Гитарист и доступная подружка занимаются сексом на диване

Гитарист и доступная подружка занимаются сексом на диване




⚡ ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

































Гитарист и доступная подружка занимаются сексом на диване
Сайт с возрастным ограничением 18+. Незамедлительно покиньте
сайт ebasex.me, если вам нет полных восемнадцати лет, или законы вашей страны проживания
(пребывания) запрещают просмотр материалов порнографического характера.


Сайт с возрастным ограничением 18+. Незамедлительно покиньте
сайт ebasex.me, если вам нет полных восемнадцати лет, или законы вашей страны проживания
(пребывания) запрещают просмотр материалов порнографического характера.


Сайт с возрастным ограничением 18+. Незамедлительно покиньте
сайт ebasex.me, если вам нет полных восемнадцати лет, или законы вашей страны проживания
(пребывания) запрещают просмотр материалов порнографического характера.



БОРИС АЛФЕРЬЕВ

ЗДРАВСТВУЙТЕ ДЕВОЧКИ!




Бесм’илло во рахмон во рахим!
Размышляя над прошлым своим познаешь свое настоящее, и создаешь свое будущее, человек.
М-да, вот начало так начало!

Несмотря на название, несколько игривое, сразу разъясню, что касаюсь я довольно серьезных вопросов, однако, отходя от принятых по этому делу традиций, а может быть, возвращаясь, напротив, к истокам их — «Метаморфозы» Апулея повествовали о довольно серьезных вещах — я все же обсуждаю все эти «проклятые вопросы» с точки зрения, не скажу обывателя, а, скорее, со своей собственной — человека, варящегося в котле всех этих «всемирно-исторических процессов» уж сорок один год, и на основе примеров, которые наблюдал лично, или же что-то знаю; коротко говоря: отвлекаясь от беспристрастности историка и публициста, изложу точку зрения более личную, хоть и не лишенную модного экзистенциализма, но что тут делать — слава Богу, до экзистенциальных концепций я в свое время додумался сам, не читав ни Сартра, ни Камю тогда, впрочем, читав и Фолкнера, и Олдингтона; без хвастовства — Камю и Сартр только подтвердили мне то, что я сообразил и до них, чему я, кстати, не обрадовался, просто отметил это себе, и все, ибо для меня экзистенциализм есть некий только мысленный эспандер, позволяющий синтезировать прямо противоречащие друг другу суждения в дуальные, а не в привычно диалектические построения; еще очень хорошо здесь помогает Специальная Теория Относительности, если кто измудряется ее вполне понимать, я, вроде, понимаю. Неопределенность, неодновременность и нетождественность позволяют делать такие выводы, которых с формальной логикой сроду не сделать, ну и, соответственно, анализируя всяческие загадки и путаницы, есть смысл пропускать их через такой вот перегонный куб — получаются интересные на выходе эффекты.
Благодаря этому я мыслю особенными категориями, не так просто. И то и это, и за и против — для меня нет только черного или только белого, для меня есть все сразу. И как-то сами у меня выходят некоторые логические игры, которые помогают мне так мыслить. Да, что далеко ходить: вот я летом шел домой с ночной тренировки, понимай — ночной пьянки… Была бы охота пить? А была охота выть в пустой квартире? Все как по кругу, колесо какое-то беличье, да и только. И вот: в отходняке этаком, накушамшись, ест-стно, шел я по проспекту под ярким солнцем, на плече вещмешок, и было у меня полное ощущение, что иду я с войны — с долгой войны, наконец, на дембель. Основания к этому были: вспомнил я, как по молодости, да по детству фактически, проклял я город, в котором живу — проклял, и с тех пор не любил ни его, ни людей, его населяющих. Это было во времена первой моей любви, образца восьмого класса средней школы — ох, времена, прямо скажем, для меня уж эпические… И осознал — загадочка для психологов и психоложцев… осознал, что все это время я со своим городом находился в состоянии пусть вялотекущей, но вполне настоящей войны, и, как-то так получилось, что войне пришел конец, пришел сам собой, время вышло. Никто никого не победил, понятно: ни я не на кладбище, ни город не сгорел. Время вышло, тайм-лимит. Однако, досталось мне на орехи. Да, так пошел я туда, где она тогда жила, первая моя любовь, да, в общем, и не любовь, а генеральная репетиция оной (ох, лиха была беда началом!) — постоял под ее бывшими окнами — новые хозяева ее квартиры, что интересно, даже застекленного ее балкона не изменили, а лет-то прошло! — постоял, и опричь того с городом своим вполне примирился. Бывает: каждый человек внутри себя содержит целый мир, да и не один я таков. Я вернулся.
Но Город при этом остался таким, как и был. Просто я теперь снова люблю его. И жалею.
 Но к делу!

Давно, господи, еще во время службы в ВЧ 84520 услыхал я от офицеров шутливый тост, и с него и начну, пора уже его увековечить: «В стародавние времена на территории современного Точикистона жил великий Эмир. И когда он умирал, он созвал своих нукеров, и сказал им:
— Дети мои, когда я умру, положите меня в золотой саркофаг, и закопайте меня на простом поле.
— Зачем? — сказали нукеры, — Мы тебе построим такой мавзолей, который будет выше Гур-Амира, и шире дворца падишаха…
— Вы не понимаете, — сказал Эмир, — Через тысячу лет простая девушка будет вскапывать свое поле, наткнется заступом на мой золотой саркофаг, откопает его, откроет, увидит, какой там шикарный мужчина, поцелует меня, я воскресну, исполню восемнадцать ее желаний, и порабощу ее страну!
Восхитившись мудростью своего Эмира нукеры так и сделали.
Через тысячу лет простая студентка Катя, археолог, наткнулась своей лопатой на золотой саркофаг Эмира. Она откопала саркофаг, открыла, увидела, какой там шикарный мужчина, поцеловала его, он встал из гроба, и сказал:
— Девушка, сейчас я исполню восемнадцать твоих желаний, и порабощу твою страну!
— Нет, — сказала Катя, — Ты исполни одно… но восемнадцать раз!
Этого великий Эмир исполнить не смог, и удалился, не поработив дружную семью народов СССР.
Так выпьем же за наших прекрасных женщин, которые каждый день спасают нашу великую социалистическую Родину от порабощения!»
Вот.


Ехал не так давно в маршрутке, видел на улице свою бывшую. Так себе бывшая, сильно не изменилась — одета так же, выглядит так же. Новое счастье не счастливее старого.
Проехал мимо, и ничего не шевельнулось. Нигде. В сердце пустота и пепел.
Помню, когда она появилась в моей жизни, я очень болезненно расставался с предыдущей своей бабой, кстати, ее звали Катя, и она была археолог (!) — расставался тяжело, и все ждал от нее звонка или СМС, так как не имел о ней информации. А СМС посылала Роксана, с какой-нибудь ерундой, призванной меня заинтересовать; и каждый раз, бросаясь к мобильному, и видя сообщения от нее, я кричал вслух: « — Господи, только не ты!!!!»
А потом не мыслил своей жизни уже без нее.
А теперь не могу понять, как я смог два года терпеть ее сумасшедшую жизнь, которая стала моей.
А она год назад физически заболевала, если я пропадал больше чем на сутки. Приходилось уезжать с игр посередине, и никто не мог понять, зачем я это делаю.
А теперь она всем утверждает, что просто «играла в люблю», и «на самом деле ничего не было».
И когда и кому нам верить?
Да мы себе верить не можем — потому что нельзя нам верить даже себе!
Бесполезно.
Что бы мы не сделали, себя сами уж мы всегда оправдаем.
Мы придумаем себе будущее, и извратим свое прошлое. Так, как нам удобно.
Вот такие мы.
Это такой экзистенциализм нашей жизни.
А проще сказать: мы сами не знаем, чего мы хотим.

Да разве в нас дело?
"Они — как трава. Как трава, которая сейчас завянет. Которая к вечеру будет срезана и засохнет". (Талмуд).
Это про нас.
Мы — как трава.
DOMINUS MEUS — DOMINUS MUNDI ( Надпись на косе, которая принадлежит Смерти).
Владыка Мира, срезающий сухую траву — Смерть.
"Что вложил ты в уста Его, то Его оживляет, что там, то дает Ему облик и образ, как там, то Его качество, сколько там, то Его жизнь". (Эсроэль Лев).
"СЛОВА НЕ ПАДАЮТ В ПУСТОТУ" (Сэфер 'а Зогар).

Вот мне интересно, и я не боюсь тут показаться параноиком, так как не обо мне одном речь, нас таких немало, так вот: почему, стоит нам заняться каким-либо делом, и при этом задеть, прямо или косвенно, комплекс наших, этих самых, «проклятых вопросов», как тут же начинаются с нами всяческие неурядицы — от доносов на работу, в результате чего мы работы лишаемся — то есть лишаемся в буквальном смысле слова куска хлеба, и в личной жизни нашей появляется какой-нибудь очередной «нахал», который активно лезет в эту нашу личную жизнь с целью одной — разрушить ее, лишить нас не просто подруги и регулярного секса — это-то мелочь, но ощущения стабильности и «прикрытых тылов» — это, кстати, в некоторых случаях приводит и к трагедиям, и уж точно — к дискомфорту, отвлекает от дела. А? Почему так? Нет, вроде мелко и смешно, но великие Тайны Тайн, и трагедии, если разобраться, состоят ведь все из таких вот мелких и «смешных» мелочей. Хотя, в общем, не в нас дело, боюсь — это общий принцип, в качестве иллюстрации которого можно стать настолько нескромным, что процитировать и самого себя:
«Мы живем в Городе Одиноких Людей. Город Одиноких Людей находится в Стране Одиноких Людей. Страна Одиноких Людей находится в Мире Одиноких Людей. Мир Одиноких Людей повис в Пустоте.» (Игра в Воскресение).
Это было наблюдением с натуры. Это такая квинтэссенция — да вы присмотритесь! — всеобщей разобщенности всех и всея в нашем окружающем «Глобальном Информационном Обществе». И, думаю, это культивируется и делается нарочно — пропагандой как индивидуализма, так и половой или потребительской распущенности — лучший способ сделать всех людей «самими по себе», талмудистской «сухой травой». Еще этот эффект достигается эрзацем общения и социального поведения в Интернете — уж коль скоро все перешло туда, в реальной жизни должен, обязан наступить больший или меньших аутизм отдельной личности, тут еще свою роль играют и навязываемые всем нам известнейшие страхи — от СПИД до маньяков и торговцев мясом — наши СМИ уже превратились просто в индустрию страхов, загоняющих население в безопасный и недорогой интернет или сетевой маркетинг… Один человек и есть один, один в поле не воин, и уж ночью-то, наедине с подушкой, он сознает, что один, никому даром не нужен, и положиться ему не на кого, и делать что-то, в общем, не для кого, стало быть, и незачем… А может, делается это и для разжигания зависти: у них-то, правильных и избранных, везде все в порядке, это ли не свидетельство их Истины? Получается вроде как заперли индивидуума в клетку, и морят голодом, так того мало — у него же на глазах садятся, и организованно и вкусно жрут — ничего не напоминает? А я напомню: цеппелиновцы в 42-м, сначала приказывали советских военнопленных три дня вообще не кормить, а потом приходили, и призывали идти в разведшколы или в РОА позднее, и согласившихся тут же, у всех на глазах, кормили кашей, для чего подгоняли, и ставили на видном месте полевую кухню. Тот же принцип, грубо — но работает.
И так ли уж мелко и недейственно воздействие на личность с помощью пищи и женщины? Вспомним иранских маздакитов? Ведь стоило Маздаку декларировать, что любой человек имеет право НА ХЛЕБ И ЖЕНЩИНУ, как за ним поднялся весь Иран, вместе с шахом! — и они тут же устроили по всему Ирану такой военный коммунизм, который и блаженной памяти Льву Троцкому не снился! Хлеб и женщина — инструмент очень действенный, и если его своевременно применять, у всякого можно отбить всю охоту лезть не в свои дела, а что тут не применить — это просто, достаточно иметь в резерве некий штат идеологически подкованных всего лишь соблазнителей и соблазнительниц, и еще доносчиков, самое главное, что и те и другие действуют всегда вполне добровольно и инициативно, причем совершенно бесплатно и в подготовке не нуждаются — самоообучающиеся, и их деятельность — их же просто стремление, да, психопатологическое, но очень и очень распространенное. И им нужно только прикрытие, защита, чтобы в случае, если их за их пакости призовут к ответу, было бы кому вступиться, и такие «стучали» в КГБ на соседей и коллег, а в девяностые — бандитам, и они всегда сами хотят «стучать», им это нравится. И любое «коммьюнити», которое может пообещать им свою защиту и покровительство, получает их со всеми потрохами, и настолько, что даже не надо и трудиться, и указывать, кем им следует «заняться», сами соображают, опять-таки проявляя активную инициативу. Так что довольно просто предположить, что именно этот вот инструмент против всех бунтарей и несогласных во все времена и во всех народах использовался и используется, и, можно сказать, что если вы имели смелость что-то табуированное и тайное задеть, и наступить каким-то чертям на хвостики, то, что вы за этим лишились всего, сидите на пепелище, и пеплом посыпаете главу свою — не случайно, совсем не случайно! Никто же точно не знает, о чем сговариваются ДВОЕ, когда вы их не слышите — никто вам и не скажет, может сговариваются, а может — нет, недоказуемо, никто не слышал. Но если есть посыл — действие, есть и сила, действие произведшая, есть и заинтересованность. Случайностей в мире вообще не бывает, бывает лишь нечто, на случайность похожее.
И я теперь, с сердцем, в котором пустота и пепел, и ничего больше, во всяком случае знаю, за что мне это: я дерзнул подняться на борьбу с Истиной, которая должна быть принята всеми, что только и докажет истинность этой Истины… иначе все зря, все напрасно, вообще все. Слишком много напрасно, так что лучше таких как я растоптать, и нас можно и должно искренне ненавидеть.

Однако, я отвлекся.
Повторяю совершенно честно: увидел ее, и… и ничего. Пустота и пепел остались, но с ней уже даже и не связаны — с глаз долой, из сердца вон. Обычное дело. Круг замкнулся, и противоречий нет, как говорят каббалисты. Вернулись к тому, с чего начали.
А что было делать, выскочить, что ли, из маршрутки, и запеть на манер муэдзина: «— Сэстра нашя Рокша-ан!»?
Неудобно как-то.
Года четыре назад она так же стояла почти в том же месте, и я прошел мимо. Просто прошел и все.
Все вернулось на круги своя.
И что?
Обычное дело! Осталось имя в списке имен: Роксана.
Там еще есть Карина, множество Наташ, Лен, Тань, Кать, Оль, Свет, две Гали, Ира, Юля, Эля, господи, всех и не вспомнить! Гаянэ еще была. Лайла была. Суламифь даже. И теперь одна Роксана. Одна и останется — редкое имя.
Вернулись к тому, с чего начали.

Мы всегда возвращаемся к нашему же началу, хотя нам хуже горькой редьки уже надоело это.
Мы возвращаемся.
Мы никогда не хотим этого: вроде все сказано, и все ясно, и хоть мы кому-то и обещали вернуться, если честно, возвращаться мы не собирались — обещание было дано походя, так, как надежда, которой не суждено сбыться. Обещать мы вообще умеем, умеем очень хорошо, особенно у нас получается с «любовью до гроба»… в сотый раз, и все до гроба, понимаешь… и так до гроба, ехарный бабай! После десятого это становится привычкой, и, кстати, чаще всего в это мало верят, и безусловно правильно делают. Мы обещалкины, все, причем все сразу. Обещаний своих мы как правило не сдерживаем, потому что не можем — мы же несчастные, брошенные дети, мятущиеся в моментном настоящем между позором и болью нашего прошлого, и непредсказуемостью нашего будущего, которое может быть ЛЮБЫМ, только, почему-то, однозначно не тем, какого мы для себя планируем и ожидаем. Есть от чего ошалеть, и каждый раз то, что должно случиться по всей логике предыдущих событий, и о чем мы, кстати, отлично знаем, или догадываемся, тем не менее наступает для нас совершенно неожиданно, или уж, во всяком случае, совершенно не вовремя, и мы, стремясь уцелеть в очередной катастрофе квартирного масштаба, уходим в «аварийную защиту»: ищем виноватого, и быстро находим виноватого, после чего стремимся «примениться к местности», замаскироваться под зеленый куст или кучу мусора, забыться, смешаться с толпой, и больше никого своими персонами не беспокоить, и своими суждениями не обижать. И каждый раз стремимся начать свою жизнь «с начала» — только в начале мы писались в пеленки (памперсы), так начиная, надо начинать в том числе и с этого, это же логично! — но этого мы себе не хотим, и ходим, как обычно, в унитаз или в раковину. Ну и никакого «с начала», естественно, не получается.
И не все оказывается сказано, и не все оказывается ясно, напротив, выясняется, что ничего не ясно, и ничего ровным счетом не сказано: то, что было выражено, толком никто не понял, предпочитая копаться в грязном белье, в то время как углубляться надо бы было в себя самих. Но в себя самих углубляться тоже чревато: тот, кто слишком долго смотрит в себя, начинает смотреть в бездну, если, конечно, ему хватает ума понять это. Но если долго смотреть в бездну, на дне ее увидишь себя, но уж на это, действительно, нужна и ума палата, и терпение, и даже, пожалуй, определенная отвага. Это выход для немногих, а большинство, не в силах вырваться из круга событий и неопределенных состояний, захваченные этим, возвращаются, чтобы расставить все точки над теми «I», которых сами и наплодили на свою голову, и, заодно, наставить новых «I» еще больше — это ведь неизбежно, в конце концов. И объявляют нам: «Мы вернулись, берите нас за рупь за сорок, или идите на х…!» Коротко и со вкусом.
Я тоже все время откуда-то возвращаюсь куда-то, порой не очень представляя себе, зачем это делаю. А чем я лучше или хуже других? Так или иначе, подобно рыбе, стремящейся к месту нереста, мы всегда возвращаемся туда, откуда пришли, пусть нас порой здесь и забыли, и, тем более, что много воды утекло, все давно изменилось, и чего-то, или кого-то уже нет здесь, и часто — больше никогда и не будет. Тем не менее, мы возвращаемся.
Так устроен мир.
Те, кого с нами уже нет, по той или иной причине, пусть сами хоронят своих мертвецов. О них нет речи, и нет возврата к прошлому, которого, тем более, уже нет. Так что о том, что было, но не имело последствий, и о тех, кто был, но это теперь безразлично, ныне разговора не будет. Бывает в жизни так, что следующий шаг служит той границей, за которой все становится по новому, и к прошедшему возврата нет: нет в этом ни нужды, ни смысла.
Да, вперед, и не возвращаясь никогда туда, откуда уже ушли — нет от этого добра никому, и не будет. Бессмысленно бывшей подруге, как бы я ее ни любил до сего дня, прийти сейчас, и предложить начать все с начала — зачем? — говорил уже про начала и памперсы, тут то же самое — фарш невозможно провернуть назад; и с начала не значит с нуля, и все мы, каждый раз, меняя свою так же и «личную жизнь», тоже пишем ее заново, рассчитывая на будущее, и переписывая прошлое — порой и сочиняя легенды, а порой просто забывая или замалчивая, в настоящем же мы применяемся к текущим обстоятельствам, и к тому, что у нас действительно, реально есть, отвергая химеры и мечтания, которые есть те же химеры, так что старому и в «личной» нашей жизни просто нет места, вообще нет, и не должно его быть; топтание на месте никому не нужно, так что вперед, вперед, и черт нам не брат, только вперед, почти не замечая того, что двигаясь только вперед, мы возвращаемся, всегда возвращаемся, разве меняются лица, имена, запахи, и расходы с доходами, а суть остается неизменной, даже стереотипной — программа тут одна, раз устоявшаяся уже она не меняется — во всяком случае САМА НЕ МЕНЯЕТСЯ, но даже если ее и менять: на глазах у нас шоры, и мы не видим объективно того, что бежим мы по кругу, и здесь тоже бежим по кругу, или как белки в колесе — все равно стоя на месте, крутится в этом случае только колесо, парадокс? — а не все ли так? — почему парадокс, в конце концов? — ну, вперед, ну, возвращаемся, и что? — так уж Мир устроен.
Плохо это, или хорошо, но мы возвращаемся к тому, с чего начали.

«Наг вышел из чрева матери моей, наг и возвращаюсь».
Мы уходим нагими, нагими возвращаемся, и снова уходим. Период, когда мы одеваемся, «поднимаемся», когда у нас «прикрыты тылы» — недолговечен и нестабилен: у нас в миг это все могут отнять, или мы можем промотать это легко сами… Против нас тут все: от пули до женского каприза, и не теряет только тот, кто ничего не имеет. И лучше быстро все потерять, и успокоиться, чем годами бояться все потерять — все равно потерять — и успокоиться!
Успокоиться, и
Порно видео с Rebecca Lee (Ребекка Ли)
Порно Видео Измена Жены С Волосатым Влагалещем Видео Отчет Мужу Куколду
Ох ебать какой у тебя член огромный Брат зашел к голой сестре в душ

Report Page