ГАРДЕМАРИНЫ 1787, МИР

Эпиграф № 1:

"Возможно, отстой, который я сегодня показал, не видели за всю историю кунг-фу! За всю историю Китая! За всю историю отстоя!" ("Кунг-фу панда")

Эпиграф № 2

"Я вышла из кинотеатра довольная, что у любимых актеров есть работа" (комментатор с Кинопоиска)

К Екатерине Великой, одетой в мебельную обивку, приходит старенький гардемарин Оленев. Императрица сидит во дворце одна-одинешенька – чисто опальный олигарх в стометровом сортире. От полноты жизни она нюхает кокаин. Оленев немыт, нечёсан и выглядит человеком, не вполне осознающим, что происходит и зачем. Забегая вперед: к финалу фильма так же выглядит и зритель.

Накокаиненная Екатерина сообщает, что Оленев должен спасти ее внебрачного сына, попавшего в беду из-за происков европейских подлецов. Вручает Оленеву платок со своими соплями, саквояж с чужими деньгами и отправляет его собрать дополнительных гардемаринов, потому что в умственной сохранности имеющегося есть нешуточные сомнения.

В принципе, на этой сцене просмотр можно закончить. Первые шесть минут сконцентрировали в себе всё лучшее:

– костюмы, сшитые родителями для выступления детей в череповецком доме культуры на праздник сбора урожая,

– диалоги, лишенные смысла и логики,

– попытку комедии, от которой было бы стыдно даже штатному башорговскому юмористу;

– уровень актерской игры.

О ней стоит сказать отдельно.

Единственный, кто за весь фильм выглядит в кадре убедительно, – это ослик. Худо-бедно – Боярский, но за него половину работы делают черные очки. Остальные попадают в диапазон от "господи, как же так можно" до "господи! оказывается, можно и так". Если в аду откроется театр, убийц, извергов и растлителей будут пытать игрой Орбакайте и Мамаева.

И еще в этой сцене зримо проявляется некая общая составляющая фильма, которую я бы назвала Великой Лажей.

Лажа везде. Если Оленев взбегает по парадной лестнице дворца, вокруг него оргстекло. Если Шурка, сынок Харатьяна, сигает с высоченной колокольни в озеро, он плюхнется среди камышей (и будет долго плавать в глубокой глубине). Зрителям это покажут убогой монтажной нарезкой. Если половину сцены снимают ночью, то ее продолжение – уже с ярким солнцем в окне, хотя логически там не пройдет и часа. Оконная решетка в темнице сначала впаяна в камень насмерть, а в следующем кадре висит лохмотьями. Девушка в одной сцене полуголая, а спустя двадцать секунд – в костюме, который ей неоткуда взять на пустынном берегу. И так далее, и так далее. Великая Лажа правит бал. И она же является единственным полноценным участником фильма.

Гардемарин Оленев забирает из монастыря Домогарова в рясе и его подопечного Шурку, сынка Харатьяна. Сам Харатьян плавает где-то вдали от родины, разжалованный то ли в мичманы, то ли в матросы (тут авторы путаются и вообще, кажется, считают, что это одно и то же). Здесь же на минуту появляется актриса Ольга Машная, бывшая Софья. Опустим завесу жалости над этой сценой.

Подопечный Шурка ведет себя как учащийся коррекционной школы. Домогаров ведет себя как человек, мучимый отчаянным желанием выпить. Оленев ведет себя как человек, не вполне понимающий, где и зачем он находится. В этом составе они едут в заграницу.

Заграница условная. Для удобства зрителей она названа Италией.

В Италии, в католическом монастыре сынку Харатьяна Шурке встречается дочка Ягужинской Шурка. Простоволосая босоногая Шурка в рубище моет монастырь. "Я тут на фармацевта учусь", – говорит она Шурке и они с визгом прыгают друг на друга. В роли монастыря выступает жидкий фонтанчик и ресторанный дворик. Вообще никаких городов, старых улиц, шхун, портов, тюрем, монастырей нам не покажут. Скажите спасибо, что лошади живые.

Сынок Шурка с Домогаровым увозят дочку Шурку из монастыря, чтобы вместе спасать сынка Екатерины. По пути им навстречу из кустов живенько выбегает зверски избитый мальчуган, который по чистой случайности знает, где искать бастарда. Кстати, мальчуган хороший! Нигде не кривляется и вообще славный. Надо было оставить только его и ослика. Отличный бы получился фильм.

Тем временем куда-то в условной загранице подъезжает карета. Из кареты выходит Женщина Трудной Судьбы в рабочем макияже с губами. Ее основное занятие – давить ногами турок и делать роковое лицо. И еще йодль, но об этом позже.

За Трудной Судьбой, кряхтя, выползает Боярский, он же де Брильи. Авторы фильма на голубом глазу сообщают, что тыщу лет назад его убили гардемарины на заброшенной мельнице, однако француза выходили Русские Бабы. Зритель, еще не впавший в маразм, в отличие от некоторых, помнит, что де Брильи по случайности застрелил его собственный слуга, когда тот героически закрыл собой Ягужинскую. Красивая была смерть, красивый персонаж. Но Лажа не пощадила и его.

В десяти метрах от кареты за дубом прячется Оленев. Де Брильи принюхивается. От Оленева крепко разит Домогаровым. Брильи почти разоблачает Оленева, но его оттаскивает Женщина с Губами. Зритель понимает, что перед нами аналог Миледи с Алиэкспресс. Коварство, ум, злокозненность, красота. В смысле – овцы среднего возраста женщины реактивный свитер осенью и зимой одежда мать пятидесяти лет кашемир. Плюс йодль, но об этом позже.

Наши герои понимают, что за похищением бастарда стоят два злодея.

Объединившись, они без труда освобождают его.

Происходит это так. На пустом берегу стоит мазанка со шлагбаумом. Мазанку охраняют Панкратов-Чёрный, солдаты неизвестной армии и Анна Семенович с кочанами. Сынок Шурка заходит в тщательно охраняемую мазанку, дерзко стягивает с пленника штаны, надевает их на себя, а его обматывает своим шарфом и выпроваживает из мазанки.

В этом есть резон: мужики реально похожи. Оба – чисто вымытые блондины с укладкой "афганская борзая первые пять минут после груминга". Потом к ним присоединится третий блондин. Чтобы как-то отличать его от первых двух, ему нарисовали шрам брусничным вареньем.

Освобожденного бастарда увозит в Россию Оленев. Больше мы его не увидим. Нет, не Оленева, к сожалению – бастарда.

Но де Брильи об этом еще не знает! Он строит коварные козни. Кознь запланирована такая: к пленнику прокрадется роковуха, соблазнит и заставит его позвонить императрице среди ночи со словами "мам я сбил пешехода тут менты хотят триста штук срочно переведи на карту". Такой вот хитроумный план.

Роковуха в ночнушке пятидесятого размера и с канделябром приходит в мазанку. Выглядит это все так, как если бы пожилая женщина, наклюкавшись с девочками в бухгалтерии, решила совратить соседа-школьника. Сынок Шурка в ужасе притворяется спящим. Роковуха сует ему понюхать свою ногу. Шурка хрипит и закрывает голову руками. Мясистая нога скользит по его дрожащему телу. Женщина трудной судьбы садится на Шурку верхом и засасывает в страстном поцелуе, прикрывшись синтетическим париком. Тут-то вскрывается правда! Это не тот блондин! Казалось бы – какая разница, в них и зритель-то путается, и я не уверена, что режиссер их правильно распределил по фильму.

Но роковуха поражена. Откинувшись назад, она отчаянно кричит. Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат чайки в этом крике! В смысле – йодль. Там реально слышен йодль, горловое это пенье, где грудные и фальцеты чередуются друг с другом. Чайки стонут в офигеньи, стонут, мочатся над морем, вместе с ними стонет зритель, и смеется, и рыдает.

После этого сынка Шурку злой Боярский увозит на Мальту. Гардемарины прибегают на опустевший берег и бьются лицом о шлагбаум. Из кустов бодро вываливается мальчуган и сообщает, куда ушла фелука. Он по направлению чаячьего помета это определил. Особое рыбацкое умение.

Герои перемещаются на Мальту.

Вдоль Мальты курсирует корабль графа Орлова. Посреди корабля стоит клавесин, посреди клавесина сидит де Брильи и поёт "ланфрен-ланфра". Вокруг подтягивают матросы с балалайками. Неподалеку сверкает очами Алеша с родинкой, который узнал де Брильи. Де Брильи тоже его узнал! Все они узнали друг друга тридцать лет спустя. Я вот не могу такого сказать о себе. Баб я путала всю дорогу, а Оленева определяла только по всклокоченному парику и особой отрешенности взгляда. Слава богу, хоть блондинов сократили до двух.

Дослушав ланфру, Харатьян понимает, что больше такое терпеть нельзя и принимается бить Боярского. В принципе, это нужно было сделать ещё после "Зеленоглазого такси". Но лучше поздно, чем никогда.

Если кто смотрел пиксаровский мультфильм "Вверх", там два героя-пенсионера сражались на клюках и вставных челюстях, хватаясь за радикулитные позвоночники и хрустя артритными суставами. Харатьян с Боярским довольно точно воспроизводят эту сцену. Один мой товарищ предположил, что судя по поединку с покойным де Брильи, всё показанное – предсмертная галлюцинация Корсака. Но это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Шурка-сынок и Шурка-дочка оказываются заперты в высокой тюремной башне. Они немного летают в белых одеждах, потому что это символизирует любовь, и бегут из заточения. Шурка прыгает в море. А Шурке приходится идти по мосту смерти, который не мост. Это такой кусок скалы, с которого без особого труда можно сползти вниз на брюхе. Но Шурка героически сигает в воду, пока гардемарины с Шуркой на берегу трудолюбиво изображают ужас и отцовскую любовь.

Потом они все снова дерутся с Боярским и побеждают. Занесенную шпагу Харатьяна останавливает Шурка, которая призывает милость к падшим. Падший Боярский одобрительно говорит, что бабы – главная ценность России, и сообщает, что в следующей серии он тоже появится, даже не надейтесь.

Под звуки волынки (нет) герои уезжают в закат. Снулый закадровый голос обещает вторую часть фильма.

Впервые такое говорю, но я обязана это сделать как честный человек: в кино на "Гардемаринов" ходить не надо. Вы потратите время с большей пользой, даже если будете в зоопарке два часа смотреть на совокупляющихся верблюдов.

"Гардемарины" – это два часа говно-халтуры: унылейшей, дрянной и бесстыдной. Хотя стыдно там должно быть всем: актерам, режиссерам, сценаристам, осветителям, операторам и гримерам. Если бы я была лошадью и снималась в этом фильме, мне б и то было совестно.

Это позорище. Апофеоз жадности, бездарности и невежества.

Я надеялась, что будет так плохо, что даже хорошо. Но нет. Это так плохо, что просто плохо. И бесконечно скучно. В этом фильме даже не над чем смеяться, потому что он весь – пустое место, чавкающая лужа, пожравшая лихого де Брильи, нежную Софью, юную Орбакайте в мехах посреди зимы, весну, последнего русского, бесстрашного Алёшку, лошадей, парус и душу. 

Закончить хочу на высокой поэтической ноте:

на случай если марсиане

нас изучают в телескоп

я написал на крыше жопа

как предостережение

(Сантьяго)

Все вышенаписанное прошу считать одной большой предостережением.