Гашиш в Белевшем

______________

✅ ️Наши контакты (Telegram):✅ ️

>>>🔥🔥🔥(ЖМИ СЮДА)🔥🔥🔥<<<

✅ ️ ▲ ✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ✅ ️

______________

Гашиш в Белевшем

Наркотики в Белевшем

Гашиш в Белевшем

ааАбаОаВаОаЗаНбаЙ аПбаИб аАббаЕаНаИбаЕбаКаИаЙ аЙаОбаК баАаЗаВаЕаДбаИбаА

Гашиш в Белевшем

Я вошел в контору агентства, справился о подробностях путешествия, о времени плавания и решился ехать. Африки, в расстоянии лье от Кадикса. Ветер был довольно попутный, и мы должны были прийти через двое суток. На другой день показались берега Африки, невысокие, пустынные и скалистые к морю. Вдали возвышались холмы с редкими белевшими домами, а за ними синелась громадная цепь далеких гор, снеговые вершины которых ярко блестели над облаками. Это был величественный Атлас, известный еще древним грекам, которые воспевали его деревья с золотыми листьями и плодами и бесчисленные стада. Атлас чрезвычайно богат растительностью обильными, еще нетронутыми, жилами дорогах металлов. Все реки западной Варварии, называемой арабами Магриб, вытекают из этого хребта и его отраслей, освежая растительность и воздух здешнего знойного климата. Нам не встречался ни один корабль, у берега не было видно ни одной лодки, и только белые рыболовы или черный альбатрос буревестник показывались иногда на однообразных волнах. Ветер стихал, не бросал уже во все стороны и не обдавал пеной и брызгав нашего «Воина» «Warrior» , который шел теперь скорее и покойнее, не вздрагивал и не наклонялся бортом почти в уровень с водой. На другой день было совершенно тихо, солнце пекло, и на палубе трудно было сидеть под его лучами. Перед нами развертывался постепенно берег Африки с его скалами, белоснежным Атласом песчаными мысами. Их опустошила страшная моровая язва года. С тех пор они не могут оправиться и слабо населены. На третий день поутру, обогну в последний мыс. Блямо, мы увидели вдали, на выдающейся песчаной и совершенно плоской полосе множество белых точек, похожих на стадо чаек или, если хотите \\\\\\\\\\\\\[45\\\\\\\\\\\\\] лебедей, рассеянных по берегу, около которого сильно пенились волны от множества подводных каменных гряд и песчаных мелей. Это был Магадор, каждую минуту яснее и яснее обрисовывавшийся между синей полосой воды и голубым небом. Против города возвышается небольшой каменистый и продолговатый остров с выстроенным на нем укреплением, где содержатся преступники. Они заключаются на всю жизнь или до тех пор пока не выкупятся, говорят, что их около тысячи. Островок этот, с своими дикими камнями и зеленым кустарником, составляет резкую противоположность с песчаной и безжизненной окрестностью города защищает также от бурь вход в совершенно открытую гавань, где стояло три американских судна. Магадор — чисто африканский город, построенный около назад, на месте древней римской Эритреи. Он окружен высокой и со многими небольшими башнями и воротами мавританской постройки с арабскими надписями. Над ними развевался бледнорозовый флаг Мароккской империи. Укрепления эти издали кажутся великолепны, но ими нетрудно овладеть, потому что корабли могут подходить к ним на полвыстрела. Несколько четырехугольных минаретов возвышается над домами с плоскими крышами, чисто выбеленными. Кругом песок, ни малейшего деревца, ни следа травы. Сзади, в версте от берега, ряд таких песчаных холмов. На склоне одного из них белеется купол небольшого марабута часовни , в честь жившего здесь Сиди-Магадора. За холмами все еще видны снега Атласа и, у же более близкие, покрытые лесом бока его. Далее у берега — старый дворец императора полузанесенный песком. Вероятно, прежде местность эта была удобнее для построек и жизни, и песок нанесен временем, или бурями, от близкой соседки. К нам плыла грубая большая лодка, управляемая неграми — атлетами по сложению, с лоснящимися черными лицами. В задней части ее было несколько арабов в бурнусах и чалмах, с четками в руках. Среди них, поджав по-восточному ноги, сидел почтенный старик с большой седой бородой, одетый по-европейски. Он держал в руках какие-то бумаги, смотря в них сквозь большие серебряные очки, и бегло говорил с арабами. Это был некто еврей Койн, житель Магадора, заменяющий там агента английских пароходов. Он любезно пригласил нас к себе, потому что в городе нет ни одной гостиницы, и очень обрадовался, узнав, что я — русский, вероятно, немногие русские посещали Магадор. Видно было, что они с нетерпением ждут гостей из другой части света, надеясь попользоваться их щедростью. Но сообщение с берегом было не так легко. Во время отлива вода убывает так сильно, что невозможно пристать близко к земле. Когда лодка наша уперлась в песчаное дно, толпа бросилась к нам и завладела в один миг всеми пассажирами. Если бы между ними были дамы, они, наверное, приняли бы это за нападение. Не помню, как я попался в руки худого, оборванного жида и уже сидя на его плечах, как вдруг другой жид бросается на нас с явным намерением отнять меня. Между ними началась даже драка, и слабейший, на котором я сидел, видимо, проигрывал дело. Нечего и говорить, что они оспаривали друг у друга несколько медных денег которые нужно было заплатить им. Пройдя ворота и потом вторую линию стены, мы вышли площадь и пошли к начальнику таможни — старому арабу в огромной чалме, который сидел в нижнем, открытом этаже ближайшего дома. Он приветствовал нас взглядом и рукой и позволил внести наши вещи — осмотра. Мы пошли в дом Коина, находящийся в лучшей части города. Направо была простая, но очень изящная мечеть, потом потянулись почти темные сводчатые коридоры, извивавшиеся наподобие лабиринта. Там иногда попадались нам группы детей, как и везде резвых и играющих, или несколько женщин, совершенно закутанных прижавшихся к стене. Кое-где яркий луч света прорывался в какую-нибудь скважину или нарочно устроенные отверстия и освещал черную спину негра, погоняющего мула, или бледное лицо нищего ожидающего милостыни и едва прикрытого. Но вот довольно широкая улица и налево дом Коина. Через калитку, по узкой каменной и выбеленной лестнице мы вошли в просторную комнату и были приятно удивлены ее чистоте и убранству. Тут были прекрасные столы и стулья, зеркала и лампы, привезенные из Лондона, покойная мебель и даже картины с эпизодами крымской войны, перемешанные с причудливо разрисованными еврейскими молитвами. Негритянка с отвислыми губами в белой рубашке с широкими рукавами, перехваченной кожаным поясом, и с кожаной сумкой через плечо принесла фрукты и графины с водой и коньяком. Сумку через плечо носят здесь все для хранения денег, — это туземный портмоне, который держат при себе для всегдашней готовности к побегу при частых смутах в этой стране. Сыновья Коина, одетые также по-европейски и хорошо говорящие по-английски и по-испански, заботились об нас с удивительной любезностью. В кухне все засуетилось. Для нас, как в библейских сказаниях, закалывали тельца и щипали кур. За кухней была женская половина, куда нам бесцеремонно позволили ходить и даже сидеть сколько угодно. Там были две дочери Коина и жена, полная красивая, хотя уже немолодая женщина с огромными черными глазами у которых внутренняя часть век была сильно накрашена черной сурьмой. Одна дочь была белокурая и чрезвычайно живая, мы прозвали рубия, по-испански — блондинка или рыжая, другая же, старшая и замужняя, была так хороша, что едва ли найдется какой-нибудь тип в Европе или Азии, могущий спорить с ней. Даже знаменитые красавицы позавидовали бы, смотря на ее удивительно правильное, и кроткое лицо. Глаза, также черные и большие с длинными ресницами и насурьмленными веками, были необыкновенно хороши постоянным выражением грусти и удивительно гармонировали со всегдашней полуулыбкой правильно очерченных губ и несколько вздернутым носиком, ее звали Мариям. Она одевалась, как все жидовки этой части Африки, в длинное шелковое платье, разрезное, с короткой талией и одной полой, запахивающейся на другую. На голове были надеты два легких пестрых платка, несколько закрывающих один другой и связанных сзади концами: на висках, вместо волос, были заткнуты небольшие, ровно обрезанные пучки черных страусовых перьев которые здесь носят, вероятно, следуя африканской моде, едва женившейся в продолжение тысячи лет. Во всей стране, и в особенности в Магадоре, чрезвычайно много жидов. Около 10 тыс. Это, вероятно, потомки выгнанных Веспасианом из Палестины Они любят Магадор как торговый город. Законами страны им запрещено переселяться из империи потому, что правительство видит пользу, приносимую ими торговле ремеслам и казне султана огромными налогами. Чтобы ехать в Европу, мароккский еврей должен оставить довольно значительный залог. Они живут в особом квартале, бедно и грязно, как везде, но здесь по необходимости, потому что при малейшем намеке не только на богатство, но даже на довольство рискуют потерять все по приказанию султана и даже губернатора. Беспрерывно обираемые, они выпрашивают несколько медных денег, унизительно целуя при этом полы вашего платья, бессовестно торгуют дочерьми и сестрами — почти еще детьми, идеально хорошенькими, но уже развращенными, и все это за самую ничтожную плату. Процент этот также установлен местным законом, но им часто случается терять и свое. Этими сделками более занимаются поселившиеся там человек десять европейцев, большею частью испанцев, потому что они несколько обеспечены своими консулами. Нашего знакомца Коина нельзя сравнивать с другими потому, что он как агент английских пароходов имеет большое значение и неприкосновенность своего имущества: даже сыновья его безнаказанно толкают, а иногда и бьют правоверных арабов и негров. Остальное народонаселение города почти все черное. Кроме настоящих негров правильные лица арабов и здешних мавров почти так же черны, что, вероятно, немало зависит от частых браков с негритянками, большая часть которых доставляется с гвинейского берега. Вообще здешний народ вовсе не так фанатичен, как о нем говорят, и даже ни в какой части Африки, не исключая и Алжирии, я не видел туземцев, дружелюбнее обращающихся с европейцами; правда, что мы все выдавали себя за англичан и при кивании головой на вопрос какого-нибудь темно-коричневого араба — купца или солдата: «Инглиз? Ейва инглиз? Здешние солдаты-кавалеристы принадлежат к иррегулярному войску. Они носят белые рубашки с широкими рукавами и кожаным поясом: через плечо — кинжал и длинное арабское ружье, на голове красные шапки, но в отличие от турецких фесок и арабских тарбушей — с голубыми кистями: они довольно высоки и похожи более на колпаки. Саблю и белую чалму носят только офицеры. Ноги у всех почти босые, и у редких надеты грубые кожаные башмаки. Мы гуляли по городу совершенно свободно, — раскланиваясь значительными туземцами, толкаясь в толпе между женщинами и полунагим народом и стегая иногда палочкой слишком ребятишек, дразнивших нас языком или прикидывавшихся хромыми, чтобы выманить несколько копеек. На нас смотрели без неприязни, но как будто насмешливо. Матадор построен довольно правильно, улицы его не так узки и кривы, как в других восточных городах, даже есть такие, которые удивляют своей шириной и правильностью, на одной из них находятся \\\\\\\\\\\\\[49\\\\\\\\\\\\\] пять ворот, построенных по прямой линии, с мавританскими арками. Ими соединяются различные кварталы, разделенные стенами. Дома все выбелены, и многие в два этажа. В мусульманском квартале кроме низкой двери почти нет отверстий снаружи. Иногда попадаются лавки мелочных европейских товаров, оружия, туземных духов и эссенций и различных фруктов, привозимых из внутренних частей страны. Есть даже почти европейские магазины, где можно достать вместе с мароккскими изделиями и сафьяном портер и шампанское. На улицах часто встречаются верблюды, лежащие в тени или, изгибая свои длинные шеи, плавно ступающие среди людей, лошадей и навьюченных ослов. В жидовском квартале был настоящий праздник при нашем посещении. Мужчины толпились на у лицах, размахивая рукавами своих грязно-синих рубах, и зазывали нас в дома угостить чем-нибудь в надежде на вознаграждение или выставить товар лицом, вызывая напоказ стройных девушек, из которых некоторые подходили к нам как настоящие царицы и гордо, даже нагло смотрели в глаза: другие же бесцеремонно тащили нас за грязные занавесы. За бескорыстный подарок они целовали руки и упрашивали, едва не без слез, не отказывать их ласкам, считая отказ за обиду их красоте. В некоторые дома мы входили без приглашения и встречали везде тот же прием и те же услуги. Иногда черноглазые еврейки, испугавшись незнакомцев, бросались по лестнице наверх, но строгий голос матери заставлял их вернуться назад, а потом и целовать толстого капитана или лихорадочного гаванца…. Возвращаясь домой с этих прогулок, сыновья нашего хозяина предложили зайти к губернатору, который женат на дочери султана, чтобы видеть его великолепных лошадей. Дворец, ничем не отличавшийся от других домов, был недалеко. У входа обедала стража — это были такие же солдаты в красных колпаках и белых рубашках сидевшие на корточках вокруг огромного котла с арабским кушаньем которое они захватывали руками, встряхивали на ладони и потом уже клали в рот. Сам губернатор 11 сидел на диване в конце длинной галереи с тонкими колоннами и подковообразными арками. Лица его, полузакрытого капюшоном белого бурнуса, нельзя было разглядеть, так же как и окружавших его арабов, закутанных точно после турецкой бани. Едва мы успели показаться на конце галереи и, следовательно, были же под лучом зрения деспотического властителя, нам сказали: «Снимайте шляпы и кланяйтесь в землю»; но мы коснулись земли только концами пальцев. Белая фигура губернатора встала и, \\\\\\\\\\\\\[50\\\\\\\\\\\\\] драпируясь бесчисленными складками бурнуса, медленно подошла к нам. Это был молодой и чрезвычайно красивый мужчина с белым лицом, что считается признаком хорошего происхождения, приятным взглядом и изнеженными движениями. Ему перевели изъявление нашего почтения и желание видеть его лошадей. Он любезно пригласил нас идти за ним и сам пошел на свою конюшню. Лошади его их было до десяти стояли на открытом дворе, обнесенном стеной, и по арабскому обычаю были привязаны за переднюю ногу. Все были удивительно красивы. Изящная голова, стройные ноги, далеко отделяющийся хвост и быстрые глаза — вот отличительные черты этих чудных животных, горячих и неукротимых только с виду, но послушных и чрезвычайно понятливых. Сам хозяин трепал их рукой и, видимо, гордился ими. В Магадоре весьма редко бывают дожди, и во все время, которое я пробыл там, ни разу не видал ни малейшего облачка. Небо было так ясно и такого чистого темно-голубого цвета, что едва ли где-нибудь можно видеть подобное. Быть может, тут много действуй необычайный блеск белых, ярко освещенных солнцем домов. У Коина постоянно готовилось что-нибудь для нашего угощения. Обед следовал за завтраком, чай — за кофе, и, наконец, ужин. В кухне постоянно варили и пекли, а хорошенькая Мариям жарила кофе. Помещались мы наверху, в двух небольших комнатах, двери которых выходили на выложенную камнем террасу дома. Яркость солнца в светлой и без того комнате будила нас рано. Синяя глубь неба сияла в окна, которые сейчас же открывались, впуская свежий утренний воздух. Море было тихо, и легкая зыбь его ослепительно блестела под лучами солнца. С ближнего минарета раздавалась заунывная мусульманская молитва, а кругом нас, на террасе и по карнизам, щебетали и порхали птички из породы канареек, но несколько красноватые; их здесь чрезвычайно много, несмотря на отсутствие зелени. Впрочем, внутри города попадаются кое-где молодые фиговые деревья и на некоторых внутренних дворах разведены садики с огромными кустами цветущей герани. Гулять по улицам Магадора я в особенности любил вечером и в лунные ночи. Здесь не ложатся так рано спать и не запираются в домах, как в Турции; но до поздней ночи встречаются фланирующие африканцы: в этом отношении они походят на нас. На главной улице Магадора в позднюю пору бывает, быть может, более гуляющих, нежели иногда на итальянском бульваре, и притом какие картины и какое освещение. Вместо газа светит месяц — так ярко, что иногда \\\\\\\\\\\\\[51\\\\\\\\\\\\\] больно глазам смотреть на него, или звезды, из которых многих не видать у нас никогда. На улицах совершенная тишина, и высокие фигуры с черными лицами в легких белых и развевающихся одеждах скорее похожи на фантастические видения, чем на людей. Они как будто скользят, проходят мимо, так что не слыхать даже шагов их, и незаметно исчезают за такими же белыми зданиями и стенами. Точно волшебные сказки «Тысяча и одной ночи» восстают в реальных образах перед глазами. Там где-то упоминается о Магрибе и о каком-то таинственном африканце, которому служили черные духи атлетических форм. Где-нибудь через полуоткрытую дверь лавки или скважину блистает огонь и видны два старика, шепотом рассказывающие что-то друг другу или считающие деньги. На углах улиц и под темными навесами домов часто встречаются такие же таинственные фигуры, еще таинственнее пересыпающие один другому в ладонь или в полу платья пригоршни мелких денег, издающих едва уловимый звук. Удивляешься этому странному ночному платежу, который часто видишь даже между людьми как бы нечаянно встретившимися и потом расходящимися, не сказав ни слова. У входа в жидовский квартал ночью стоит часовой, отпирающий ворота также за известное количество насыпанной ему в руку монеты. Там такая грязь и нечистота, что трудно и неприятно ходить, даже попадаются дохлые ослы, зато из-за дверей выглядывают красавцы еврейки Раз вечером мы зашли в арабскую кофейню, освещенную висячими лампадами. Кругом стен сидели черные и коричневые арабы, пили кофе, курили гашиш из небольших трубок и слушали самую дикую и однообразную музыку двух туземных менестрелей. Они нисколько не стеснялись нашим присутствием, сейчас же дали место, подавали кофе, свои трубки с гашишем и угли, чтобы раскурить их. Нам дали кофе, а сужение не только курить, даже есть гашиш принял только я, смеясь в душе над его химерическим действием. Однако через час после приема я чувствовал какое-то судорожное желание смеяться, неподвижность глаз и голову, как будто сжимаемую, скоро действие гашиша разразилось истерическим хохотом, продолжавшимся почти два часа. Противодействием служил лимон и, вероятно, всякая растительная кислота. Около Магадора есть множество дичи из породы бекасов, несмотря на скудную зелень, попадаются стадами по берегам, впадающей в море, недалеко от города, также около полянок, окружающих кладбище, где местность даже несколько болотиста, и \\\\\\\\\\\\\[52\\\\\\\\\\\\\] между камнями, где накопилась дождевая вода. Капитан дал мне ружье. Коин — дроби и пороху, и я отправился на охоту около городских стен. Убив пару бекасов, я затруднился достать их из воды и позвал араба, недалеко пасшего верблюдов: он сейчас же подошел и услужливо достал убитых птиц, не спросив никакого вознаграждения. Тот же пастух укатал мне их, говоря своим гортанным наречием «Бабель медина» 12 , но они были заперты, и несколько человек с верблюдами, женщин и детей, дожидались минуты, когда их отворят, что бывает пять раз в день. Послышался звук ключей, и ворота распахнулись настежь. По другую сторону их стояла густая толпа, ожидавшая выхода. Тут были также верблюды, арабы и жиды, закутанные женщины с кувшинами на головах и хорошенькие дети. Картина была чисто библейская. Все это двинулось нам навстречу, едва протолкавшись в воротах, которые, пропустив ожидавших с обеих сторон, снова тяжело затворились часа на два. Обычай запирать днем ворота кроме одних, ближайших к морю, произошел, вероятно, вследствие набегов и политических смут, случавшихся здесь нередко. Магадор отстоит от Марокко верст на Мне чрезвычайно хотелось взглянуть на страну, по всей вероятности, более цветущую, и на одну из трех столиц империи, из которых две другие — Фец Мекинец. Стоять в Магадоре оставалось уже недолго, по словам капитана не более двух дней, и если бы мы решились съездить в Марокко рисковали бы остаться до следующего парохода. Таким образом, мы могли только ограничиться прогулкой внутрь страны. Спутниками моими были один из сыновей Коина, г-н Лоран и молодой испанец. Койн нанял нам мулов с пешими проводниками, баснословно дешево, за 2 франка каждому, на целый день. Капитан снабдил ружьями, более для охоты, чем для самозащиты, и рано утром мы были уже за городом и ехали скорой иноходью по сырому и желтому песку, прибрежья. Недалеко извивалась речка, впадающая в море из песчаного ущелья. Переправившись вброд, мы ехали по ее левому берегу. Вправо виднелось четырехугольное здание старого одинокого дворца, ярко белел Магадор. На ближайшем песчаном холме виднелось несколько хижин с грубо построенной мечетью. Проехав эту деревню, мы повернули в ущелье Правая сторона его, хотя также песчаная, была покрыта кустарником тамаринда, левая \\\\\\\\\\\\\[53\\\\\\\\\\\\\] же состояла из высоких холмов, образовавшихся из мелкого наносною песка. После часовой езды по этой пустынной местности природа начала, видимо, изменяться. Бока ущелья становились круче и каменистее, речка бежала быстрее. Кое-где стали проглядывать свежая зелень травы и высокие кусты среди которых возвышались иногда пальмы и рисиновые деревца, после песка и сухих колючих алоэ и кактусов глаз отдыхал на их зеленых листьях, которые качались особенно приятного изумрудного цвета. На обрывистом берег, показалось красивое белое строение с арками и колоннами, но старое и оставленное. Вода сильно подмыла в этом месте берег, и часть его на которую упираются до 12 колонн, вероятно скоро обвалится в речку. Вправо от нас, за невысокими холмами, расстилалась необозримая равнина, покрытая роскошной растительностью, и за нею ясно были видны лесистые бока Атласа, снеговые вершины которого ярко обозначались на синеве неба. Самые дальние казались легкими лаками и отличались от них только неподвижно застывшими очертаниями. Ближайшая и самая высокая блестела, как чистейшее серебро над густыми тучами, ползавшими по бокам ее, и формою своей несколько напоминала наш кавказский Казбек. Солнце сильно пекло, и испанец жаловался на головную боль, уговаривая нас возвратиться. Житель знойной Андалузии не выносил солнечного жара, тогда как я наслаждался им. Г-н Лоран говорил немного по-арабски тамошним магрибским наречием и болтал с проводниками, потом мы даже отдали им нести наши ружья, нисколько не опасаясь измены или нападения. Здешние арабы крайне добродушны, и в них есть что-то детски наивное. Страна становилась плодороднее, дорога — шире, и видно, что в давние времена она была хорошо вымощена, по словам туземцев, руомами — римлянами. Есть и поля с ясными следами хорошей обработки хотя мы видели очень мало деревень и много разрушенных водопроводов и колодцев. Редко попадался араб на тощем верблюде или негр, погоняющий осла, да кое-где, на склоне горы или в глубине чернелись палатки кочевого дуара. Долины и холмы этой страны Магриба, или западного Атласа, производят все — от хлеба до самых нежных фруктов — и дают иногда по три жатвы в год пшеницы. Оливковые и лимонные деревья, сахарный тростник и богатое индиго растут здесь почти без всякого ухода. Мы остановились отдыхать у пустого полуразрушенного караван-сарая. Вокруг него разрослась роща пробковых и так называемых аргановых аrgan деревьев, плоды которых похожи грецкий орех. Из них выжимают масло, превосходящее оливковой которое служит предметом вывозной торговли. Недалеко шумел горный поток. На скалистом гребне виднелись два небольших городка, а может быть, укрепленные деревни Абу-Зебир и Югдуа, окруженные стенами. По обрывам и крутым скатам гор рассеяны четырехугольные мазанки с круглыми куполами — это жилища сантонов, или юродивых — которых почитают здесь святыми. Город Марокко лежит за скалистым хребтом, на равнине, по которой протекает река Тенезиф, наполняющая множество проведенных из нее канав и прудов. Он окружен высокой стеной. В некотором расстоянии одна от другой находятся башни, вооруженные пушками. Сын Коина несколько раз бывал в Марокко и мог сообщить нам много интересных сведений. Обыкновенно этот город служит резиденций наследника престола. Султан предпочитает Фец. Живет он в загородном дворце, окруженном хорошими садами. Там же расположены марокканская гвардия и две батареи пешей и конной артиллерии. В этом войске даже офицеры похожи на негров, вероятно, от браков с негритянками. Они обучаются в кадетском корпусе, который находится в Мекинеце и основан покойным султаном Абд ар-Рахманом. Темно-красный цвет мундиров как нельзя лучше идет к черным лицам артиллеристов. Стрельбе обучали их англичане, которые подарили им и орудия шестифунтовые для одной батареи. Ружья у пехоты хорошие — английские. Видеть в Марокко английские пушки и ружья неудивительно, потому что во время войны англичан кафрами и зулусами они сами продавали им порох. Обмундирование мароккского войска довольно однообразно и несколько схоже с европейским кроме головного убора. По описанию оно ближе вес подходит к тунисским войскам. Улицы Марокко, по словам Коина, довольно пусты и грязны, многие дома в развалинах, мечетей довольно много и главная из них — Эль-Колюбия, в особенности красива. Вся жизнь и деятельность сосредоточены на главном базаре и в огромном караван-сарае, помещающем до 12 тысяч человек. Здесь обыкновенно собираются все караваны, идущие в самые отдаленные части Африки. Вообще город мало оживлен. В нем теперь не более тысяч жителей, тогда, как говорят, прежнее население было вдесятеро более. Отдохнув и напившись у арабов, бен-малекитов, отличного кислого молока однородного с киргизским айраном , мы влезли опять на жесткие седла наших мулов и отправились той же дорогой назад. После знойного дня быстро наступала прохладная ночь. При лунном свете мы проезжали песчаную степь, окружающую Магадор которая блестела, как снег, при месячном сиянии. Вот часовня Сиди-Магадора, вот и мусульманское кладбище. У ворот окликает совой. Они заперты и нужно ждать чуть не до восхода солнца. Мы объехали стену к другим воротам, выходящим к морю, и после долгих вопросов и переговоров нас пропустили за несколько пригоршней медной монеты. На другой день, дождавшись прилива, мы поехали на пароход, который уже дымился, готовясь к отъезду, и вечером поднял якорь…. Сумароков А. Картины Африки и Азии русского путешественника.

Обходчик иммобилайзера и безопасность автомобиля — как правильно выбрать

Купить онлайн закладку в Щигры

Гашиш в Белевшем

Купить шишки, бошки, гашиш Макарска

Купить закладку Мефедрон [Эйфоретик, МЕФ, мяу-мяу] Москва Южнопортовый

Грязи купить закладку Героин РОЗНИЦА (999 VHQ) Афганистан