Further conversation on regime change
НеореакцияЕсли не считать проблемы спама (от которой Blogger нас пока, кажется, защищает), с комментариями можно разбираться по-разному.
Например, самый отвратительный способ отвечать на комментарии — это UI в духе «голоса Бога», который используется на таких сайтах, как RealClimate: там владельцы сайта отвечают на комментарии довольно прямолинейно: они просто правят их и вставляют свой ответ в скобки (при упоминании RealClimate я не могу не заметить, что его нам подарила щедрость Environmental Media Services aka Fenton Communications. Быть может, в Интернете никто не знает, что ты кот, но понять, кто принадлежит к числу органов Партии, обычно несложно.) Вокруг RealClimate сложилась довольно специфическая репутация, которую они заработали, просто-напросто удаляя технические комментарии, на которые не могут моментально ответить. Это создаёт чудесное впечатление всеведения автора. Само собой разумеется, если бы у меня такое сходило с рук, я не стал бы писать в блог: я бы мог просто отдавать приказы.
Я подумал, что было бы забавно попробовать отвечать людям не в комментариях, а в основных постах. Это возможно лишь благодаря тому, что качество бригады комментаторов на UR остаётся по-прежнему невероятно высоким. Дорогой читатель, вы можете помочь мне с поддержанием этого хрупкого, преходящего положения дел: для этого достаточно всего лишь делиться ссылкой на UR только с друзьями не менее умными и проницательными, чем вы сами.
Мы проведём наш первый эксперимент над замечательными и в целом критичными комментариями под последним еженедельным постом (https://t.me/nrx_rus/1209 https://t.me/nrx_rus/1221 https://t.me/nrx_rus/1233 https://t.me/nrx_rus/1242). Несмотря на все внешние признаки, UR — не секта, и я не могу перестать выражать свою благодарность по отношению к тем, кого мои посты цепляют достаточно сильно, чтобы выражать своё несогласие. Разумеется, если вы согласны со мной, я восхищаюсь вашими прозорливостью и мудростью. Однако не стоит ожидать, что я буду тратить много времени на это восхищение.
Диагноз «систематический обман» выглядит довольно правдоподобным. Про предполагаемое лекарство такого сказать нельзя. Например, это предложение выглядит довольно фантастично:
«Поскольку я верю в отделение информации от государства (https://t.me/nrx_rus/1142 https://t.me/nrx_rus/1153 https://t.me/nrx_rus/1165), я верю, что государству очень легко избежать любых связей с псевдоисторией или псевдонаукой. Ему достаточно просто отказаться от попыток контролировать сознание своих граждан и не заниматься ничем, что могло бы иметь отношение к созданию или распространению "официальной правды"».
Государства прибегают к пропаганде не потому, что это самый сложный способ сохранить «суверенитет», но потому что это самый простой способ. Государство может быть честным, инвестировать гигантские суммы в полицию/армию, и всё равно сталкиваться с масштабным недовольством и эпизодическим ожесточённым сопротивлением со стороны различных организованных идеалистов (у которых, с исторической точки зрения, нет-нет да и получается убивать госслужащих). Или же государство может перенаправить часть этого бюджета из «сильной руки» в контроль общественного мнения и получить невероятно рентабельную инвестицию: уменьшение затрат на полицию/солдат; верящие государству идеалисты, готовые добровольно слушаться его; снижение уровня конфликтов с отрицательной суммой, которые ограничивают производство богатства. С точки зрения правителей ложь адаптивна: она дешевле и эффективнее альтернатив.
У этой позиции есть свои плюсы, и в историческом контексте её последователей обычно ассоциируют со штрауссианцами.
Более того, довольно очевидно, как она напрямую ведёт к демократии. Если критерий эффективности государства — это способность убедить своих подданных, что режим правит в их интересах, что его цель — это только служить Народу, то режим, у которого нет всенародной поддержки, обречён на крах, и возможно, он заслуживает того, чтобы на пути к этому краху мы его подтолкнули. Демократия формализует этот процесс и таким образом оздоровляет его.
Единственное слабое звено в этом комментарии — это следующее суждение:
Государства прибегают к пропаганде не потому, что это самый сложный способ сохранить «суверенитет», но потому что это самый простой способ.
Так-то оно, может, и так, но это некоторое суждение о военных реалиях. Это не наблюдение о человеческой природе, остающейся на протяжении истории более-менее неизменной. Это наблюдение о военных реалиях, которое будто бы хорошо коррелирует с реальной проблемой обеспечения государственной безопасности на протяжении последних двух-трёх столетий.
Суждения о военных реалиях меняются вслед за этими реалиями. Военные реалии меняются вслед за военными технологиями. Что люди изобретут в будущем, предсказать сложно. Однако мы можем попробовать посмотреть на это суждение с позиции технических реалий 2007 года.
Во-первых, сложность сдерживания толпы очень, очень сильно преувеличена. Начнём с того, что пример Китая очень хорошо демонстрирует, что историцистское предположение о том, что любой режим, приказывающий своим солдатам стрелять по толпе, потерял Небесный мандат и обречен — в лучшем случае спорно. Это предположение неразрывно связано с мистической логикой демократии. У каждой демократии на земле есть своя легенда о мучениках, в которой предыдущий режим открыл огонь по толпе революционеров. Если бы нам были нужны примеры демократической псевдоистории, на этом мы бы могли уже и завершить поиск.
Более того, военное преимущество солдат над бунтовщиками последние два столетия росло, и этот рост до сих пор не останавливается. «Инвестировать гигантские суммы» нужды нет. Несколько лояльных подразделений с обслуживаемыми расчётами орудиями и достаточной амуницией могут побороть любую толпу. Более того, нелетальные технологии сдерживания толпы тоже продолжают улучшаться.
Во-вторых, основная проблема в эффективном сдерживании толпы — это поддержание лояльности военных. Профессор Люттвак очень хорошо описал этот вопрос в чудесном «Практическом пособии по государственному перевороту».
В прошлом обеспечение лояльности военных было сложной и очень завязанной на конкретных людей проблемой; у неё не было простого решения. Например, иностранные наёмники чаще оказываются эффективнее в сдерживании толпы. Но они также чаще устраивают государственные перевороты. На площади Тяньаньмэнь НОАК использовала подразделения, набранные из отдалённых провинций Китая, которые не чувствовали какой-то особенной личной симпатии к пекинским студентам: подход очень эффективный, однако не всегда доступный.
Важность народной поддержки в контексте лояльности военных можно попробовать описать следующим образом: несмотря на то, что безоружные группировки в военном контексте почти бесполезны, контроль над военными можно назвать координационной игрой, и общественное мнение — это точка Шеллинга этой игры. Лояльность военных — координационная игра, потому что в ситуации с конфликтами внутри армии для каждого отдельного военного личные преимущества перехода на сторону побеждающей стороны, скорее всего, будут играть довольно важную роль.
Однако технологии двадцать первого столетия решили (или, по крайней мере, должны решить) эту проблему. Решение заключается в сочетании личной лояльности с криптографическими предохранителями — типа тех, что используются сейчас на ядерном оружии. В современном мире у нас нет причин не распространять этот подход на стрелковое оружие. Если мы сведём вместе законную власть с цифровыми системами обеспечения безопасности (типа используемых в ядерных чемоданчиках), перевороты станут просто-напросто невозможными. Оружие подразделений, лояльных государству, будет работать. Оружие остальных подразделений превратится в, по сути, водяные пистолеты.
И, опять же, если у нас есть гарантии лояльности военных, сдерживание толпы становится задачей тривиальной. Эпоха власти толпы закончилась, мы просто ещё не осознали это.
В-третьих (самый, наверное, важный пункт): пропаганда (псевдоистория и псевдонаука) — это эпифеномены информационных технологий XIX и XX столетий. Технологий, которые дали сильное преимущество системам распространения информации «от одного к многим». Такая пропаганда работает. До почти тридцати лет я был совершенно уверен, что New York Times предоставляет мне полное и, по сути, точное описание реальности. Ага.
Когда псевдоистория и псевдонаука вынуждены столкнуться со здравым смыслом в честном бою, они обычно проигрывают. По крайней мере, в сознании людей разумных и интеллигентных. И в честном бою людям разумным и интеллигентным нетрудно найти друг друга и приступить к эффективным коллективным действиям. Что ещё хуже, исход этого противостояния почти никак не зависит от задействованных сил. Несколько разумных людей могут победить гигантскую орду зомби с промытыми мозгами. Опять же, последние всё равно что будут вооружены водяными пистолетами.
Если вы согласны с предположением (раскрывать которое я только начал), заключающееся в том, что псевдоистория и псевдонаука встречаются повсеместно в современных западных институтах образования и журналистики, появление условий для честного боя — т.е., появление децентрализованной передачи пакетов, также известного как «Интернет» — довольно впечатляющим образом выводит систему из равновесия.
Уничтожить условия для честного боя возможно: достаточно начать фильтровать Интернет. Однако эффективная его фильтрация — задача непростая. Что ещё хуже, успех псевдоистории и псевдонауки — это не просто следствие лёгкости фильтрации информации в системах распространения информации «от одного к многим». Это следствие лёгкости незаметной такой фильтрации — эти системы занимаются контролем общественного мнения в интересах сил безопасности, однако этот аспект их деятельности не выглядит слишком очевидным.
В Интернете сделать его настолько же неочевидным просто-напросто невозможно. Я не могу даже представить себе, как бы это могло выглядеть в теории. Таким образом, я прихожу к следующему выводу: если западные информационные системы двадцатого столетия, действительно, заражены псевдоисторией и/или псевдонаукой, долго информационное равновесие поддерживать невозможно, и в среднесрочной перспективе смена режима неизбежна.