ГОСПОДА БЕЗГОЛОВЛЁВЫ

На привезённых из Лысьвы “Господ Головлёвых” я бежал... Опаздывал. Но бежал ещё и потому что хотелось наконец посмотреть на сценического Иудушку. Реальных паскудушек, мразотушек и засратушек видели, знаем. А вот спектаклей по роману Салтыкова-Щедрина в столице не ставили, кажется, со времён постановки Кирилла Серебренникова. 

И Лысьва, некогда знаменитая производством советских кухонных плит, дала жару внезапно откатившейся в раннюю весну Москве. Режиссёр Дмитрий Акимов поместил действие в коробку деревянного гроба. Его ещё не закрыли крышкой, и у героев есть ощущение, что выбраться из неглубокой могилы возможно. Но всё тлен и всё прах - понятно с первой минуты, ведь авансцена завалена хлопьями золы.

Нелюбовь порождает нелюбовь, насилие провоцирует насилие. Неявное. Пассивная агрессия оказывается страшнее, чем просто выкрики. Холодность и безразличие к чужой умирающей душе – убивают быстрее, чем пистолет. История композиционно вывернута. Арина Петровна вспоминает начало своего несчастливого брака, будучи уже крепкой хозяйственницей. 

Даже в этой общей могиле она умудряется загнать мужа в подпол. Собственным сыновьям вместо десерта – закон. Отчего и вырастают три типа: слабовольный, обиженный и приспособленец. Но выживет только Иудушка. Причём выживет всех остальных. 

Если долго смотреть на человека, который ест лимон, сам поневоле начнёшь чувствовать оскомину. Если долго смотреть на Порфирия Головлёва в исполнении Михаила Тихомирова, то начинаешь чувствовать омерзение. Прозвище “кровопивушка” получает почти дословное звучание. Носферату Порфирий ложится в постель Павла и буквально повисает у того на шее, так что сомнений нет: к утру брат – не жилец.  

Порфирий показан в трёх состояниях. Он, как бабочка, вылупляется из куколки. Только каждое его дальнейшее превращение всё ужаснее. Сначала прилизанный червяк, втянутая шея, вперёд выдвинувшаяся голова, скользкая улыбка: “дорогой друг маменька”, а смотрит так, как будто петлю на шее затягивает. И – затягивает. Даже на стадии полуразложившегося трупа герой не теряет навыка, напаивает племянницу, чтобы на грязном полу оприходовать: “Раз-два-три, господи, баслави!”

Михаил Тихомиров играет паскудно. Паскудно – прекрасно. Его герой крестится то, как Ольга Бузова, треугольником, то перевёрнутым крестом – символом антихриста. Да так усердно посылает из глубины могилы крестные знамения, что под конец даже небеса заплачут замёрзшими слезами. 

Вообще, в спектакле потрясающая проработка всех героев. И режиссёром, и артистами. Помимо гофмановского Иудушки, глаз не отвести от могучей, но такой разной Натальи Мироновой в роли Арины Петровны. Из всесильной барыни она легко перевоплощается в безвольную приживалку. Даже героиня тридцать первого плана Евпраксеюшка, сыгранная Марусей Киликеевой, получает своего “Гамлета” – сцену истерики из-за того, что Порфирий Головлёв отослал её новорожденного ребёнка в детский дом. После такого эмоционального мастер-класса по крику захотелось отправить в Лысьву Восемь… дюжин московских актрис на перевоспитание. Покричите там, да по-человечески!

Акимов придумал оригинальный ход появления новых героев и их смерти. Об этом в самых тошнотворно-формальных фразах говорит церемониймейстер – Наталья Крючева: “поздравляем с рождением сына… с прискорбием сообщаем о безвременной кончине дорогого для нас человека”. Она же зачитывает и обрамительные монологи про совесть, которой никто не хотел иметь. 

Режиссёр выводит в спектакле две беды России. Это, по традиции, дураки – большинство Головлёвых – всадники без головы, которые несутся в пропасть. А вторая беда – дороги, обильно политые водкой. “Не подмажешь – не поедешь”, – знает Иудушка. А потому каждый второй герой его усилиями поскальзывается на горькой. 

На первый взгляд, может показаться, что спектакль выдержан в традициях русского психологического… постмодернизма! Современная музыка и элементы кабаре неожиданно врываются в повествование во второй части спектакля. Сиротки Аннинька и Любинька под градусом вываливаются из условного 19 века в рейв современности. На каждой клеймо негде ставить – так много татуировок. И некому помочь. Две загубленные души вне времени как проекция на целое поколение. 

Добытое Порфирием царство Головлёво склонило голову к его ногам. Оставшись в одиночестве он быстро хиреет, ведь больше не от кого подпитаться кровью. Теперь Иудушка здесь бог и царь, но не горы, а могилы, по кромке которой проходят все, кого он свёл на тот свет.