Генерал Ли Лин – трусливый перебежчик или заложник завышенных ожиданий?
Человек, о котором пойдет речь в этой заметке, определенно должен был стать кем-то великим. А иначе никак – родословная, восходящая к самому Лао-Цзы – полумифической фигуре, стоящей у истоков даосизма и подарившей миру образ старичка-мудреца, наставляющего героя на истинный путь, обязывала ей соответствовать. Но вместо этого современникам он запомнился как гнусный предатель, а имя его было покрыто несмываемым позором и предано забвению. Но как же так вышло, что находящийся на хорошем счету молодой генерал, целеустремленный и амбициозный, закончил свою жизнь на чужбине?
Однако прежде чем начинать разговор непосредственно о герое сегодняшней заметки, не лишним будет кратко пробежаться по его достопочтенной родне.
Знаковой фигурой, уже более историчной, несомненно является его дед Ли Гуан (не путать с Ли Гуанли - он у нас ещё появится), прозванный «Летучим генералом». Легенды о нем начинали ходить еще при жизни, благо дедушка был колоритный, мужчиной крепкого телосложения с «длинными, как у обезьяны руками», которые позволили ему стать непревзойденным мастером по стрельбе из лука. Он успел вдоволь повоевать, отметившись сначала, как всякий порядочный полководец, при подавлении восстаний, а затем на фронтах непрекращающейся войны с хуннами (сюнну) – серьезным северным соперником для Ханьского Китая, против которого собственно и была воздвигнута Великая стена.
Описание его подвигов, так заботливо смакуемых китайскими хронистами, заслуживает отдельной статьи, поэтому отметим лишь, что Ли Гуан являл собой живой пример того, как всего один неверный маневр может перевернуть всю карьеру с ног на голову. Попав в опалу после проигранного сражения, где он чудом сбежал из позорного плена, ранее непобедимый генерал был низведен до статуса простолюдина и отправлен доживать свой век на родину. Откуда его снова призвали, вспомнив былые заслуги, в час нужды, когда началась очередная война с хуннами. Но былого доверия к нему уже не питали. Старший военачальник (генералиссимус по современным меркам) Вэй Цин получил секретное предписание императора, который, считая, что Ли Гуан стар и родился под несчастливой звездой, запретил выставлять его против главы воинства хуннов, опасаясь, что желанная победа не будет достигнута. В конце концов, после череды неудач, вызванных несогласованностью действий среди ханьских генералов, Ли Гуан был призван к ответу за свое опоздание к решающему сражению. Приняв всю вину на себя, он собрал в ставке всех, находившихся под его командованием, где заявил, что всю жизнь потратил на борьбу с хуннами, и в гробу видел этих канцелярских чинуш, перед которыми ему приходится отчитываться, после чего совершил самоубийство. Вообще, это довольно популярная практика у китайских военачальников – убивать себя, дабы не предстать перед трибуналом, и тем самым сохранить свою честь. Весьма удобно.
У именитого «Летающего генерала» было три сына, все они в юности находились на почетной должности телохранителей императора. Тогда слово «блат» ещё не придумали. Двое из них, включая отца героя статьи, умерли в молодом возрасте, ничем особо не отличившись, поэтому пару слов скажем о третьем отпрыске.
Звали его Ли Гань. Гань на момент смерти «Летающего генерала» уже успел прослыть хорошим воином, постоянно сопровождал отца в походах, и в принципе был что Остап для Тараса Бульбы. Ему даже был дарован титул «хоу», что резко повышало его социальный рейтинг и причисляло к статусу аристократов. Был он так же назначен на должность начальника приказа по охране внутренних ворот дворца. Однако рассерженный на старшего военачальника Вэй Цина за то, что тот по факту довел его отца до самоубийства, Ли Гань предпринял попытку покушения и ранил генерала, причем старший военачальник этот случай скрыл. Вскоре после этого Ли Гань сопровождал императора в поездке, и был застрелен племянником Вэй Цина во время охоты на оленей.
Как мы видим, представители рода Ли кончали не то чтобы удачно. Как минимум двое из них запятнали себя поступками, которые могли наложить клеймо на всю семью. Однако для быстро крепнувшего Лина в карьере не существовало никаких преград. Не последнюю очередь в этом сыграла еще маячившая слава легендарного деда, но большую роль, как мне видится, сыграло то, что дочь Ли Ганя была служанкой у наследника императора. В связи с этим вся семья Ли продолжала пользоваться благосклонностью наследника престола.
Согласно хроникам Ли Лин был хорош в конной стрельбе из лука, был душой компании и пользовался хорошей репутацией, во многом напоминая своего деда. Император считал его неплохим будущим военным и назначил Ли высокопоставленным имперским слугой, должность, которую ранее занимал Вэй Цин. Неплохой карьерный рост для молодого парня, еще не успевшего показать себя в настоящем бою?
Но такая возможность ему скоро представилась – очередной приграничный конфликт с хуннами, в котором император поручил Лину командовать отрядом из 800 всадников для совершения разведывательной миссии вглубь территории врага. Тот проскакал порядка 2 тыс. ли (1000 километров), составил описание территорий и сделал множество карт, но так и не встретил ни одного врага. Тем не менее, отсутствие результата тоже результат, и император вскоре поручил ему возглавить отряд из 5000 человек элитной пехоты и назначил его ответственным за обучение местных резервных сил в в округах Цзюцюань и Чжанъе, где они были размещены на случай нападении хуннов. Несколько лет спустя Ли Лин начал выполнять регулярные военные обязанности, но ограничивался сопровождением генералов более высокого уровня, наподобие Ли Гуанли, тоже меметичного персонажа (с ним я просил как раз не путать) – зятя императора.
В 99 г. до н.э., когда император приказал Гуанли собрать войска в поход против хуннов в районе Тянь-Шаня, Ли Лин был назначен сопровождать обозы снабжения. Здесь источники несколько разнятся – одни пишут, что император сам приказал Лину отделиться от основного войска и отвлечь подходящие на помощь силы хуннов, пока Гуанли разбирается с основным костяком вражеской армии. Другие – что Лин сам попросил императора разрешить ему возглавить свой собственный поход, а на замечание того, что в таком случае ему не будет выделено никакой конницы, начал хвастаться, что спокойно разберется с любым воинством хуннов не более, чем своим 5-тысячным пехотным отрядом.
Так или иначе армия Лина около месяца шла на север, снова не встречая сопротивления.
Основные силы хуннов появились на горизонте, когда в условленное время ханьские войска уже собирались поворачивать обратно, вследствие немедленно оказались окружены между двумя горами. Источники говорят об 30 000 единиц легкой конницы и 80 000 пехоты, и хотя, как я уже говорил в начале, по вовлеченности человеческих масс эпизоды китайской истории просто наголову превосходят европейские, эта цифра выглядит несколько завышенной. Китайские хронисты вообще любили преувеличивать число солдат противника и преуменьшать собственные потери, но не слушайте меня, это все хуннская пропаганда.
Отряд Ли Лина выставил свои обозы в защитном порядке (китайцы изобрели «гуляй-город» для защиты от кочевников куда раньше этих ваших славяноариев) и первое время неплохо сопротивлялся наскокам хуннской конницы, обстреливая нападавших из-за укрытий. Однако долго так продолжаться не могло, и Лину пришлось с тяжелыми боями отходить в долину. Там от преждевременного разгрома армию генерала спасли тростниковые болота, в которых отступающие ханьцы на протяжении пяти дней устраивали хуннам, лишенным своего преимущества в маневренной коннице, форменный Вьетнам. Стрелы кончались, оружие и броня приходили в негодность, и, по свидетельствам, солдатам генерала приходилось затачивать оси от обозных телег и драться в руках с ними, а офицерам вступать в бой с кинжалами. Но до границы еще было далеко, а окружение смыкалось мертвой хваткой.
Оставшиеся в живых были истощены, как физически, так и морально быстрым маршем и недельными боями. Подчиненные Ли Лина предложили идею почетной сдачи, но сам он наотрез отверг эту идею, приказав бросить обозы, уничтожить знамена и закопать драгоценности, а каждому солдату выдать остатки припасов. Назначенный в полночь прорыв ожидаемо провалился, слишком неравны были силы. Из 5 000 ушедшим с Лином воинов добралось до границы не более 400. Сам же Лин якобы воскликнул «У меня нет лица вернуться и встретиться с императором!» и все-таки добровольно сдался хуннам.
А вот тут и начинается самое интересное. Тогдашний правитель хуннов, разгромивший армию Ли Лина, был наслышан о том, кем являлся его почетный пленник. Что не мудрено, они ж там поколениями друг с дружкой воевали. Потому дал ему в жену свою дочь и приблизил к себе. А за такое император не прощает. Потому как только через границу просочилась информация, что генерал Лин не героически погиб в сражении с превосходящими силами врага, а вполне себе жив да здравствует, и далеко не в позиции бесправного пленника, император немедленно распорядился отдать соответствующий приказ, и вся семья, включая мать, жену, сестер и детей была жестоко умерщвлена. Методы «Коза Ностра» за две тысячи лет до изобретения «Коза Ностра».
Как бы то ни было, но всего в 90 г. до н. э. бывший ханьский полководец уже возглавлял отряд хуннов в сражении с бывшими соотечественниками. По иронии судьбы он был разбит второй раз и отступил с остатками войск.
Когда старый император умер, а новый взошел на престол, бывшие друзья Лина, пользующиеся влиянием при дворе, отправили к нему посла с предложением вернуться на родину с прощением всех грехов и обещанием денежного довольствия, которого бы хватило на безбедную старость и пару чашек риса в придачу. Однако тот отказался, сославшись на то, что слишком долго жил среди чужих, и теперь ему нет пути назад. Умер Ли Лин в 74 г. до н.э., подвергнув свой род бесславию, но в то же время его потомки от дочери правителя кочевников еще долго правили в землях хуннов и пережили их падение.
Что можно сказать в эпилоге? Стоит пожалуй заметить, что в среде китайцев отношение к Ли Лину носит двоякий характер. С одной стороны это предатель, который предпочел жизнь в золотой клетке и службу своим извечным врагам гибели в бою. С другой стороны это трагический персонаж, взваливший на себя тяжелую ношу потери всего своего подразделения из-за собственных ошибок. От себя добавлю только, что случаи дезертирства в стан к идеологическому противнику в то время, если и не являлись нормой, то были вещью более чем обыденной, причем в обе стороны. К контакту с людьми, с которыми ты воюешь несколько веков подряд, изредка отвлекаясь на обед, видимо со временем привыкаешь.
