ГЕЙМЕРЫ ПРОТИВ ЛЕВАКОВ, ИЛИ ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ ГЕЙМЕРГЕЙТА

Джокер упал в чан с химикатами, и сошел с ума. Магнето был заключенным Аушвица, где он увидел все худшее, что было в природе человека. Доктор Дум решил завоевать мир после того, как ему явлено было видение будущего, в котором человечество уничтожит себя.

Мой путь суперзлодея начался с «Геймергейта», жестокой войны между геймерами, анонимными троллями, феминистками и леваками-журналистами. Если вы следите за мейнстримными СМИ, вам, скорее всего, уже рассказали, что «Геймергейт» это движение мужиков, которые целыми днями играют в игры и оскорбляют женщин в соцсетях. В действительности же, это была первая битва анти-левацкого, либертарианского движения в защиту свободы слова, одно из последствий которой— победа Трампа на выборах. Давайте, я расскажу вам, как все было на самом деле.

Геймергейт часто называют «сложной темой», хотя на самом деле все было предельно просто. В начале 2014 Натан Грейсон с популярного игрового ресурса Kotaku написал очень позитивный отзыв о Depression Quest, игре, в создании которой он принимал участие в качестве консультанта— но об этом в своей статье умолчал. Участие Грейсона в создании игры, а также его романтические отношения с разработчицей Зое Квинн стали достоянием общественности после заметки Эрона Гджони, бывшего бойфренда Зое. Прочитав статью Эрона, геймеры начали подозревать тесные, во всех смыслах, связи разработчиков игр и журналистов, пишущих об играх.

Примечание переводчика: „Depression Quest“, примитивный point-and-click, по словам Квинн, основана «на ее собственной истории борьбы с депрессией». У игры была очень позитивная пресса, и очень плохие отзывы, собственно, тех, кто играл в нее.

Признаюсь— мне нравятся Квинн и Грейсон. Конечно, то, что сделал Грейсон, сильно противоречит понятиям журналистской этики, но в иной ситуации это не привело бы нас к глобальной культурной войне. В конце концов, игровая пресса ничем не отличалась тогда от всей остальной прессы— с ее патологически низкими журналистскими стандартами, совершенно однородной идеологической атмосферой, стадностью и постоянными конфликтами интересов. Мало кому, кроме, разве что, преподавателей с кафедры журналистики, интересно, трахается ли репортер с героем своего репортажа. И все же, из-за чудовищной репутации игровых журналистов и их порой необъяснимых реакций на потребности самих геймеров, эта история стала скандалом.

После обнаружения связи между Грейсоном и Квинн, геймеры всего интернета объединились и устроили одно и самых впечатляющих в истории сетевых расследований. Буквально наутро, скандал обсуждался на всех крупнейших ресурсах, а хэштег #GamerGate стал трендом в твиттере.

Геймеры очень быстро обнаружили целую сеть взаимосвязей между игровыми журналистами и теми, о ком они писали. Авторы хвалили продукты своих друзей и скрывали при этом факт знакомства, а некоторые даже прямо получали деньги за свои изыскания.

Так, Critical Distance, портал, посвященный игровой SJW-журналистике, писал отличные рецензии разработчикам, которые поддерживали их проект через краудфандинговую платформу Patreon.

Редактор журнала Gamasutra Ли Александер опубликовала десятки восторженных статей об играх, сделанных ее близкими друзьями. Еще несколько журналистов попались на похожих историях— все они были тщательно задокументированы и выложены на сайте DeepFreeze.it 

Все это было большой неприятностью для игровой журналистики, особенно если помнить о том, насколько важным для хардкорных геймеров является понятие честной игры. Но, опять-таки: на международный скандал не тянет. Реальной причиной важности Геймергейта стала реакция СМИ на обвинения в ангажированности.

Ли Александер было вообще наплевать на мнения геймеров. «Эти тупые раскпыватели чужого дерьма, ноющие мегапотребители, инфантильные сетевые воины— не моя аудитория»— написала она. 

В течение 48 часов, вышло около дюжины статей, повторяющих одну и ту же мысль: все геймеры— белые хуемрази, которые пытаются сделать мир игр менее толерантным и инклюзивным. Артур Чу в своей статье на Daily Beast назвал геймеров «мизогинными лузерами», из-за которых «мы все плохо выглядим». Люк Планкетт с Kotaku нарек их «реакционерами, которые боятся расширяющихся горизонтов игрового мира». VICE громогласно сожалели, что «никому неинтересная личная история» Эрона Гджони «убивает игровую идентичность». The Daily Dot бесхитростно назвали Геймергейт «крестовым походом сексистов против Зое Квинн».

Одновременно с этим, обсуждение этических принципов игровой журналистики на Reddit подверглось тотальной атомной бомбардировке. Было удалено более 20.000 комментариев— наверное, самый крупный случай цензуры на ресурсе. NeoGAF, ресурс, и ранее скандально известный своей любовью к банам, начал просто массово блокировать любых сторонников Геймергейта. Популярный в то время видеоблогер Boogie2988 был удален за невинную попытку нейтрального обзора этой темы.

Даже 4chan, где раньше можно было обсуждать вообще все что угодно, в середине сентября скопом забанил всех, имеющих отношение к Геймергейту. Последствия этого решения заставили Кристофера Пула, одного из основателей сайта, покинуть 4chan— после 10 лет работы над ним. 

Геймергейт не стал бы тем, чем он стал, если б ему не помогли добровольные цензоры. Первое видео на Ютюбе, посвященное взаимоотношениям Зое Квинн и Эрола Гджонни, с трудом набрало 4.500 просмотров. Потом Квинн с помощью ложного обвинения в нарушении авторских прав заставила сервис удалить видео— и вот тогда интернет взорвался. Странно, что именно Квинн, которая так хорошо знакома с сетевой культурой, допустила такую ошибку. В конце концов, именно все эти проблемы с авторскими правами стали причиной появления и возвышения Анонима в интернете. 

После того, как СМИ запустили свою кампанию, представляющую геймеров сексистскими хуемразями, Геймергейт окончательно оформился. Он был в трендах весь 2014, и часть 2015 года. К концу 2014 стало ясно, что Геймергейт — это не просто скандал, но движение десятков тысяч геймеров, готовых к войне со СМИ. Это был не очередной хайп на неделю, эти люди пришли надолго. 

Клевый пидорас типа Меркьюри

Я вписался в эту историю в самые первые дни Геймергейта. С анинимного твиттер-аккаунта @LibertarianBlue мне пришло сообщение, в котором объяснялась вся суть вопроса. Аккаунт принадлежал Аллуму Бокари, сегодня— одному и самых талантливых авторов Breitbart. Он рассказал мне о журналистах, погрязших в непотизме, и их критиках, которых клеймят сексистами. Я попросил дать мне побольше информации.

Из этого получилась моя первая статья о скандале, в которой я безоговорочно принял сторону геймеров. Пока СМИ вопили про «разжигание к ненависти к женщинам», я серьезно отнесся к позиции противоположной стороны, выслушал их претензии о политической предвзятости прессы и вышедшего из под контроля феминистского движения, которое перекрывает кислород любой открытой дискуссии. «Феминистский моббинг рвет индустрию игр на части»— такое название статьи я выбрал. Немножко сыграл на понижение, как обычно.

Но текст привлек внимание, и задал тон дальнейшему освещению скандала. Пока я наблюдал, как раздувание истории про «онлайн харассмент» достигает вершин абсурда, я понял, в чем моя задача: показать, что критика, и даже насмешки над феминистками не превращают тебя в сексиста. Еще более важным было продемонстрировать предвзятость и этические проблемы современной прессы. Это было просто- спасибо анонимному источнику, который по сегодняшний день остается моим самым верным человеком в тылу врага.

Через месяц после того, как игровые журналисты отправились на войну с геймерами, в мои руки попал самый скандальный документ всей этой истории: секретная переписка журналистов изданий игровой и цифровой индустрии, в том числе Kotaku, Polygon, Ars Technica, Rock Paper Shotgun, WIRED, PC, Gamer и The Verge. Не знаю, почему именно меня выбрали для того, чтобы предать эти данные огласке, но я точно знал, что с ними делать: опубликовать на Breitbart и смотреть, как враги горят в огне лулзов.

Переписка подтверждала все худшие ожидания. Журналисты конкурирующих изданий действительно согласовывали между собой, что и как им освещать. Кайл Орланд, редактор в Ars Technica и, собственно, создатель рассылки, писал, что Геймергейт- это «херня», и убеждал коллег вообще никак на него не реагировать, а лучше придавить геймеров через соцсети. Редактор Polygon убеждал редактора The Escapist снести все дискуссии на форуме издания. Орланд также убеждал остальных жертвовать деньги Зои Квинн и ее краудфандинговой кампании. Здесь журналист Kotaku Джейсон Шрайнер логично предположил, что устраивать краудфандинг сейчас, когда их обвиняют в предвзятости и коррупции— не самая лучшая идея.

Примечание переводчика: не помогло. Деньги Зое Квинн собрали, причем именно как «жертве травли и харассмента»

Нет ничего лучшего для журналиста, чем опубликовать статью на тему, которой все остальные боятся касаться. Мне было в кайф. Но еще больший кайф был в том, что я наконец-то нашел кусочек интернета, который стал моим. Я открыл для себя сетевую культуру.

Анонимность и псевдонимность сети— это одна из причин, почему именно геймеры там плохо поддаваются пропаганде современных «прогрессивных» медиа, и обладали иммунитетом против феминистской «моральной паники». Вседозволенность 4chan была продуктом анонимного сетевого окружения, которая позволяла говорить на сколь угодно табуированные темы, не опасаясь последствий в реальной жизни. Прогрессивисты и феминисты, эти новые стражи общественной морали, конечно же считают это ужасным. 

Как только я начал освещать Геймергейт, я наведался в игровой форум на 4chan, который тогда был одним из центров движения. Меня встретили тем, что, как я узнал потом, было мемами и шитпостингом. И каждый считал своим долгом пошутить что-нибудь про геев. 

Мое лицо немедленно прифотожабили к гейской межрасовой порнухе под названием «Бедный белый мальчик». Другой пользователь опубликовал картинку, на которой было написано, что я пидорас, но «клевый пидорас типа Меркьюри». Вся моя карьера до того дня проходила в стерильном, политкорректном инкубаторе айти-журналистики. Я был в восторге— от того, что в этом мире, оказывается, остался еще островок чистого, бесцензурного веселья. Я нашел своих людей.

Будь я лицемерным левацким блогером, я сразу бы описал моих анонимных собеседников как злобных расистов и гомофобов. Но мы все знаем- это было бы неправдой. Очевидно, что ребята, с которыми я разговаривал, были обычными подростками, презирающими любые языковые нормы. То, что они делали, было демонстрацией симпатии, а не отторжения.

Более того, участники Геймергейта не подходили даже под левацкие критерии «типичного расиста». Со страниц «Гардиан» Джессика Валенти — без всяких видимых причин — называла Геймергейт «последней попыткой злобных белых мужчин сохранить свою власть». И дальше следовал тот неловкий момент, когда пользователи выкладывали в комментарии свои фотографии, и оказывались женщинами, или представителями меньшинств. 

Пока скандал набирал обороты, тысячи женщин, геев, представителей этнических меньшинств использовали в твиттере хештег #NotYourShield (не ваш щит) чтобы заявить свой протест против использования их как щита, чтобы защищать изыски феминисток вроде Валенти, которая, вот уж точно, повернута на расовых вопросах.

Первой реакцией СМИ стало отрицание. Писали о том, что во флешмобе участвуют «плохо информированные женщины», которые совсем не хотят «прекращения обсуждения проблемы расизма». Статья в Ars Technica предполагала, что аккаунты, с которых постят участники флешмоба, принадлежат «ненастоящим меньшинствам». Другие журналисты предпочитали и вовсе игнорировать хештег, по-прежнему утверждая, что Геймергейт— это восстание исключительно белых мужчин.

Ничего не напоминает? Вспомним эпилептические реакции феминисток на успех Трампа среди избирателей-женщин. Лена Данэм сразу же включила учительницу, напоминая сестрам по оружию, что их долг— немедленно заняться образованием этих бедных, неблагодарных и необразованных теток, которые голосовали за республиканцев.

Есть ли на свете что-нибудь более узнаваемое, чем леваки, затыкающие женщин и представителей меньшинств просто потому, что они говорят не то, что им хотелось бы слышать?

Это— подлинная история Геймергейта, а не то, что писали в прессе про «белых сексистов». Эта история предопределит то, за что мы потом будем сражаться в культурных войнах нового тысячелетия: свобода слова, будущее интернета, и пресса, которая объявляет всех своих врагов расистами, при этом прославляя своих спикеров как святых, которые не могут ошибаться.

Новая Моральная Паника

В 2000 году Джек Томпсон, консервативный юрист, подал в суд на компанию Take Two Interactive, выпускавшую серию игр Grand Theft Auto, обвиняя их в пропаганде убийств. В те годы журналисты еще помнили, что стоят на страже свободы слова и творческой свободы— Томпсон был безжалостно осмеян. 

Благодаря подобным противостояниям с консерваторами в 90х и начале нулевых, геймеры выработали подчеркнуто аполитичную позицию. «Я просто хочу играть в игры»— это один из слоганов Геймергейта. Участники движения прежде гордились этой позицией, противостоящей нынешнему полонизированному обществу. И именно она помогла им впоследствии избегнуть левацкой промывки мозгов.

Ни один из серьезных исследователей не смог найти доказательств того, что игры могут научить кого-то насилию или сделать сексистом. Исследования, на которые постоянно ссылаются левацкие борцы за мораль, показывают связь между некоторыми играми и агрессией— но ровно такая же взаимосвязь есть у агрессии, например, с регулярными занятиями спортом. 

Недостаток доказательств пока еще никого не смущал. Помните Эллиота Роджерса, «девственника-убийцу», устроившего стрельбу в мае 2014. Конечно же, тот факт, что он играл в видеоигры, был многократно повторен всеми СМИ. Никаких доказательств того, что стрельба стала следствием его увлечения, нет. Но их никто и не искал. СМИ просто не могли не соединить эти два факта, чтобы дать хороший, по их представлениям, материал.

То же самое случилось с Мэрилином Мэнсоном, которого обвиняли в стрельбе в школе Колумбайн, хотя стрелки Мэнсона терпеть не могли, и музыку его не слушали. Но один журналист решил почему-то связать их с Мэнсоном, а все другие просто подхватили.

Когда феминистки стали совершать свои первые шаги в области игровой журналистики, их новым тезисом стало, что может игры и не могут научить насилию, но уж сексизму— точно могут. Те, кто писал это, не были психологами, и не располагали никакими фактами или результатами исследований. Они, если верить Кристине Хофф Соммерс, были «хипстерами с дипломами культурологов». Они ничего толком не знали и о самих видеоиграх, но моментально различили в них цисгендерную гетеропатриархальную капиталистическую опрессию.

У того, что я называю левацкой войной с радостью, есть долгая предыстория с корнями в «критической теории», популярной в академических кругах в конце шестидесятых- начале семидесятых. Критическая теория изучала искусство, литературу и индустрию развлечений с одной единственной точки зрения: насколько эффективно они подвергали критике «властные структуры» (капитализм, христианство, патриархию и все прочее).

Все эти художественные формы больше не оценивались с точки зрения того, насколько они вдохновляют, шокируют, иллюстрируют или отражают реальность— важно только, насколько хорошо они критикуют главные страшилки кафедры гендерных исследований. 

Как фанатичные последователи Фрейда, способные в любом поступке человека увидеть результат детской травмы, так «прогрессивные» культурные критики интерпретируют любой художественный акт через свою собственную оптику «жертв патриархии».

Лиза Руддик, профессор английской литературы Чикагского Университета, принадлежит к растущей группе диссидентов, подвергающих сомнению эту догму. В своей статье «Когда уже ничего не круто» она приводит в пример студентку, которая с помощью «критической теории» превратила Баффало Билла, убийцу-садиста из фильма «Молчание Ягнят», в героя-феминиста, который борется с гендерными стереотипами. 

Сдирая с женщин кожу, Билл отвергает идею того, что принадлежность к тому или иному полу является чем-то, что мы носим с собой. «Гендер, поясняет Юдит Хальбестрам, всегда пост-человечен, это всегда нитки, которыми из нашей идентичности шьют саван для тела». Труп, когда он лишен кожи, лишается также и гендера, «становится пост-гендерным». 

Далее Хальбестрам бесхитростно переносит свое виденье на нового «супергероя» и его сверхчувствительность, которая, как она объясняет, позволяет ему ощутить «исторический сдвиг», переход к новой эре, отмеченной разрушением гендерной бинарности и «границ между тем, что внутри, и тем, что снаружи».

Безумие не в том, что серийный убийца, жертвами которого становятся только женщины, может превратиться в феминиста, а в том, что студентка, которая все это написала, считает свою интерпретацию убедительной. Для большинства людей «Молчание Ягнят»— это просто мастерски сделанный психологический триллер, полный ярких героев и волнующих моментов, и где нет никакого глубинного смысла, кроме страшного и захватывающего путешествия протагониста в мир каннибалов и серийных убийц. 

Но левацкие критики вроде Хальбестрам не могут смириться с тем, что кино снимается просто для развлечения, чтобы шокировать и увлекать. Оно должнотранслировать глубокие смыслы, даже если сам его создатель не собирался этого делать. А что если произведение искусства создано так, что оно уж точно не несет в себе никакого политического послания? Что ж, значит, автор и те, кто наслаждается им, не считают, что в мире надо что-то менять, а значит, они либо слепые, либо враги (зависит от степени степени поражения мозга отдельно взятого либерала).

Но для современного критика все имеет политическое значение. The Los Angeles Times брали интервью у Джордана Пила, режиссера фильма «Прочь», одного из немногих фильмах, мотивированных политически, но все еще развлекательных, и спросили его о значении сцены, где белая женщина пьет молоко. «Молоко, предполагает автор статьи, это новый символ белого превосходства в Америке, поскольку оно содержит лактозу, непереносимостью которой страдают определенные этнические группы. То есть женщина европеодиной расы, пьющая молоко, символизирует генетическое превосходство белых».

«Прочь»— это фильм о том, как белая семья похищает черных, чтобы поменяться с ними мозгами и продолжать жизнь в более молодых, «модных» и физически совершенных телах. Более расово-мотивированного сюжета трудно себе представить, но автору статьи и этого мало, и он решил поискать расизм где-нибудь еще. 

Ничего удивительного в том, что бойцы культурных фронтов ненавидят видеоигры, большинство из которых сделаны без всякого скрытого значения, а исключительно для удовольствия. Представьте себе бешенство Аниты Саркисян или ее ассистента Джонатана Макинтоша, когда им приходилось искать в играх вроде Team Fortress 2 или Pong зашифрованные политические послания. Представьте, какой ужас они пережили, когда поняли, что миллионы людей каждый день играют в World of Warcraft и совершенно не парятся тем, символизирвет ли собой Иллидиан Ярость Бури патриархальные силы, злобно гнетущие меньшинства, или нет.

Для леваков, для которых все преисполненно тайным политическим смыслом и ни в чем нет чистой радости, геймеры— это ад. И геймеры думают о «культурных критиках» то же самое. 

Игровая культура имеет естественный иммунитет против политкорректности. Онлайн-игры были первыми соцсетями: игроки общались между собой в Everquest или Runescape задолго до фейсбука и твиттера. И, что еще важнее, коммуникация в этих играх происходила анонимно. Как на 4chan и Reddit, игроки отличают друг друга по псевдонимам, так что проследить, кто скрывается под тем или другим ником, затруднительно. Анонимность, вместе с соревновательной природой игры, породила среди геймеров культуру «трэш толка» (trash talk). Keemastar, популярный видеоблоггер, рассказал о том, насколько шокирующей может быть геймерская культура для человека из обычного вежливого общества.

«Мне много раз угрожали расправой. Мне сказали, что меня изнасилуют. Мне говорили, какие именно сексуальные действия со мной совершат, пока я играл с ними, потому что это все- часть их субкультуры. Я не говорю, что это нормально, но любой геймер это однажды пережил, и для них это, в общем, привычно. Люди так общаются, когда играют по сети...»

Если вы незнакомы с игровой субкультурой, то сама мысль о том, что подобный разговор может восприниматься как норма, покажется дикой. Но ведь именно так общаются между собой люди, хорошо знакомые друг с другом, особенно если это молодые мужчины. И никто не чувствует в свой адрес никакой «угрозы»— потому что все знают правила игры.

«Эй ты, гандон штопаный» вполне может быть дружеским приветствием. Шутки впроброс используют темы некрофилии, изнасилования, и, конечно, фашизма. Если кому-то кажется, что вы ведете себя глупо или недостойно, пожелание «пойди убейся об стену»— это почти неосознанное рефлекторное замечание. И самая большая ошибка здесь— воспринимать все это буквально. Конечно, кого-то, кто к такой манере общения не привык, она может шокировать— но это никак не оправдание того, чтобы называть ее сексиситской или расистской. Ну а если вам уж совсем не нравится— обычно сетевые игры предлагают возможности создания собственных серверов с собственными правилами.

Но левак мыслит иначе. Для него все, кто отвергают его собственные языковые нормы, автоматически становятся расистами, сексистами и гомофобами. Геймеры знают, что это ложь. И именно поэтому они стали врагами левых, которые в основном заняты тем, что выискивают себе жертв среди обычных людей, не желающих принимать их идиотских, ханжеских стандартов. 

Новый остракизм

В годы, предшествовавшие Геймергейту, леваки SJW уже успели превратить соцсети в свою личную игровую площадку. С помощью медиа-платформ вроде Гардиан и Баззфид они запустили беспрецедентную кампанию травли, подвергающую остракизму любого, будь то частное лицо, общественная организация или корпорация— если они отказываются принимать их все более и более репрессивные нормы политкорректности. История Жюстины Сакко, топ-менеджера из сферы коммуникаций, которую уволили за твит о том, что белые не могут заразиться СПИДом— широко известный пример. Самое смешное же, что Сакко своей шуткой хотела как раз привлечь внимание к проблеме расовой несправедливости, и «привилегии» белого человека. За это страшное преступление СМИ на несколько дней сделали ее самым ненавидимым человеком в Америке. Цель публичной травли— не просто досадить человеку или обидеть его, но стать причиной нового социального остракизма— наказания за нарушение принятых социумом табу.

Видеоигры тоже не избежали волны остракизма. В мае 2014, разработчик игр Расс Рогнер внезапно понял, что его бизнесу грозит опасность. «Поосторожнее со мной!»,— предупреждала Ли Александер из Gamasutra: «Я- ходячий рупор. И я с удовольствием сделаю из вас наглядный пример для всех!». «Это прекрасное зрелище: человек только что начал сжигать за собой все мосты»,— подхватил игровой обозреватель Бен Кучера. «Правда, просто прекрати»,— писал Иэн Майлз Чонг из Gameranx: «Ты уже никак себе не поможешь». 

Что же такого сказал Рогнер, чтобы навлечь на себя столько гневных предупреждений?

«Никакой проблемы гендерного неравенства в индустрии игр не существует. И было бы здорово, если бы люди перестали утверждать обратное». Высказывать вслух такое мнение, оказывается, было опасным для игровой индустрии в 2014. 

Другим скандальным примером публичной травли была история Брэда Уорделла, управляющего компанией по разработке игр и приложений Stardock. В 2010 бывшая сотрудница обвинила Уорделла в домогательстве.

Все тот же Бен Кучера опубликовал статью, в которой утверждал, что против Уорделла имеются «неопровержимые доказательства», и процитировал самые отвратительные признания его обвинительницы (в том числе то, что он якобы спрашивал ее, «как тебе на вкус моя сперма?»). К самому Уорделлу за комментариями никто не обращался. 

Kotaku тоже опубликовали материал об этом деле, в том же тоне и со схожими подробностями. В статье были приведены все обвинения «пострадавшей», но ни одного контраргумента со стороны Уорделла или его адвокатов. В результате этого дивного, качественного журнализма Уорделл годами подвергался нападкам и оскорблениям со всех сторон, и рассказывал мне, что даже его детей травили в школе, потому что гугл на запрос их фамилии выдавал статью в Kotaku. Скорее всего, ключевую роль играло то, что Уорделл был одним из немногих открытых консерваторов и республиканцев в игровой индустрии. 

Дело закрыли в 2013 году, бывшая сотрудница принесла публичные извинения за ложные обвинения. Журнал GamePolitics также опубликовал извинения, но было уже немножко поздно. Если ты воткнул нож в человека- вытаскивание его их раны вряд ли сильно поправит ситуацию.

Любая травля основана на том, чтобы изолировать жертв, заставить их поверить в то, что они одни против подавляющего большинства. Это то самое чувство, которое испытывали сторонники Дональда Трампа— до тех пор, пока они не начали побеждать. В действительности, те, кто травят, обычно сами в меньшинстве, но они кажутся большинством, потому что запугивают и принуждают к молчанию остальных.

Но геймеров не так просто напугать. И в ходе Геймергейта они показали, что новые «хозяева дискурса»— это всего лишь маленькая группка истеричек. В KotakuInAction, группа поддержки Геймергейта на Reddit- 70.000 участников. В GamerGhazi, группе для геймеров- феминисток и SJW, только 11.000. Gawker, один из самых отвратительных в смысле публичной травли интернет-порталов, пошел ко дну благодаря Геймергейту. Его редактора Сэм Биддл, того самого, который несет личную ответственность за погубленную карьеру Жюстины Сакко, заставили публично извиниться за его высказывания о геймерах. Это не помогло— вскоре отвратительное качество журналистики все равно привело сайт к закрытию. Но если б не Геймергейт, они бы существовали по сей день. 

Благодаря своей многочисленности и сплоченности геймеры победили страх нового левого истеблишмента. В течение нескольких месяцев после начала Геймергейта бастионы SJW стали принимать ответные удары. 

До Геймергейта, у жертв публичной травли, таких как Жюстина Сакко, не было союзников в прессе. Многие были не согласны с происходящих, но никто не хотел оказаться по неверную сторону баррикад. Но теперь жертвы остракизма, такие, как, например, доктор Мэтт Тэйлор, астрофизик, доведенный феминистками до слез из-за того, что носил рубашку с изображениями женщин, могут положиться на нас, растущую группу консерваторов и либертарианцев, которые без страха и в полный голос могут возразить их преследователям. Мы нарушили молчание. И за это всем следует благодарить геймеров.

Неожиданные Герои

Значение Геймергейта невозможно переоценить. Это был первый случай, когда целевая группа одной из крупнейших развлекательных индустрий массово восстала против возрастающего культурного влияния левых. Геймеры показали напуганным диссидентам, что с леваками можно сражаться, и их даже можно победить.

Скажу прямо— я был изумлен. В конце концов, это я когда-то называл геймеров сумасшедшими задротами в нестиранных трусах. И, давайте уж честно, некоторые из них действительно такие и есть. Но когда настало время, эти задроты приняли на себя всю огневую мощь левых СМИ, и выстояли. Ноль денег, ноль дисциплины, и иногда, увы, и гигиены тоже ноль— но на культурном фронте они одерживали победы, которые напрочь уделывали иных консервативных политиков с их миллионами долларов. 

После Геймергейта никто больше не назовет геймеров отвратными лузерами. Отвратные— может быть, но лузеры— уже никогда. В моей колонке на Breitbart я сравнивал их с хоббитами, неожиданными героями, которые просто хотели, чтобы их оставили в покое, но в итоге спасли мир. И кстати, уже задним числом: наверное, неудивительно, что люди, которые проводят все свое время в строительстве королевств, убийстве драконов и зарабатывании очков, в итоге точно знают, как надо побеждать.

Леваки и представить себе не могли, во что они ввязались, когда они решили наехать на видеоигры. Геймеры были первыми, кто смог победить в новой культурной войне. Их тактика вдохновила новых либертарианцев, в результате действий которых Трамп и попал в Белый Дом. И когда «Вашингтон Пост» назвала Трампа «Геймергейтом американской политики», они были не так уж и неправы. 

Большая часть дела была сделана несгибаемыми, бессонными, и чаще всего анонимными парнями и девушками, которые не получили никакой благодарности кроме проклятий со стороны официальных СМИ, но я счастлив и горд тем, что был с ними. 

Геймеры научили меня, что юмор, мемы и немного аутизма могут выиграть любую битву.

Канал автора: http://t.me/Ivorytowers