Генерал совершил [роскомнадзор]
Самоубийство - это зло и жуткая глупость, а оттого печально, что на этой неделе был повод поднять эту крайне щекотливую тему. Вообще, феномен, конечно, парадоксальный: пока одни из последних сил цепляются за малейший шанс побороть тяжёлую болезнь или выжить в нечеловеческих условиях, другие сознательно отказываются от существования. Для этого, безусловно, нужно иметь недюжинную силу воли (даже если речь идёт о патовой ситуации). Или крайне не улавливать суть планируемого поступка. Особенно сложно оценить суицид, совершённый в состоянии наркотического прихода, аффекта, депрессии и прочих постоянных или временных психических расстройств, а также спонтанное брожение гормонов у детей.
Несмотря на то, что суицид – идея максимально плохая, он является неотъемлемым феноменом, сопровождающим жизнь всех народов во все времена, этакой культурной универсалией, мощным социальным инструментом, криком, вскинутым высоко средним пальцем, последним доводом отчаявшихся.
Не далее как позавчера во время заседания Гаагского трибунала, продолжающего медленно жевать военных преступников забытых всеми конфликтов, один из осуждённых совершил протестное самоубийство. Бывший хорватский генерал Слободан Праляк в 2013 году был осуждён за преступления против человечности во время Хорватско-боснийской войны, развивавшейся в рамках дико запутанной Боснийской мясорубки на развалинах Югославии аж 25 лет назад.
29 ноября состоялось заседание апелляционной комиссии, которая не удовлетворила прошение о пересмотре приговора, оставив его в силе. На что генерал заявил о своей невиновности, а в конце выпил, как выяснилось, яд.
Судья продолжил заседание, поначалу не поняв, что сделал Праляк, однако примерно через минуту к суду обратились адвокаты, заявив, что их клиент отравился. Такое вполне себе официальное заявление тут же приостановило заседание, опальный генерал был отправлен в больницу, где смерть и нашла его.
Многие участники югославских событий отмечают ангажированность международных судов, их невероятную забюрокраченность и медлительность. К слову, один из важнейших военных трибуналов – Нюрнбергский процесс – длился всего 10 с лишним месяцев. С другой стороны гаагских юристов тоже можно понять: им предлагают, что называется, назвать по голой жопе фамилию; все события случились давно и обсуждаются ещё дольше, так что многие фигуранты отдали концы естественным путём. Кроме того, это всё настолько мутные противоречивые дела, что чёрт ногу сломит. Но всё же манифестный суицид – явление из ряда вон.
Потенциал подобного поступка с политической и социальной точки зрения огромен. XX век знает несколько публичных самоубийств, которыми удалось привлечь внимание к вопиющим явлениям ломаемого о колено глобального миропорядка.
Пожалуй, самым известным и эффективным стал символический уход из жизни вьетнамского буддийского монаха Тхить Куанг Дыка, который поджог себя в знак протеста против дискриминации религиозного большинства буддистов в новообразованной республике Вьетнам.
Французы, которым принадлежал Индокитай, провели на данных территориях типичный финт национально-религиозной политики: в органы власти ставились представители конфессиональных меньшинств, что создавало отличную искусственную пропасть между госаппаратом и народом, пресекало любые поползновения к самостийности, ибо местные бонзы отлично понимали, что без колониальных штыков их по-скорому вальнут. Ровно так же во французской Сирии в чиновники набирали исключительно из числа алавитов (крайне странное и презираемое всеми прочими ветвями ислама направление эзотерического толка), хотя три четверти населения страны составляют сунниты.
Растеряв колонии в результате Второй мировой, французы, в сущности, не ошиблись: например, первый президент Вьетнама Нго Динь Зьем, исповедовавший католичество, действительно всячески прессовал последователей Будды, при том потворствуя католическому истеблишменту, вплоть до права создания военизированных банд.
Буддистский кризис запустил запрет на демонстрацию религиозной символики. Через месяц волнений монах Тхить Куанг Дык принял решение «стать просветлённым» ради счастья всех людей на земле и привлечь внимание к проблемам Вьетнама традиционным способом буддистов. Однако на этот раз суицид произошёл под пристальным вниманием репортёров и фотографов, которых заранее пригласили (ну вроде как на шоу). Фотографии объятого пламенем, но абсолютно невозмутимого монаха потрясли мир. Любопытно, что в огне осталось невредимо сердце Дыка – и тут же стало святыней.
Под международным давлением президент Нго Динь Зьем пошёл на уступки буддистам, но вскоре сам сгинул в результате госпереворота.
Поступок монаха стал поистине мировым прецедентом.
Начавшаяся вскоре кровопролитная Вьетнамская война породила целую волну подобных акций – в общей сложности пятеро демонстративно покончили с собой, требуя от правительства США прекратить боевые действия.
А на другом конце богоспасаемого мира Страна Советов крепко держала пол-Европы в дружеских объятьях и никого отпускать не планировала. Поэтому когда случилась Пражская весна и солдатикам приказали давить танками безоружных чехов, несколько отчаявшихся пражцев вслед за студентом Яном Палахом совершили коллективное самопредание огню. Погибло семеро из 26. Вообще примечательно, что, как и любая коллективная смерть, массовое самоубийство переносится легче. Политическая окраска прельстила к совершению знакового ухода из жизни людей, и без того находившихся в пограничном психологическом состоянии.
С 1972 по 1990 годы в СССР прошла серия протестных самосожжений политических активистов в союзных республиках, особенно в Литве. Вообще, самоубийство для советской власти было особо нелюбимым событием – ну кто ж по доброй воле захочет уйти из такой счастливой и развесёлой жизни? Хотя в целом статистика суицидов за 36 лет послевоенной России незначительно отличается от среднемировой.
В 1979 году светский прогрессивный Иран погрузился во мрак фанатизма исламской революции. Вслед за ней в цивилизованное государство хлынуло ранее средневековье, особо по части отношения к женщине. В ответ на убийство девушки за ношение губной помады обычная женщина Хома Дараби поняла, что больше терпеть такое нельзя, и демонстративно подожгла себя. Но ранее средневековье на то и ранее средневековье, что местные жители отнеслись к самоотверженному поступку, как к очередному аттракциону, типа религиозных шествий Стражей революции…
Суициды как политические заявления не исчерпываются милитаристской или религиозной тематикой.
Ведущая новостей «Канала 40» Кристин Чаббак в 1974 году совершила самоубийство прямо во время эфира, заявив перед этим, что «хочет поддержать» политику канала на демонстрацию насилия в натуралистичных подробностях. Она выстрелила себе в висок из пистолета настолько показательно, что оператор за камерой принял её падение за розыгрыш. Есть веские основания считать её действие итогом развития тяжёлой депрессии, вызванной когнитивным диссонансом – восторженная телевидением девочка вдруг поняла, что всем интересны не цветы и юбилейные забеги школьников, а крупный план луж крови после перестрелок. В материалах рокового выпуска был прописан момент, когда нужно выстрелить, после чего предполагалось продолжение эфира другим ведущим. Манифестирующий суицид Кристин достиг цели – с этого времени начинают формироваться новые каноны этики, которые мы знаем сейчас: сокрытие лиц, ретушь шокирующих подробностей, избегание муссирования кадров насилия, короче, всего, что вы потом увидите чистоганом на Дваче.
В 1987 году в кадр телекамер попала ещё одна суицидальная драма, на которую решился отчаявшийся найти справедливость казначей штата Пенсильвания Роберт Бадд Дуайер. Суд намеревался приговорить чиновника к фактически пожизненному сроку и огромному штрафу за якобы доказанный факт принятия взятки за победу в тендере на оказание аудиторских услуг пенсильванскому минфину.
За день до оглашения приговора Дуайер собрал пресс-конференцию, выступил с прощальной речью, отрицая какой бы то ни было коррупционный умысел со своей стороны и обличая необъективных судей, после чего раздал подчинённым конверты с письмами жене и вновь вступившему в должность губернатору, а также согласие на донорство органов. Далее он достал револьвер, попросил удалиться всех, кому вид смерти может быть неприятен и, торопясь успеть до того, как кричавшие люди попытаются помешать ему, выстрелил себе в рот.
В письме к губернатору Дуайер подчеркнул, что не подаёт в отставку и остаётся до последнего казначеем штата. В дальнейшем эта кадровая коллизия позволит вдове Дуайера отсудить у государства компенсации на 1 280 000 $ и пожизненную пенсию по потере кормильца. Если бы опальный главбух сел в тюрьму, его семье пришлось бы прозябать в нищете, так как все сбережения уже были потрачены на юристов, а суд грозил добавить к сроку штраф в 300 000 звонких монет, что обрекло бы чету казначея на вечные выплаты. В свете складывавшейся ситуации Роберт Дуайер пришёл к жуткому выводу – самоубийство решит все его проблемы разом: как минимум, обелит в глазах скептиков, позволит избегнуть наказания и поможет семье…
Что-то подсказывает мне, что вчерашнее публичное глотание яда, безусловно планировалось с целями, родственными вышеизложенным инцидентам. Мол, посмотрите, вот они, кровожадные сатрапы Гааги загубили орла-генерала, который, как известно, «просто исполнял приказ» и совсем ни в чём не виноват. Но дело не в том, стоит ли верить или не верить Праляку, а в способности его поступка произвести мощный резонанс.
Я читал новость про генерала через двадцать минут после публикации, и в комментах уже был мемас с лицом генерала, пьющего яд, и подписью типа «Когда понял, что до сессии меньше месяца». Постмодерн не прошибаем и – как ни странно – своими вездесущими смехуёчками нивелирует весь наносной пафос суицида. O tempora, o mores, синк эбаут ит.
