Генезис Цивилизаций и Эволюция Морали

4.2. Моральный компромисс и совесть

Удержание морального конфликта в сознании

Животное, столкнувшись с конфликтом индивидуалистического и коллективистского мотива и сделав выбор, оставляет этот конфликт позади, поскольку его психика вынуждена воспринимать следующую ситуацию. Психика же человека воспринимает ту ситуацию, которую сознание удерживает перед ней, поэтому он может переживать не только конфликт настоящего, но также прошлого или будущего.

Существо же морального конфликта не в том, что сознание не может рационально разрешить содержательное противоречие идей, а в том, что оно не может игнорировать должное и желаемое как психические потребности. Приняв рациональное решение, сознание не избавляется от неудовлетворенной психической потребности игнорированного должного или желаемого. Этот конфликт волей сознания может опять оказаться в фокусе внимания и, следовательно, эмоционального восприятия, что делает его потенциально неразрешимым.

Психика уже неспособна решить этот конфликт, потому, что способ психического решения в том и состоял, что каково бы не было решение, но однажды разрешенное силой эмоции, оно остается в прошлом. Сознание же ориентируется не на силу эмоции, а на содержание конфликта, но принимая решение из этих соображений, оно также не может удовлетворить одну из потребностей, а иногда и обе. Образуется замкнутый круг, в котором сознание, конечно, имеет свободу принимать решение и совершать поступки, но не может игнорировать, ни той, ни другой психической потребности.

Если бы сознание встало на одну или другую позицию, а оно может предложить и третью позицию, как объективное и рациональное знание, то оно бы следовало собственной объективной логике мышления, а не подстраиваться под то или иное желание. Легко мышлению выдвинуть рациональную идею быть сострадательным и помогать другим людям, но нельзя реализовать ее до конца; точнее ее можно реализовать так далеко, как далеко простирается психический мотив. При попытке последовательной реализации этой линии сознанием, она неизбежно придет к ограничению эгоистических желаний. Если благотворительная помощь бедным хороша, то что останавливает человека от раздачи всего имущества. Эгоистическое желание блага себе дремало, пока сознание, ведомое моральным долгом, занималось благотворительностью в определенных рамках. Но инстинктивный эгоизм не может исчезнуть совсем. Чем ближе сознание подходит к своей декларируемой цели - полному моральному совершенству или полному социальному альтруизму, тем неизбежнее оно упирается в инстинктивный эгоизм индивида. Последовательное сознательное проведение одной или другой линии упирается в невозможность тотального, полного отрешения либо от своих страстей и желаний, либо от своего долга.

Если человек одновременно испытывает как потребность в моральном совершенном поведении, так и потребность в удовлетворении конкурирующих ему инстинктивных эгоистических потребностей, то он постоянно находится в конфликтном неудовлетворенном состоянии. Реальное поведение человека оказывается зажатым между двумя полюсами. Как бы не опускался человек в своей порочности до животного состояния, он все равно сохраняет хотя бы слабые позывы к альтруизму и долгу в отношении своих близких: родителей, детей, друзей и т.д. Человек, пока он остается человеком, всегда стоит перед выбором между эгоизмом и альтруизмом, между желанием и долгом, каков бы этот выбор не был: у святого свой, а у преступника свой. Реальное поведение становится компромиссом, который не снимает противоречия между эгоизмом и альтруизмом, потому что не удовлетворяет ни ту, ни другую потребность человека полностью.

Совесть

Очевидно, что в этой борьбе сознание идет на поводу, как своего альтруистического долга, так и своих эгоистических инстинктов. Сознание, осмысливая это противоречие, выражает или «озвучивает» и ту и другую позицию в содержательных идеях: «я хочу», или «я должен». Их борьба выражается не только чувствами должного и желаемого, но и отвлеченными представлениями идеями, мыслями, мнениями. Поэтому у сознания есть как одна, так и другая собственная позиция, т.е. оно раздвоено.

Этот процесс участия сознания в разрешении конфликтных мотивов долга и желания и является совестью. Еще Кант определил совесть, как своего рода внутренний суд. Сознание человека и является тем залом суда, куда обращаются его эмоции и чувства, представляющие с одной стороны желания человека, а с другой его долг. Мышление, как бы дискуссируя само с собой, вставая на ту или иную сторону, выдвигает аргументы в ту или иную сторону.

Причем, это суд не с внешним по отношению человека авторитетом или оппонентом, а с самим собой. Ведь сила сторон обусловлена психической потребностью в желаемом и должном, т.е. внутренними психическими силами человека. И если его инстинктивные желания или его должное не выражено, не обладает силой психического мотива, то и нет основы для тяжбы, для борьбы. Совесть спокойна. Но, поскольку у человека, как правило, силы инстинктивных желаний более ярко выражены, чем силы должного, то он непроизвольно может ставить свое «Я» на сторону желаний, и тогда он будет говорить: «я хочу» и отвечать себе: «но ты должен». Это побудило Канта назвать суд совести тяжбой с внешним авторитетом. Но в действительности бывает и наоборот, когда человек говорит: «я должен», и самому себе отвечает: «но ты хочешь».

Таким образом, совесть это интеллектуальный процесс, двигаемый психическими побуждениями. Как чисто интеллектуальный или чисто психический процесс совесть не имела бы места. И сознание и психика способны решить этот конфликт самостоятельно, но отдельно друг от друга. Сознание способно прийти к одному, рациональному, правильному и объективному выводу и в силу этого процесс бесконечного выяснения правильности поведения потерял бы смысл для него. Со своей стороны, психика всегда предлагает сознанию решение, имеющееся у нее на текущий момент – наиболее сильную эмоцию или мотив, после принятия которого, она не возвращается назад. Но поскольку сознание оторвало психику от принятия решений, а само не освободилось от влияния психики, то вместе они попадают в замкнутый круг, в котором сознание постоянно возвращает психику к этому противоречию.

Совесть возникает потому, что сознание не может игнорировать ни побежденный психический мотив, ни ошибочность принятого решения. Оно вовлекается в бесконечный круговорот дискуссии и апелляций со стороны долга или своих желаний, на неправильно принятые решения. Сознание не может отказаться от своей ответственности, поэтому всегда находится в мучительном противоречии между идеями долга и разума и инстинктивным эгоизмом большинства реальных поступков. Эти муки можно назвать муками или угрызениями совести, которые являются психической реакцией на этот конфликт.

Такими угрызениями обычно становятся апелляции долга, поскольку он чаще всего оказывается пострадавшей стороной, но и неудовлетворенные или проигнорированные эгоистические желания также напоминают о себе, только мы не называем их угрызениями. Но некоторые люди сожалеют и раскаиваются в совершенных под влиянием момента или эмоций благородных поступках, находя их впоследствии глупой сентиментальностью, принесшей им моральный или материальный ущерб, который они не могут пережить.

Концентрация на этом внутреннем конфликте приводит к растущей моральной неудовлетворенности, поскольку возможности человека преодолеть свой эгоизм всегда недостаточны. Чем морально совершеннее становится человек, тем требовательнее становятся идеи долга, но и тем большая пропасть вырастает между должным и возможностью исполнения этого долга, тем более сложным и противоречивым становится внутренний мир,

Для совести все равно, с чем она оперирует: с мыслями, намерениями, действиями. Все, что имеет отношение к конфликту между должным и желаемым, в прошлом, настоящем или будущем, отражается в совести и приобретает моральное значение или оценку. Каждое намерение, каждая мысль обрастает моральными обстоятельствами, и их борьба становится бесконечной. Человек начинает все более детально анализировать свои мысли, желания, намерения, поступки, свое прошлое, свои планы. Он испытывает желание и стыд за это желание, он мыслит и стыдится своих мыслей, он вспоминает свое прошлое и испытывает раскаяние и желание изменить его.

           У людей наделенных чувствительностью и потенциальной способностью к этой сфере практики, вся область моральных переживаний становится важной частью личности, поглощает внимание, сосредотачивает интеллектуальные и духовные силы, требует постоянного раздражения и тренировки. Эта практика, как и любая другая, имеет то же свойство закрепляться в навык, в потребность, в ценность. Человек вырабатывает потребность в моральной рефлексии. В этом отношении можно выделить два типа людей с точки зрения места совести в их внутреннем мире: совестливые и несовестливые.

           Совестливые люди это люди с привычкой и потребностью к моральной рефлексии. Они, как правило, интроверты и обращены внутрь себя. Они также имеют сильные инстинктивные желания и страсти, но также выраженную зависимость от общества, от мнения других людей. Все это можно назвать талантом или способностью к моральному восприятию и, в конечном итоге, способностью к совестливости. Это не означает, что такие люди нравственны; они могут быть и порочны. Они лишь постоянно находятся в конфликте со своей совестью, и только поэтому мы называем их совестливыми или морально чувствительными.

           Несовестливыми или морально нечувствительными становятся те люди, у которых нарушен этот баланс сил или они экстраверты. В этом случае они оказывается не склонными к внутреннему самоанализу, и конфликт теряет свое напряжение. Это также не означает, что они порочны, они могут быть очень нравственными людьми. Однако они лишены внутренней борьбы, они бесконфликтны и гармоничны. Совестливость не их центральное качество просто потому, что она их не беспокоит.

           Крайнем случаем являются полностью бессовестные люди в том смысле, в каком говорят: - «совести нет» или «бессовестный». Они лишены не самой социальной зависимости, которая может быть и привычкой, а внутренней рефлексии на свое поведение. Они легко, без последствий для своей психики игнорируют мнение других людей, не испытывают боязни их осуждения. В этой легкости и бесчувственности и содержится бессовестность.

           В действительности совесть есть у всех, но в разной мере. Для одних она важная часть личности, а для других мелкая ее деталь. Повторюсь, что совестливый или несовестливый тип личности не означает наличия нравственности или безнравственности как приобретенных качеств. Совестливость лишь характеризует способность личности к закреплению в потребность моральной рефлексии.

Индивидуальный моральный компромисс

Моральный конфликт не имеет своего логического, правильного разрешения, он потенциально бесконечен. Если бы психика и сознание не имели инструментов защиты от него, то человеческая деятельность стала бы невозможной, потому, что человек остановился бы на этом неразрешимом конфликте и не смог преодолеть его. Если этот процесс не остановить, то совесть разрушит личность. Компромисс неизбежен в той или иной форме.

Таким компромиссом становится представление о правильном поступке или норма поступка, в которой совесть уже не видит внутреннего противоречия между долгом и желанием. В таком разрешении возможны две крайности: разрешение его психикой или разрешение его сознанием. С одной стороны можно вернуться к гармоничной психике животного, которая принимает решения по силе эмоции, и блокировать сознание, препятствуя, таким образом, попыткам возвращения к этому конфликту и анализу этого конфликта. Этим путем идет зависимое стереотипное мышление и чувственная психика. С другой стороны можно двинуться вперед к чистому мышлению, принимать решения сознательно, рационально и блокировать эмоции в попытках неудовлетворенного долга или желания пересмотреть решение. Этим путем идет рациональное мышление и бесчувственная психика. 

И тот и другой путь, как любые крайности, не могут быть реализованы на практике. Но и тот и другой подходы одновременно используются сознанием и психикой для защиты от неразрешимого конфликта, поскольку за ними стоят две разные способности. С одной стороны, зависимость и несамостоятельность мышления останавливает интеллектуальный анализ моральной ситуации и не ведет его дальше распространенных общественных представлений, с другой стороны, психика устает от конфликта, что приводит к притуплению, подавлению, блокировке в психике эмоции неудовлетворенности состоянием этого конфликта.

           Совесть никогда не может полностью разрушить внутренний мир человека, так как по разным причинам либо психика, либо сознание бросает этот процесс и удовлетворяется достигнутым компромиссом, что позволяет относительно гармонизировать внутренний мир человека. Подавляющее большинство людей не имеют склонности к чрезмерному моральному анализу своих поступков, к чрезмерной моральной рефлексии. Они удовлетворяются формальным соблюдением стереотипных моральных норм поведения, и не видят в самих этих нормах противоречия.

           В этом проявляется естественная способность психики блокироваться от чрезмерных психических конфликтов, негативных, тяжелых переживаний и эмоций. Например, как бы сегодня человек не был подавлен трудностями, назавтра он просыпается бодрым и готовым к новой деятельности. Лишь сознание, возвращая человека к содержательным противоречиям, разрушает эту психическую идиллию.

Моральная норма и моральный идеал

Компромисс означает, что человек приходит к такому пониманию своих целей, намерений, поступков, которые не вызывает дальнейшей внутренней борьбы. Поэтому, представления о правильном поведении, как содержательные моральные нормы становятся относительными, компромиссными и несовершенными.  

Несмотря на это, человек формирует представление об идеалах и моральных абсолютах, вкладывая в них то или иное отвлеченное содержание. Однако совершенство и абсолютность придается им лишь в меру отказа от дальнейшей моральной рефлексии, устремляющей человека в недосягаемое совершенство. Как содержательное понятие, никакое моральное понятие не может быть идеальным и совершенным. Сознание всегда имеет возможность для ревизии и пересмотра любого морального представления, любой моральной нормы или идеала. Каждое продвижение на этом пути лишь ступенька, и в отношении каждого морального представления возможно более совершенное.

Моральные абсолюты возможны только как бессодержательные понятия, не связанные с моральным содержанием реальных поступков. Аналогичным абсолютом в математике является понятие бесконечности. Если теология и философия употребляют такие абсолютные понятия как бог или дьявол, добро или зло, то лишь как слова или символы некоторых понятий, которые только предполагаются морально содержательными. Как только они приобретают хоть какое-либо нормативное содержание, они немедленно теряют абсолютность и становятся конкретными и, стало быть, относительными понятиями.

           Любое абсолютное или идеальное понятие, выраженное в форме конкретного представления о сколь угодно совершенном поступке, немедленно становится нормой, пусть и гипотетического поступка. Это может быть очень высокая или недосягаемая норма, но если она конкретна – то и относительна.

           Например, понятие «идеалы демократии» это бессодержательное понятие, поскольку мы не можем дать ему определение и сказать, что идеалом является парламентская республика. Можно определить его через другие понятия, например, считать идеалом уважение личности. Но каждое новое определение лишь переносит совершенство на другое понятие. Уважение личности, как идеальное понятие также лишь голая фраза, оно все равно выражается в конкретных процедурах. Они не могут быть абсолютно идеальными, а лишь более радикальными. Уважение личности всегда может быть реализовано в еще более совершенных формах, но само совершенство остается бессодержательным.

           Если человек несбыточно мечтает выиграть миллион, это не значит что миллион идеальный, абсолютный выигрыш. Выигрыш все равно конкретная сумма, которая перестанет быть идеалом, как только она сформулирована. Моральные идеалы также являются лишь мечтой. Они идеальны по причине их недосягаемости, а не по причине их абсолютного совершенства. В той мере, в какой они могут быть сформулированы, они конкретны и поэтому являются теми же формально несовершенными нормами и представлениями.

           Можно, конечно, считать идеалом идею выигрыша как такового или возможно большей суммы и утверждать, что это и есть идеал, поскольку он указывает определенное направление, в отношении которого всякий больший выигрыш будет движением к достижению идеала, а всякий проигрыш будет в оппозиции ему. И действительно человек может указать вполне определенно позитивные или негативные направления для многих своих качеств: любви, доброте, жадности или желанию выигрыша. Но они являются лишь психическими качествами, которые позитивны или негативны и без всякого отвлеченного или идейного выражения целей. Человек к ним стремиться не потому, что знает отвлеченные идеалы, а потому что обладает психической потребностью в любви, доброте или желании выиграть. Он лишь пытается их выразить в отвлеченных понятиях.

           Идеалами же являются не сами эти направления или качества, а их содержательная, и поэтому конкретная и ограниченная, интерпретация. Ее ограниченность связана со степенью свободы сознания и глубиной осознания человеком общества и самого себя. Поэтому сегодня он мечтает о демократии, а вчера мечтал о справедливом монархе. Идеалами в разное время были подвиг в бою, христианская аскеза, социальная справедливость, права человека.

           В общественной форме идеалами являются стереотипные общие представления лишь о более совершенном поведении. В этом качестве они отражают ограниченность и несамостоятельность индивидуального сознания, которое соглашается с их непротиворечивостью или не идет дальше в анализе противоречий. И распространенная моральная норма, и моральный идеал являются результатом лишь разной глубины морального компромисса.

           Люди стремятся к достижению этих образцов идеального. В этом смысле их можно назвать идеалистами. Но наиболее независимым и свободно мыслящим индивидам общественные идеалы видятся ограниченными и несовершенными. Они начинают негативно относятся к такому обывательскому идеализму, в котором не реализуется свободное независимое критическое понимание стереотипных идеалов, несовершенство которых для них так очевидно. Более всего ненавидели идеализм революционеры и реформаторы общества, потому что стереотипные моральные идеалы общества не соответствуют радикализму и новизне их идей. Но они сами также являются идеалистами, потому что стремятся и мечтают достичь тех целей, которые им самим представляются совершенными, идеально правильными.