Фиалочка

В этой истории не будет ни каннибалов в подвале, ни чудовищ в лесу, ни жертв, ни убийств. Будут лишь возвратившиеся из прошлого страхи и какая-то кошмарная неопределенность, которая убивает меня. Все, о чем я расскажу вам, я считаю чистой правдой. Поэтому если вы дочитаете мой рассказ до конца, то, надеюсь, поймете, каково мне сейчас, и посочувствуете.Мне было бы далеко не так страшно узнать, что у нас в подвале действительно обитают людоеды, пожирающие жильцов дома. Настоящий ужас, поверьте, берет тогда, когда ты лежишь ночью на кровати в собственной квартире и не можешь сомкнуть глаз, осознавая, что там, в темноте, может скрываться что-то, что приходит не через входную дверь.

Началось это очень давно. Мои воспоминания о ней являются одними из самых первых. Я не могу назвать свое детство слишком радужным. Нет, родители у меня самые обычные, хоть и строгие, и со сверстниками отношения тоже были хорошие, но что существенно отравляло мне жизнь, так это паническая боязнь моей спальни.

Я жил с отцом и матерью на третьем этаже типичной двухкомнатной сталинки. Маленькая комната была моей, большая — родителей. Каждая была снабжена балконом.

Контраст между ночными видами с моего и родительского балконов был разительным. У них в темное время суток виднелся горевший множеством огней город; из моей же спальни можно было лицезреть разве что группу чахлых деревьев и безграничную черноту за ними. Ни фонарей, ни чужих домов. Даже луна, и та была редкой гостьей за окном.

Меня ужасала одна лишь мысль находиться в своей комнате вечером или ночью одному. Из-за моих постоянных истерик родители разрешали мне спать с открытой дверью. Я благодарил судьбу всякий раз, когда отец или мать выходили вечером в туалет либо взять что-нибудь из холодильника. Слыша их перемещение и видя их тени на полу, я мог на время перестать бояться и попытаться побыстрее уснуть. Иногда мне становилось настолько страшно, что я, не оглядываясь, бежал в их спальню и отчаянно упрашивал позволить переночевать там.

Но боялся я, разумеется, не самой комнаты и не темноты в ней, а того, кто мог там возникать. Я боялся ее.

Она — это Фиалочка, собирательный образ моих детских кошмаров. Затаивающаяся тварь, которая никогда не показывалась родителям, при этом беспощадно изводила меня, стоило мне остаться одному. Я знаю, что у многих детей есть свои выдуманные монстры, живущие в шкафах, под кроватями, за занавесками. Мой был особенно реалистичным и пугающим.

Я боялся ее так сильно, что мог до полуночи гулять в одиночестве на улице, лишь бы не идти домой. Потом, конечно, все равно приходилось возвращаться. Я изрядно получал ремня, наспех ужинал и отправлялся к себе. Оставалось радоваться тому, что я здорово уставал и засыпал практически сразу же, и посему липкий неотступный страх не успевал полностью меня поглотить.

Фиалочка… Вам это имя, должно быть, кажется смешным и крайне глупым, но у меня, когда я мысленно произносил его, каждый раз пробегал по коже мороз. И как только дети придумывают имена своим персональным чудищам? Я точно знал, что ее зовут именно так, что у нее именно это имя: несерьезное, детское, уменьшительно-ласкательное. И это заставляло меня дрожать от страха гораздо сильнее, чем если бы я величал ее, скажем, Детоубийцей или Потрошительницей.

У меня была огромная двуспальная кровать. Раньше ей пользовались родители, однако с одной стороны деформировались пружины, и отдыхать двоим там теперь было нельзя. Я же, мелкий, мог разлечься на этой постели как хотел, места было предостаточно.

К несчастью, спастись во сне я мог отнюдь не всегда. Временами я просыпался от кошмарного чувства, как будто меня только что щекотали. Также было стойкое ощущение, что, когда я так пробуждаюсь, матрас на моей кровати распрямляется, словно еще мгновение назад кто-то находился рядом со мной. Оставалось, не шевелясь, лежать и обливаться потом, пока опять не провалишься в объятия Морфея или не наберешься храбрости побежать к родителям, неизменно чувствуя на своем затылке нечеловеческий взгляд.

Моя постель располагалась боком возле стены, и я боялся обращаться к стене лицом. Если у меня затекали другой бок и спина, и я все же был вынужден отвернуться от комнаты, мне сразу начинало казаться, что Фиалочка уже ползет ко мне по кровати. Мне снова мерещилось, что матрас прогибается под ее тяжестью.

Как видите, спалось мне в детстве невесело. У детей, как известно, бурное воображение, и я очень хотел бы списать свои ребяческие страхи именно на разыгравшуюся фантазию, но не могу, поскольку потом все стало значительно хуже.

Лет в шесть я впервые услышал ночью этот звук. Его трудно описать, но я попробую.

Представьте себе высокое блеяние, похожее на козье, но очень искаженное, булькающее, как будто у животного сильно повреждено горло. Что-то в этом было даже от детского смеха. Звук был очень тихим и, как мне показалось, нарастающе-недобрым. Я тогда решил, что он слышится с улицы. Дом стоит у частного сектора на самой окраине города, поэтому было не исключено, что где-то действительно блеяла чем-то недовольная коза.

Я слушал это с минуту и уже стал снова закрывать глаза, как вдруг у меня в прямом смысле встали дыбом волосы от внезапной догадки. Я неожиданно понял, что блеяние доносится не с улицы, а с моего балкона!

Нижняя часть балконных дверей была деревянной и скрывала площадку, а потому там вполне можно было спрятаться, если сесть или прилечь. Звук слышался именно оттуда, с балкона под самым моим носом. Блеяние было не далеким, а близким, просто очень тихим.

Я метнулся к родителям и разбудил их. Меня резонно выругали, сказав, что в таком возрасте уже стыдно бояться. Я плакал, умолял их все проверить, и мать в конце концов согласилась заночевать у меня, а я облегченно улегся с отцом.

Утром мать сказала, что ничего в ту ночь не слышала и никто ее не щекотал. В общем, мне, разумеется, не верили.

В мое отсутствие Фиалочка разбрасывала по комнате вещи, царапала обои, разворашивала постель и оставляла грязные разводы на зеркале. Даже когда комната оставлялась открытой и в ней горел свет. Однажды я смотрел с родителями в кухне телевизор и, ненароком обернувшись, заметил, как по полу в моей спальне разлетелись ворохом игрушки: только мягкие, абсолютно бесшумно.

Я до хрипоты доказывал, что эти беспорядки учинялись не мной, но любые оправдания только выливались в удваивание наказаний — еще и за якобы вранье.

Главный эксцесс произошел, когда к отцу и матери приехали гости, — их женатые бывшие однокурсники. Так близко ко взрослым эта сущность еще не подползала. Но я знал, почему она так сделала.

Родители и их друзья сидели вечером в кухне: ужинали, выпивали, разговаривали. Я сперва поел вместе с ними, потом бегал таскать шоколадные конфеты из принесенной гостями коробки. Мать в какой-то момент сказала, что мне пора спать, ибо завтра нужно было идти в садик, и я не стал возражать.

Маленькая комната, как вы уже могли понять, располагается у нас напротив кухни через коридор. Родители попросили меня закрыться, однако кухонную дверь пообещали не трогать. В тот вечер мне почти не было страшно идти к себе. Взрослые совсем недалеко болтали, гремели посудой, и я особо не боялся. Я вошел в комнату, прикрыл, оставив маленькую щель, дверь, выключил свет и прыгнул в кровать.

Блеяние прозвучало сразу, как я завернулся в одеяло. На этот раз оно было куда более громким и устрашающим. У меня не осталось никаких сомнений, что оно слышалось именно с той стороны балконных дверей. Когда я бросился из спальни, за моей спиной, чего не случалось прежде, послышался глухой быстрый топот, словно по ковру со всей прыти рванула крупная собака.

Я пулей влетел в кухню, рыдая и крича, а взрослые начали меня успокаивать. Отец не на шутку разозлился, но мать вкратце рассказала гостям, почему я, по ее мнению, так себя веду, и их друг Владимир (тогда я называл его дядей Вовой) решил пойти вместе со мной посмотреть, что не так в моей комнате.

Когда мы пришли ко мне, я ткнул пальцем на балкон и попросил дядю Вову заглянуть туда. Он не стал этого делать, объяснив свой отказ тем, что я должен проверить все сам, иначе не перестану бояться. Я, понятное дело, начал упираться, но он настойчиво подтолкнул меня к балконным дверям и сообщил, что будет находиться в двух шагах от меня. Делая по направлению к балкону черепашьи шаги, я понимал, что у меня кишка тонка бросить туда взгляд, стой за моей спиной хоть вооруженная группа спецназа. Я струсил и закрыл глаза, дядя Вова этого видеть не мог.

Когда я приблизился таким образом вплотную к стеклу, я почувствовал ее каждой клеткой своего организма. Она, согнувшись в три погибели, сидела там и злобно смотрела на меня снизу. Поверьте, я знал это. Сквозь щели балконных дверей дул сквозняк, и я ощутил тошнотворное трупное зловоние.

«Ну что, пацан? — спросил дядя Вова. — Видишь, нечего тут бояться. К тому же все закрыто вон».

Я моментально отпрянул от балкона, открыл глаза и попросил, чтобы на этот раз взглянул он. Я даже схватил дядю Вову за рукав и попытался подтащить к дверям, но он снисходительно освободил свою руку, улыбнулся, пожелал мне спокойной ночи и ушел. Он-то думал, я сам все посмотрел и, конечно же, ничего не увидел. Из кухни послышался раздраженный голос отца, требовавший, чтобы я выключил свет и закрылся. Ситуация, как видите, безвыходная.

Я не придумал ничего лучше, как достать из тумбочки фонарик и включить его. Когда отец в очередной раз гаркнул, чтобы я ложился наконец спать, я мысленно распрощался с жизнью и повиновался. Я буквально прилип к внутренней стороне двери. Мои руки дрожали, и луч фонарика неистово метался по темной комнате. Оставаться там было сущим адом, но и бежать к родителям я не мог. Мне казалось, что, если я буду так истерить, меня просто-напросто закроют в спальне с этой тварью.

Спустя минуту я услышал, как взрослые покидают кухню, направляясь покурить в подъезд. Когда они ушли из квартиры, я тут же распахнул дверь комнаты и встал на пороге. Свет фонарика в моей руке по-прежнему бегал по стенам, мебели, полу. И тут я впервые увидел ее… Искренне надеюсь, что подобного ужаса вы никогда в своей жизни не испытаете.

Когда я посветил на верхнюю часть массивной стенки, доходящей практически до потолка, то заметил ее лежащей там, высоко. Уверен, спрятаться она не хотела. Она выжидала, пока я увижу ее, точнее ее высунувшуюся руку (если это можно так назвать) и голову.

У Фиалочки была грязно-голубая кожа, как будто гниющая, отмирающая. Ее лапа была похожа на паука. Конечность была предельно худой, с не менее чем десятью-пятнадцатью тонкими и длинными пальцами. Голова — вытянутая, как у лошади. Два несоразмерно огромных желтых глаза с узкими вертикальными зрачками располагались спереди и сверлили меня с невероятной свирепостью. Ее беззубый рот, находившийся противоестественно в самом низу морды и напоминавший собой бездонную черную дыру, хищно улыбался. И этот тухлый смрад, теперь я ощущал его полной грудью…

Содержимые моих кишечника и мочевого пузыря сразу оказались в пижаме. Я выронил фонарик, судорожно захлопнул дверь и помчался в пустую кухню, где залез под стол. Сидя в собственных нечистотах и обливаясь слезами, я думал в смертельной панике о том, что взрослые не вернутся, а если и вернутся, то увидят меня и опять прогонят спать.

Но меня обнаружили нескоро. Родители и их друзья были уже достаточно пьяными. Придя из подъезда, они снова сели за стол и продолжили разговоры. Вытяни кто-нибудь из них ноги, и я сразу оказался бы замеченным. От меня ощутимо воняло, но гостям и хозяевам дома, полагаю, было неловко заострять на этом внимание.

Половина широкого стола, под которым я сидел, располагалась напротив стены, а другая половина — напротив кухонной двери. Мне стоило невообразимых усилий немного вытянуть голову и посмотреть на свою комнату.

И да, вы отгадали: недавно захлопнутая дверь была приоткрыта. Фиалочка стояла на четвереньках прямо за ней и немигающе таращилась на меня, трясущегося под столом. Лишь мельком увидев ее огромные глаза и пасть, я быстро зажмурился. Она стояла там, у самого выхода из спальни, и как будто говорила мне: «Смотри, я здесь, совсем рядом. Твоей тупой мамаше стоит лишь повернуть голову, чтобы увидеть меня, но ей нет никакого дела. Я могу подобраться к тебе, где бы ты ни находился, и никто меня не остановит».

Дальше плохо помню, что случилось. Я явно потерял сознание и некоторое время пролежал там, прислонившись спиной к стене. Когда я услышал возглас матери, гостей у нас дома уже не было. Родители достали меня из-под стола, помыли, одели в чистое, дали какое-то лекарство и уложили у себя.

Конечно, это случилось давно. Кое-что я мог на данном этапе повествования преувеличить или даже добавить (ложные воспоминания, все дела), однако в целом я помню описанные события хорошо.

Спас меня от прокля́той квартиры развод родителей. Мне тогда было семь. На фоне домогательств со стороны неуловимого блеющего урода такой неприятный для ребенка процесс выглядел в моих глазах затянувшимся днем рождения. Уверен, свою лепту в разрыв отношений между отцом и матерью истеричное полусумасшедшее дитя тоже внесло, но что я мог поделать?

Они расстались полюбовно. Квартиру забрал отец, а мы с матерью уехали к ее сестре в другой конец страны. Отец приезжал в нам несколько раз, но чаще посещал его, подросши, я. В прошлом году он радостно поделился со мной, что нашел себе молодую женщину в деревне неподалеку и настроены они были очень серьезно. Когда я встречался с отцом, то мы, как правило, сидели в баре, а ночевал я в отеле, так как не хотел им мешать — его новая избранница уже жила с ним.

Все началось снова в этом году. Я закончил образование в своем захолустье, и в начале лета позвонил отец. Попросил приехать, ибо он решил переписать квартиру на меня, а сам — жить с невестой в деревне. Я был несказанно рад, поскольку, во-первых, жилье отличное, а во-вторых, в большом городе мне будет гораздо легче найти подходящую работу.

Там, где я прозябал с матерью, у меня не было ни нормальной девушки, ни полноценных друзей. Одним словом, переезд ничем не отягощался.

После длительного и вымотавшего уйму сил оформления документов я оказался в собственных апартаментах. Многое здесь изменилось. Отец сделал ремонт, обклеил стены натуральными обоями, поменял сантехнику и почти всю мебель.

Местом для сна я выбрал маленькую комнату. «Мне двадцать два года, — думал я, — какие тут могут быть страхи?»

Став студентом, я заимел привычку ложиться очень поздно. Все благодаря такому изобретению, как компьютер с Интернетом. Странные вещи, как бы это банально ни прозвучало, начались сразу же. Сперва я всеми силами отказывался связывать их с событиями из прошлого.

Сейчас под прицелом оказалась не только маленькая комната, но и вся квартира. К примеру, в кухне постоянно перегорают лампочки. Постоянно. Я позвонил отцу, но он уверил меня, что с проводкой все в полном порядке. Похоже, что стоит вкрутить в кухонную люстру новые лампы и уйти, как кто-то непременно выкручивает их, трясет и ставит обратно.

На полу в разделенных стеной туалете и ванной возникает отвратительная вонючая каша, словно там периодически кого-то рвет. Хотя бы раз в день приходится ее убирать. Отправляешься в город — приезжаешь вечером домой — лампочки в кухне не включаются, а санузел в этой дряни. Я стал постепенно вспоминать то, чего так боялся в детстве. Бывает, засыпаю и уже кошусь на балконные двери и стенку, которую отец, как назло, оставил нетронутой.

В спальне поодиночке появляются мои старые игрушки, потасканные и грязные. Сдохни я на месте, если мы не отдали их в свое время соседской девочке из неблагополучной семьи. Стоит избавиться от одной, как на следующий вечер из ниоткуда берется другая. Я выкинул последнюю игрушку, и все повторилось по новой; порвал или сломал каждую из них, но тогда стали возвращаться ошметки ваты и пластиковые обломки.

Две недели назад я проснулся ночью от когда-то хорошо знакомого чувства, правда теперь было ощущение, что меня не только щекотали во сне, но еще и бешено трясли за плечо. Кровать у меня сейчас компактная односпальная, и знаете, я готов поклясться: в момент пробуждения мне показалось, что с меня только что слезли. А спустя пару дней я ужинал в кухне и отчетливо услышал из маленькой комнаты тихое булькающее блеяние.

Сказать по совести, лишь это заставило меня предложить матери переехать ко мне. Тем не менее, она, тяготея к провинции и не желая расставаться с сестрой, отказалась. Но, скорее всего, просто не захотела стеснять мою предполагаемую личную жизнь.

Я перетащил в большую комнату постель и компьютер, а маленькую закрыл на ключ и с тех пор не прикасаюсь к ней. Когда я прохожу ночью мимо, то зачастую слышу слабое царапанье с той стороны. Самое страшное, что когда я сплю, то запираю и дверь большой комнаты. В последние ночи этот тихий, но настойчивый скрежет стал раздаваться уже из-за нее. Я опасаюсь, что когда-нибудь дверь медленно откроется, и я в этот миг не буду спать.

Вера взрослого человека — странная штука. Мне легче поверить в то, что я целиком и полностью свихнулся, чем признать существование чего-то подобного. Вы ведь сами понимаете, что в нашем мире такого нет и быть никогда не могло. И поэтому я все еще здесь…

Автор: Даниил «Gallows Bird» Ильмовницкий