, а потом закинул ее назад, задевая мое плечо. Пальцы легонько пробежались по футболке, задели щеку и ухо.
– Дай мне руку.
Не настойчиво, примирительно. А еще так тихо, что не лежи мы голова к голове, я бы наверняка его не услышал. Не успев даже подумать, насколько это странно выглядит со стороны, я тотчас согнул руку в локте и переплелся с Димой пальцами, даже не видя, что делаю.
Содранные костяшки, твердые мозоли. Я ничего из этого не вижу, но знаю наизусть, потому что при каждой возможности рассматриваю Димины руки с интересом маньяка. Красивые, невероятно сильные, но когда Дима захочет – такие трепетные и нежные, будто он прикасается к бутонам цветов. Переплетясь фалангами, мы будто сковали замок – крепко и надежно.
Димин большой палец поглаживал мой мизинец. Осторожно, неторопливо, и до болезненности интимно. Я понимал со слепящей ясностью, что парни – обычные, нормальные парни – не делают ничего даже отдаленно похожего. Кажется, любое наше с Димой прикосновение выдавало нас с головой: похлопывание по плечу, держание за руки, объятие, шутливый тычок в грудь… Именно поэтому, находясь в окружение взвода, мы не то что не касались друг друга, а даже держались на почетном расстоянии. Гладили взглядами, обменивались улыбками… только и всего.
Я чуть сильнее сжал Димины пальцы, понимая: надо бы прекращать. Идти обратно в корпус, где нас с минуты на минуту хватятся, заниматься делами взвода… Но хотелось продлить этот момент еще хотя бы на секундочку, еще чуть-чуть ощутить это тепло, послушать это дыхание, вдохнуть ставший таким знакомым запах…
Услышав вдали треск веток, я резко сел, пытаясь проморгаться от солнца. Нет, поблизости никого не было. Лишь вдали, пробегая мимо деревянной беседки, о чем-то хихикали Митя и Лика, держащиеся за руки.
– Они теперь встречаются, – сообщил я очевидное Диме, смотрящему им вслед.
– Спасибо, кэп, – усмехнулся он, поднимаясь. – И что только навело тебя на эту мысль?
– Мы с пацанами в комнате как-то раз обсуждали, кто кому нравится из девчонок в лагере, – поделился я и увидел, как резко внимание Димы сфокусировалось на моем повествовании. – И Митя тогда ничего конкретного нам не сказал. Думаю, ему нравилась Лика, но она видишь, то со мной танцевала, то с тобой… Наверное, после определенных событий… Митя понял, что на самом деле соперников у него нет.
Дима громко захохотал.
– Жаль, что вы не обсудили тогда, кто кому нравится из парней. Это бы сразу решило кучу проблем!
– Ах ты!!!
Продолжая ржать, как ломовая лошадь, Дима понесся по направлению к корпусу, а я рванул за ним, намереваясь догнать и хорошенечко надавать умнику по ребрам за дурацкие шутки.
***
На следующее утро я проснулся с мыслью, что до окончания смены осталось несколько дней. Это было ничтожным количеством времени, но пока еще рано впадать в отчаяние.
Вместо этого внимание к себе в очередной раз привлек мой неугомонный организм. Я сдержал страдальческий стон и закатил глаза к потолку. До лагерной песни-будильника оставалась буквально пара минут, и нет никаких шансов, что к тому времени все пройдет.
Нет, я уже почти привык просыпаться со стояком. Раньше, разумеется, это тоже случалось, но не каждый же день, как происходит теперь! Началось все в аккурат тогда, когда начали всякие разные вещи происходить между мной и Димой… Сложить дважды два труда не составляло.
Наверное, то, что он на меня так сильно влиял в физическом плане, не было странным. И тем не менее, я все равно удивлялся. Ну не могло же так долбануть от пацана… Или могло?
Ответом мне стала еще больше налившаяся тяжесть в паху, отчего пришлось поерзать, поправляя на себе белье. Мысли о Диме… возбуждали, и я все еще испытывал трудности в том, чтобы это признать. Будь я сейчас дома, я знаю, что бы сделал. Но увы, я рядом с тремя сопящими пацанами, которые, к тому же, с минуты на минуту уже станут весьма бодрствующими. Вот это картина была бы, конечно. Перед одним из них я уже опозорился, за компанию втянул бы и других – домой можно ехать прямо сегодня.
По привычке я крутанулся на живот, чуть сильнее прижимаясь к матрацу и испытывая от этого толику облегчения. Ничего, сейчас зарядка, и прохладный ветер вперемешку с физической нагрузкой должны помочь решить проблему. Чаще всего помогали, во всяком случае. Но иногда нет. Иногда приходилось искать альтернативу, которой, конечно, становился туалет. А что еще? Это буквально единственное место, где ты можешь остаться наедине с собой.
К счастью, зарядка помогла. Под конец многочисленных приседаний, я уже и думать забыл, что меня что-то там отвлекало. Не помогал только Дима, улыбавшийся мне чуть сонной улыбкой, зато сверкавший своими мышцами из-под натягивающихся постоянно футболки и шортов. Взглянув на это безобразие один раз, я отвел глаза и не возвращал их на Диму до самого конца упражнений.
Ближе к двенадцати на улице так распогодилось, что стало почти невыносимо жарко. Температура скакнула до тридцати трех, и это наверняка был самый жаркий день за всю смену. Я слышал, как младшенькие клянчили у комиссаров поход на речку, а я про себя ухмылялся их наивности: скорее нам назначат лишний наряд, чем пустят купаться, ведь такой оравой идти слишком опасно.
Денис, выслушивающий просительные «Ну пожалуйста!» от малышей лишь качал головой и слабо усмехался. Сегодня у него опять было хорошее настроение: он не орал, не бросался армейскими присказками и в целом выглядел довольно удовлетворенно.
– Ангел-хранитель Оксана снова снизошел до нашего пубертатного подростка-истерички Дениса? – тихо шепнул я Диме, когда мы по команде от взорвавшейся петарды выстроились на плацу.
– И как ты только догадался, – ответил Дима, косясь на вышеупомянутую комиссаршу. – Он мне, конечно, ничего не говорил, но я сам видел, как они болтали после завтрака возле столовой. Денис выглядел как придурок, но тут уж я ему ничем не мог помочь.
– А последние несколько дней что было не так, ты в курсе?
– Да куда я денусь, – все тем же шепотом откликнулся Калугин. – Конечно в курсе. Это же я выслушивал, что Оксана, оказывается, своему взводу то вечер настолок устраивает, то мультики с ними смотрит… А дискотеки при этом пропускает! Бессовестная!
– Уж куда хуже, – мне трудно сдержать смех. – Ааа, ну то есть то, что она хороший комиссар, в отличие от некоторых, Дениса ни в какую не устраивает?
– Да ему плевать, какой она комиссар. Его волнует, что он не может получить возможности с ней пообжиматься! Вот где настоящая проблема.
– А чего Оксана вообще так заморачивается? – внезапно пришла мне в голову мысль. – Может, она специально от него прячется, вот и выдумывает своим всякие развлекаловки?
– Нет, – Дима категорично помотал головой. – Дело в том, что она просто и вправду хороший комиссар: у нее же взвод наполовину малыши. На дискотеки им ходить неинтересно, сами себя развлечь не умеют. Вот она и носится с ними, а Денис этого не понимает.
– Какая жалость, что в нашем взводе не ТЫ комиссар, – полуиронично хмыкнул я. – Глядишь, мы б жили так же весело, как шестые!
Дима открыл рот, чтобы съязвить что-то в ответ, но его внезапно перебило злобное шипение:
– Мальчики, мне вам рты силой позатыкать, что ли? Отставить разговоры!
Мы виновато покосились на Викторию и тут же замолкли. Наверняка она, стоя рядом, услышала что-то из нашего диалога, и приняла это на личный счет. В целом, она все, что касалось Дениса, принимала на личный счет.
Вдруг взводы дружно загудели. Мы, увлеченные своими сплетнями, совершенно пропустили речь AC/DC, что-то воодушевленно вещавшего уже пять минут как.
– Что? Что случилось? – взволнованно затараторили мы, оборачиваясь к своим в поисках ответов.
– День Нептуна! Сегодня! – послышались радостные возгласы со всех сторон.
Я непонимающе нахмурился. День Нептуна? Это который бог морей? Так что, нас все-таки поведут на речку?
Но, разумеется, никуда нас не повели, как бы наивные кадеты об этом не мечтали. Вместо этого праздник был организован прямо на территории, и оказался даже лучше, чем я ожидал. Мы со взводом бегали по станциям, выполняя разные задания – то связанные с бегом и прыжками, то с загадками, а иногда – с вопросами на эрудицию. Когда я стал единственным, кто правильно ответил на вопрос «Как звали Нептуна в греческой мифологии?», Дима картинно изобразил возмущение, а я показал ему язык. Над нами хохотал весь взвод, наивно полагавший, что мы с Калугным бодаемся за звание самого умного. На деле же мы сражались в соревновании «Кто из нас двоих лучше выпендривается».
А после всех этих станций, нашей последней задачей стал импровизированный концерт. Нам дали час на то, чтобы каждый взвод подготовил какой-нибудь забавный костюм и продемонстрировал его на сцене в связке с выступлением.
Сие безобразие впервые проходило на открытом воздухе, и взводы с трудом втиснулись на нашу деревянную эстраду, центр которой и стал своеобразной сценой и одновременно подиумом для выступающих.
Костюмы не были ограничены какой-то одной темой, но учитывая название праздника, в основном были «водные персонажи»: русалки, водяные, золотые рыбки… Когда в центр вышел наш Дима, одетый в искусно сооруженный девчонками костюм осьминога, и затанцевал хаотично под I like to move it move it, я просто не мог перестать смеяться. И гоготал до слез вплоть до самых последних тактов, когда командир, невольно задев своими щупальцами нескольких зрителей, раскланивался всем под громкое счастливое улюлюканье.
И провожая его взглядом, я почти слышал, как громко в груди барабанит сердце, удивлялся, что не слышно остальным, а еще недоумевал: как вот эти глупости могут вызывать в моей душе подобную бурную реакцию? Когда мне так хорошо, так радостно, вплоть до того, что хочется заплакать? И почему, когда я смотрю на Диму, внутренний голос шепчет собственническое «он мой» – снова и снова?
Из состояния транса меня вывел Димитриенко, который, не успев объявить победителя (конечно же русалка), внезапно извлек из-за спины бутылку и выстрелил из нее водой! Ответом на это стал дикий визг, а AC/DC сказал, что водные баттлы объявляются открытыми, вызывая еще большее безумие.
Дальнейшие события сплелись в водоворот хохота, дрожи от бесконечно льющихся на спины холодных струй и жаркого солнечного света. Каждый раздобыв по бутылке, пацаны по безмолвному согласию устроили настоящую охоту на всех, кто чудом остался сухим. Ни один не пройдет! Таков был их девиз. Так что даже тех несчастных, кто пытался скрыться в своих комнатах, где, разумеется, нельзя было брызгаться водой, ждала все та же участь. Их силой вытаскивали на улицу и точно также обливали с ног до головы – увы, девчонки тоже не стали исключением.
Мы с Андреем, Димой и Севой носились наперегонки, пытаясь попасть друг в друга так, чтобы не осталось ни единого сухого участка одежды. В какое-то из мгновений Дима ни с того ни с сего подхватил меня, усадил к себе на спину, и мы понеслись атаковать Миху и Васька, как-то особенно сильно распоясавшихся на другой половине поляны – якобы в шутку, но все же не совсем. В пылу боя я не мог отмести от себя ощущения кайфа… Я прижимаюсь к влажной Диминой спине, чувствую, как его крепкие руки поддерживают меня. Главное, не сосредотачиваться слишком сильно, а то конфуз сегодняшнего утра снова меня посетит.
После таких забегов и вправду не осталось ни одного сухого человека в целом лагере, даже комиссары пострадали. Потом все дружно отправились переодеваться и сушиться, а вскоре после этого – ужинать. Водные процедуры пробудили во всех зверский голод, и кажется, на моей памяти в первый раз в столовой почти никто не оставил ничего лишнего на тарелках.
Уставшие, разморенные, мы поползли на заслуженный отдых в своих комнатах. Однако, у некоторых все равно остались силы на дискотеку – как обычно, в основном это были девушки.
Я думал, что никуда не встану, и буду блаженно валяться на кровати, перебирая яркие воспоминания сегодняшнего дня до самого отбоя. Но сначала из комнаты исчез Митя, затем его примеру последовали Сева с Андреем… И уж когда в дверном проеме мелькнула голова командира, я понял, что отдых откладывается на потом.
– А чего мы не на дискотеке? – с игрушечной претензией поинтересовался он, заходя в комнату и приваливаясь к косяку плечом.
– А мы должны? – приоткрыв один глаз, спросил я, складывая руки за головой.
– Не должны, но нам бы не помешало, – выразительно выгнул в ответ бровь Дима.
– Это еще зачем?
– Такой весь из себя умный, а порой рассуждаешь, как ребенок малолетний, – попенял мне Дима, осторожно усаживаясь на край кровати как можно дальше от меня.
– Я не догнал, – нахмурился я картинно. – Можно для малолетних более простыми и понятными словами?
– Дурачка-то из себя не строй! – голос зазвучал сурово, но глаза откровенно смеялись.
– Да я серьезно, о чем ты? – переключаясь с флиртующего на рабочий тон, поинтересовался я.
– На дискотеке нам надо показаться. Чтоб вопросов поменьше вызывать. Потому что то, что мы все время вместе где-то пропадаем, не видно разве что слепому.
Я не был согласен с Димой: мне казалось, что всем на нас глубоко плевать. Впрочем, его тревогу я более чем разделял. Подозрения – это последнее, чего я хотел для нас. Поэтому без лишних слов встал, изображая готовность идти.
На дискотеке было как всегда шумно, душно и весело. Взводы, подружившись друг с другом за это время, уже все перемешались, и сейчас я видел наших третьих то в одном, то в другом углу. Дима, незаметно подмигнув мне, тут же двинулся в сторону сцены, где рядом с ди-джеем восседал его коллега – командир четвертого взвода. Я, окинув толпу взглядом, махнул рукой Андрею и Севе, отплясывающих что-то очень похожее на степ, улыбнулся на Митю и Лику, которые вместо танцев ворковали о чем-то в углу… А сам, решив, что сегодня у меня нет больше сил, упал на лавочку в ожидании Димы.
Из-за пляшущего света и сверкающего стробоскопа, я едва мог различить его широкоплечую фигуру. Поэтому, посидев пару песен и почувствовав, что у меня заложило уши, решил подождать его снаружи. Думаю, он догадается, что искать меня следует на улице.
Выйдя за дверь, я с кайфом вздохнул свежий воздух, дефицит которого в зале ощущался очень значительно. Ноги мои от сегодняшней бесконечной беготни снова просили у меня отдыха, но увы, ни одной скамейки в радиусе десяти метров не наблюдалось. Наверное, это было сделано специально, чтобы подростки не миловались тут и дали остальным нормально отдохнуть.
Улыбаясь этой мысли, я отошел подальше, под березы – туда, откуда хорошо просматривалась входная дверь, и где Дима бы сразу увидел меня, когда вышел. Каких-то две недели назад мы с ним на этом самом месте рычали друг на друга разозленными волками, а сейчас… Вон как все получилось. Удивительно. А может, и не очень.
– Ты сегодня снова решил проигнорировать дискотеку?
Легонько вздрогнув, я обернулся к обладательнице мягкого голоса. Ею оказалась Кира. Пропав в своих мыслях, я не заметил, как она подошла, тихо и неслышно, словно кошка, а сейчас смотрела на меня своими выразительными глазами.
– Типа того, – туманно откликнулся я, понимая, что фраза «жду тут Диму» прозвучала бы максимально странно.
– Наш главный танцор, похоже, не так уж и любит танцевать, – в интонации Киры звучал полувопрос.
– Жизнь такая насыщенная, что на дискотеки не всегда хватает сил, – ответил я откровенно, почему-то не в силах солгать этим честным карим глазам.
Кира кивнула и замолчала. Сложив руки на животе, она прижалась спиной к соседней березе, прислушиваясь к звукам, доносящимся из зала. Звонкая забойная мелодия кончилась, и на смену ей вновь пришла медленная и тягучая песня, в которой девушка мечтает стать ветром.
– Тём… Не хочешь снова потанцевать со мной?
Я резко обернулся к Кире всем корпусом. Она не отреагировала: продолжала смотреть на дверь в танцзал со спокойным, едва ли не равнодушным лицом. Я бы ни за что не догадался, что она нервничает, если б не заметил, как часто вздымается ее грудная клетка от прерывистых вздохов.
Я был таким придурком. Слепым, абсолютно невнимательным и нечутким идиотом. Утонув в открытии нового себя, я совершенно не видел, что твориться вокруг, хотя происходящее было очевидно любому мало-мальски внимательному человеку. Ее постоянные взгляды, попытки завести разговор, случайные касания на построениях… Дибил!
– Кира…
Я не знал, что ей сказать. Не знал, как отказать так, чтобы не задеть ее гордость и чувства. Потому что Лика, например, хоть и не нравилась мне по-настоящему, тем не менее своим отказом ранила тогда довольно сильно! И я не хотел повторения. Даже когда тебе отказывают просто-так – это больно. Что же ты чувствуешь, когда отказывает тот, кто нравится?
– Ты не пойдешь, я знаю, – сказала вдруг Кира спокойно, и, наконец, подняла на меня взгляд. – Но попытаться все же стоило. По крайней мере, я не буду потом жалеть.
В ее лице не было и намека на жалостливость – только спокойное принятие, вперемешку с легкой грустью. Мне на секунду захотелось ее обнять.
– Ты такая классная, Кир, – сказал я вместо этого искренне. – И такая смелая. Мне очень приятно, правда. Спасибо! Но я не могу.
– У тебя кто-то есть, да?
Я мысленно выругался. Мозг, поплывший от постоянного присутствия Димы в моей жизни, кажется, превратился в кисель и совершенно не помогал фильтровать базар. Это ж надо было ляпнуть такое! И вот что теперь ей отвечать?
– Угу, – нехотя кивнул я, понимая, что теперь соврать будет не просто некрасиво, но еще и неправдоподобно.
– Я подозревала, – улыбнулась Кира совершенно беззлобной улыбкой. – У тебя в последнее время такой мечтательный вид.
План номер один: дать себе по башке, чтобы выбить из нее всю дурь и стереть с лица блаженное (и палевное) выражение!
– Наверное, ты не скажешь, кто?
Я помотал головой и слегка отвернулся, чувствуя, что безбожно краснею. Ох, Кира, если бы ты знала, кто! Даже твое непробиваемое спокойствие бы рухнуло! И скорее всего ты тут же перестала бы смотреть на меня тем взглядом, которым смотришь сейчас.
– Спасибо за честность, – Кира шагнула ко мне ближе, и ненавязчиво взяла за руку. – Мне теперь гораздо легче, когда я знаю, что нет никаких шансов. А то я с самого начала смены ходила и гадала: а вдруг повезет и ты ответишь мне взаимностью? Может все же стоит рискнуть? Теперь я хотя бы знаю, что шансов нет и никогда не было.
– Ты офигенная девчонка, – сказал я искренне, пожимая хрупкую ладошку. – С тобой бы с радостью встречался любой здешний парень! А я просто…
– Влюблен, – подсказала мне Кира, заглянув напоследок в глаза, и отпустила мою руку.
А я в этот момент словно бы услышал перезвон серебряных колокольчиков. И был в такой прострации, что даже когда спустя несколько мгновений рядом со мной оказался Дима, не сразу смог на него среагировать.
– Мне сейчас показалось, или я и правда это видел? – спросил он, и в шутливой интонации я услышал вполне себе возмущенные нотки.
Потребовалось еще несколько мгновений, прежде чем я пришел в себя, схватил Диму за локоть и потащил на качели, дабы вкратце пересказать невероятные события сегодняшнего вечера.
А в голове все еще звучал проникновенный голос, который будто великое таинство сообщал мне раз за разом. Влюблен. Влюблен? Влюблен!
Боже мой, а ведь она права. Дима нравится мне несомненно, но это слово кажется таким слабым и неподходящим… А правильное слово – вот же оно! Звучит пугающе до сжимающихся кишок, до дрожи в кончиках пальцев, до кома в горле.
Сам не заметив как, я влюбился в него.