Где живёт Кракен
Олег Кожин<Часть 2
Разрумянившееся за день солнце медленно собиралось отходить ко сну. Как настоящий художник, оно не могло уйти, не закончив работу, и уж тем более не могло заснуть, закончив картину наспех. C чувством смакуя удовольствие, солнце красило тени в багровый цвет. До полной темноты оставалось еще около двух часов.
Слой за слоем нанося краски, светило широкими мазками скрывало страшные события, которые произошли на заброшенном нефтяном резервуаре. Словно стыдилось, что нечто подобное могло произойти в его смену. Потому-то так старательно прятало солнце свежие воспоминания, делая их зыбкими и нереальными, похожими на сон, или кошмарное видение, вызванное тепловым ударом.
Ветер легонько гладил взлохмаченные Димкины вихры, и пытался проникнуть под тугую косынку Риты. Ласково касаясь детей, неспешно отбивающих шаги по разбитой грунтовой дороге, петляющей в нескольких километрах от города, он старательно перемешивал их мысли, осторожно извлекая из сознания куски свежих, сочащихся кровью и страхом воспоминаний. Наливающийся вечерней прохладой ветер был со светилом в явном сговоре. Иначе зачем бы ему это делать?
За полкилометра до города Лысик выпросила у Димки велосипед, и теперь гордо толкала его перед собой — маленькая, лопоухая, едва достающая до руля макушкой. Димка шел рядом, незаметно поддерживая велик за сиденье и подталкивая его всякий раз, когда дорожка уходила вверх. Рита трещала без умолку всю дорогу. Ее детский голосок, становящийся таким рассудительным и взрослым, когда она говорила о чем-то серьезном, успокаивал окровавленные пульсирующие уши Димки. Было здорово идти рядом с этой маленькой девочкой в смешном стареньком платьице и стоптанных босоножках. Идти рядом и улыбаться, и соглашаться со всем, что она скажет.
— Я же говорила, давай не пойдем, — назидательно сказала Лысик. — Не послушался?
Димка кивнул.
— Страшно же было, да?
Снова кивок. Димка помнил, что было страшно, но отчего, не мог сказать точно. Чувствуя, почти физически ощущая, как внутри его головы кто-то старательно затирает ластиком все нереальные, жуткие и фантастические события сегодняшнего дня, он на мгновение увидел перед собой огромные зрачки, полные вселенской ненависти и тоски, и зябко поежился. Не зная, кто или что так заботливо бережет его разум, опасно оскальзывающийся на самом краю мрачной, сулящей безумие бездны, Димка был в душе благодарен ему. Дьявол, Господь, или же простая особенность детской психики, способной любой кошмар свести к буке под кроватью, — какая к черту разница? Если это позволит ему спокойно спать по ночам, не пугая отца и соседей жуткими криками — он, Димка, ничего не имеет против.
— Теперь-то будешь меня слушать? — снова в голосе Риты проскользнули взрослые нотки, которые она, сама о том не ведая, позаимствовала или у бабушки, или у покойной ныне матери, которую почти не помнила.
— Буду, — уверенно кивнул Димка. Вслушиваясь в ее слова, он вдруг понял, что и она уже почти не помнит, чего они, собственно, так испугались.
— И больше никуда лезть не будешь?
— Не буду.
Лысик ненадолго замолчала, затем спокойно отпустила велосипед, и робко заглянула Димке в глаза.
— Дим?
— А?
— Ты так больше не делай, хорошо? Я очень не хочу потерять…
Она все-таки сбилась и смущенно уставилась на грязные пальцы, выглядывающие из босоножек, бывших когда-то голубыми. И куда только девалась вся эта ее напускная взрослость? Он стоял перед ней, почти на две головы больше и на три года старше и, улыбаясь, смотрел, как она нервно теребит края перепачканного за этот невыносимо долгий день платья.
— И ты тоже, — он слегка наклонился, так, чтобы их глаза были на одном уровне. — Тоже больше никогда так не делай. Потому что мне бы не хотелось потерять младшую сестренку.
И тогда Лысик, маленькая и невероятно худая, метнулась к нему, обвила ручонками и, уткнувшись лицом Димке в грудь, счастливо заплакала.
Она что-то бессвязно лопотала про родителей, которых толком и не знала, про старенькую бабушку и… про старшего брата, которого ей всегда хотелось иметь. Старшего брата, который не даст ее в обиду ничему и никому в этом мире. А Димка осторожно обнял ее свободной рукой, прикрыл глаза и с наслаждением втянул ноздрями тяжелый, пропахший разогретым асфальтом и бензиновыми парами воздух. Вместе с выдохом уходил кошмар пережитого дня, окончательно очищая память от всего невероятного и сверхъестественного. И тотчас же, обострившимся шестым чувством, он ощутил, что пропадающая память – это никакая не особенность психики.
Дима почувствовал, как в этот самый момент гигантский незримый ластик старательно подчищает картину мира, изымая из нее существование чудовищ, мертвые головы и одного несчастного мальчика по имени Гена. Для всего этого на новом полотне просто не оставалось места.
День клонился к вечеру. День заканчивался. Но начиналось нечто новое. Нечто неизмеримо большее. Жизнь продолжалась и Димка надеялся, что отныне в ней просто не останется места для чего-то плохого.
∗ ∗ ∗
Шестнадцатилетие Димка решил отметить с отцом. Переосмыслить жизнь, свыкнуться с тем, что отныне он по-настоящему взрослый, не получится на шумной дружеской тусовке. Ни одноклассники, ни дворовые друзья в этом не помощники. Только папа, ставший за минувшие годы чуть ниже и грустнее.
Праздником, - если можно было так назвать скромные посиделки на берегу речки, - Димка занимался сам. Из карманных денег закупил сосисок, булочек и горчицы. Заранее собрал пару легких рюкзаков, теплые вещи. Подтянул цепи на великах, а папин древний и скрипучий, в последнее время живущий на балконе, как следует смазал. И в назначенный день они выдвинулись в «то самое место».
Дорога, изрядно размытая осенними дождями, по кромке была сухая, проезжая. Димкин горный байк шел ровно, как по асфальту. Велосипед отца, вопреки смазке, отчаянно скрипел на каждой кочке. Под колеса стелилась палая пожелтевшая хвоя и листья. Откуда-то издалека тянуло костром. Вместе с дорогой, словно на эскалаторе, подъезжала заброшенная нефтяная цистерна.
Она больше не закрывала собой небо, но все еще оставалась большой, почти гигантской. Неожиданно для себя, Димка остановился возле цистерны, повел велосипед за ржавую ограду. Ворота все так же валялись на земле и гулко приветствовали редкого посетителя. Поскрипывая сиденьем вернулся отец.
- Ну, чего застрял, чемпион?
С трудом оторвавшись от старого резервуара, Димка перевел взгляд на отца. Впервые заметил поредевшие волосы, на четверть седые, и морщины в уголках губ. Впервые понял, что отец не молодеет, и укрепился в правильности своего выбора – надо чаще проводить с ним время, ведь кто знает… Димка мотнул головой, отгоняя темное щупальце неприятной мысли.
- Мы с тобой шесть лет на речку не ездили, - сказал он.
- Да ладно? – отец прищурился, словно заглядывая внутрь себя, пожевал губами, что-то прикидывая. – А ведь, пожалуй, так. Во время летит! А ты как высчитал?
- Мне десять было, когда я тут был последний раз… Летом. Мы тогда большой тусовкой приехали, все наши – Пузырь, Стас, Катька с Ритой, и Генка.
- Генка… Генка… - отец наморщил лоб. – Кто такой? Я, вроде, всех твоих приятелей видел.
- Ну, Генка…
Дима сделал жест рукой, мол, ты ж знаешь, и вдруг понял, что и сам не очень-то понимает, что за Генка такой. Да и был ли он с ними тогда…
- А, забей… - он неопределенно мотнул головой. – Слушай, па, ты езжай, я тебя догоню.
Отец понимающе усмехнулся, хотя на деле не понимал ничего.
- Ты ведь наверх не полезешь? – с напускной строгостью спросил он.
- Не, - Дима улыбнулся. – Мне что, десять лет, что ли?
Но едва велосипед отца скрылся из виду, подпрыгнул, цепляясь за ржавые скобы.
Лестница поскрипывала под его весом, и не ясно было, то ли ветер ерошит волосы, то ли они шевелятся от сладковатого ужаса. Остановись, уговаривал себя Димка, куда тебя несет? Но все же упрямо полз дальше.
Наверху Димка вытер перепачканные руки о джинсы. Ладони неприятно пахли ржавчиной, глубоко въевшейся в поры. Димка огляделся. Опасливо переставляя ноги, прошелся вокруг огромной дыры. На самом краю, возле искореженного листа железа, сверкнуло металлом. Он наклонился, бережно поднял находку. На ладони тускло поблескивал перстень-печатка в форме черепа.
«Димоооон…» - нехорошо протянул ветер.
Димка вздрогнул, торопливо, словно ядовитого паука, стряхнул находку. Вращаясь, череп полетел вниз, и беззвучно канул в черноте цистерны. Ни металлического грохота, ни всплеска… «Всплеск, - подумал Димка, - это должен быть всплеск…».
Странной тревогой тянуло оттуда. Не страхом высоты, или неизвестности, а какой-то чернющей безысходностью, как на пепелище жилого дома. При этом Дима точно знал, единственное, что ему угрожает, это провалиться сквозь прогнившую крышу. Пожар был и прошел, черная обгорелая плешь напоминает об этом, но гореть здесь больше нечему. Все, что могло погибнуть – погибло. Или все, кто…
Сверху открывался шикарный вид на редкий рыжеющий лесок, сквозь который петляла дорога. Вдалеке серебрилась речка, к ней медленно подползала, похожая на крупного жука, фигурка отца. Глубоко вздохнув, Димка развел руки в стороны, в безуспешной попытке обнять весь мир, пахнущий осенними листьями, сыростью и, совсем немного, нефтью.
Повинуясь внезапному порыву, Димка достал сотовый, и, не пользуясь записной книжкой, по памяти, набрал номер, который почти забыл. На другом конце линии, в городе, кажущемся отсюда игрушечной поделкой, сняли трубку, и звонкий голос радостно приветствовал его.
- Рита, - сказал Димка, - Рита, придешь ко мне на день рождения?
Автор: Олег Кожин