Где джанк?!

Пять... Пять их у меня... Пять ещё... Она сидела на мокром асфальте, под жопой был старый, грязный матрац, в котором она обычно прятала товар от мусоров. «У меня их еще пять», — повторяла она его слова , только начав рабочий день, — «все ещё пять». Перед её коленями стоял «счастливый» стаканчик из KFC, сюда должна была капать её зарплата. Необходимо было сделать навар в два раза больше, так как прошлый день пролетел в пустую. Эти людям насрать на жалость, насрать на то, что она уже неделю поссать не может, насрать то, что у неё на руках грудной ребёнок. Мужу тоже насрать на все, ему важны лишь собранные бабки.

— Помогите, пожалуйста! — кричала она вдогонку прохожим, которые поскорее спешили пройти мимо, дабы не истезать свою совесть. — Помогите на еду для малыша.

Бабки проходили мимо и что-то бурчали про себя, бизнесмены кидали мелочь, оставшуюся с покупок, сисястые тётки ворочали нос и молниеносно отходили, как от прокаженной. Она знала в чем дело. Иногда получалось сходить в туалет под себя. Из-за воспаления невозможно было терпеть, а посреди рынка больше не было другого места, кроме как в свои штаны и на матрац, которому уже ничего не страшно. Поэтому эти ежедневные разноцветные одеванья вместе с чёрными рейтузами и воняли.

«— Нам нужны деньги сейчас.

— На улице больше отберут, чем я смогу вытрясти из этих белых.

— Мне плевать, я барыжу, ты тоже должна что-то делать, или ты в сказку попала?

— Там невозможно находиться...

— Значит, вмажься...

— Не буду. Я больше не буду.

— Мне похуй, — сказал он и бросил ей порошок в целлофане на кровать».

Ноги сводило, но даже выпрямив их, она ощущала лишь онемение. С позой ещё что-то можно было сделать, но с осенней мерзлотой и влажностью — ничего. Она сидела и раскачивалась взад-вперёд, баюкая ребёнка, завернутого в пеленку. У некоторых возникали сомнения о наличии челоческого существа в этих тряпках и они мельком нагибались посмотреть, встречая самое настоящее детское цынанское личико. Она сама охотно демонстрировала сына всем скептикам, которые после увиденного находили должным отстягнуть немного деньжат. Затем они продолжали свой путь со спокойной душой, которой они забронировали своим поступком местечко в своем раю.

«— И что мы сидим? - внимательно уставился он на неё.

— Сейчас пойду.

— Ты должна сегодня сделать двойную выручку, помни. Настроение у тебя вот есть, поэтому старайся.

— Это невозможно.

— Почему это, блять, невозможно?! — спросил он её, чувствуя подступающий гнев.

— Потому что он постоянно орёт и плачет. Люди пугаются. Я отвлекаюсь. Невозможно работать.

— Придумай что-нибудь.

Она стояла, долго гипнотизируя пакетик с порошком, затем резким движением засунула его в карман».

Ребёнок действительно орал все эти дни, она концентрировалась на нем и забывала о потенциальных кошельках. Она как мать чувствовала весь дискомфорт и боль малыша. Они переносили все страдания на двоих, но он все-таки был очень маленьким. Он кричал и кричал, она не в силах была его успокоить. Давала и грудь, дряхлым мясом которой ребёнок сразу начинал давиться, и соску, которая ещё недавно была отброшена в лужу у супермаркета.

«— Зачем вообще его надо было рожать?! — воскликнула в отчаянии она.

— А как бы ты сейчас денежку бы зарабатывала?

— Никак. На панель бы пошла.

— Да кто тебя трахнет, у тебя между ног засохшей мочой за километр разит, — после безостановочных зачатий , которым был потерян счёт, муж совсем перестал обращать на неё внимание.

— Что мне с ним делать?

— Без разницы. У тебя их ещё пять штук, живых и здоровых».

— Ещё пять... Ещё пять штук... Пять. — повторяла цыганка. Она качала малыша уже около часа. Он молчал и не плакал, очень быстро уснул и больше не мешал ей. Теперь она могла работать в полной тишине. Но в какой-то момент на ней совсем не стало лица. Она просто глядела в пустоту и с совершенно безэмоционально прижимала своего ребёнка. Холод пробирался все дальше по мочевыделительной системе, для которого моча была все равно что вода для электродов. Ноги совсем потеряли чувствительность. Вываленная грудь все так же болталась над лицом младенца, которому всего было около десяти месяцев отроду. Кто-то кидал в её стаканчик рубли, но она этого не замечала. Из состоянии апатии её вывел удар ногой по пояснице.

— Где джанк, тварь?! Гони джанк, паскуда!

Она поняла, что лежит лицом в луже и вода просачивается внутрь свежих царапин.

— Нам нужна доза, пизда чёрная!

Это были двое молодых торчков, живущих неподалёку. Они знают район, знают кто где и как, ибо сами не работают, а лишь ищут кайф.

— Если ты не скажешь, где джанк, мы весь табор твоих детей перережем ! Думаете, поселились на наших землях, торгуете здесь и все дозволено теперь?!

Она лежала без всяких попыток сопротивляться или убежать. Она прижимала младенца поближе к своей груди.

— Мы знаем, что твой ебырь банчит! Гони джанк!

Прилетел ещё один удар по отказывающим почкам, который и выбил пару слов из цыганки:

— У меня нет...

— Че ты пиздишь?! У вас всегда при себе доза! Если будешь нам головы пудрить, то мы в момент снесем твою и твоего ребёнка!

Она поняла, что если не сделает что-то, то эти уроды отнимут её заработанные деньги и она точно останется ни с чем.

— Поможем им, малыш? — тихо прошептала она.

— С кем ты там базаришь?! Я предупредил, долго ждать не будем! — они были на взводе, их колотила ломка, они могли сделать все, что угодно, и другие люди даже глазам бы не моргнули.

— Я смогу что-то для вас придумать, — выдавила она сквозь стон.

— Уж постарайся, можешь и отсосать мне заодно, — кинул в ржаке один, тот, что потолще.

— Фу, она же спидозная! — отмахнулся второй, с рыжими волосами.

— Надо отойти… — она поднялась на ноги.

Цыганка отвела их в заброшенную часть рынка.

— Ну и где?! — накинулись они на неё.

— Давайте ваши шприцы.

— Нахуй?

— Я сама все приготовлю.

— О, полное обслуживание! — усмехнулся рыжий!

Они передали ей свои личные баяны, в открытой , изношенной упаковке.

— Там иглу наденешь! И смотри, чёрная, без фокусов!

— Бабки вперёд! Вы без меня все равно ничего не найдёте..., — уверенно заявила она, прижимая своего молчаливого ребёнка к груди.

— Дай ей деньги! — сказал толстый.

— На, тут немного не хватает, но ты же не против, все же жизнь дороже.

Она взяла все, что было, и скрылась с ребёнком в одном из палаточных шатров. Парней трясло, они не могли стоять на месте и постоянно топтали ногами влажный асфальт. Через пять минут цыганка вернулась с двумя баянами, заполненными до краёв тёмно-красной жидкостью.

— Что за дрянь?!

— Вмазывайся.

— Ты нас наебать хочешь?

— Коли, сам сразу почувствуешь приход.

Толстый с рыжим сомнительно переглянулись, затем рыжий снял ремень и сел на корточки.

— Мне похуй, я не могу больше ждать, если со мной что-то произойдёт, убей её нахер.

Толстый ничего не сказал и с выпученными глазами наблюдал, как его кореш по вене пускает красную жидкость. Ноги рыжего подкосились и он с блаженной улыбкой откинулся к стене.

— Ну че? Как?

— Охуенно, — все, что он смог выдавить и погрузился в трип.

Тослтый, не медля, повторил всю процедуру, нашёл одну из более или менее выпирающих над жиром вен и всадил в неё иглу, опустил медленно поршень; по его насытившемуся лицу стало ясно, что он удовлетворён. Как более сдержанный и массивный он поднял своего обдолбанного дружка, и они, не сказав ни слова, ушли медленной походкой кайфовать на квартиру.

Цыганка долгое время стояла на том же месте посреди заброшенных палаток и разбитых палетов. Никого вокруг не было, весь мир остался продолжать существовать в ста метрах от матери и ребёнка. Через ещё пару минут она поняла, что больше не может выносить это. Цыганка вернулась в тот же шатер, где была ранее, достала свой собственный шприц, выделенный ей для поддержания тонуса. В этот же комплект входил пакетик с героином, но сегодня его не стало. Она пыталась соскочить, пыталась бросить, но не сегодня. Сегодня у неё траур. Она развернула своего малыша, который уже около часа не дышал. Ещё сидя и зарабатывая деньги на матраце, она поняла, что у малыша передоз, он не просто перестал плакать и замолчал, как она хотела, а уснул навсегда. Ей не было больно. Она не помнила сколько у неё было выкидышей, тем более, все это время она у себя в голове прокручивала слова мужа: «У тебя их ещё пять». Ещё пять... Но все равно было страшно внутри. Страшно жить. Страшно просто существовать. Она сдалась. Игла на её шприце нашла на крохотной ручке малыша вену, от выступающих слез цыганка несколько раз промахивалась и пронзала её насквозь, но вскоре в шприце показалась ещё не свернувшаяся кровь. Она жадно вытягивала дозу из своей родной кровинки, там должно было хватить предостаточно, ибо она накачала его всем имеющимся. Когда кровь перестала идти из мертвого тела, цыганка отправила джанк себе в кровь и теперь готова была продолжать работать. Ребёнка она похоронила в валяющейся коробке из под обуви, которой здесь торговали. Оставшийся день она просидела на своем обоссанном матраце в хорошем настроении, ибо знала, что бизнесу конец, так как теперь, после отморожений она стала бесплодна. Этот ребёнок был последней инвестицией.