Фетишизм В Культуре
👉🏻👉🏻👉🏻 ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻
Фетишизм В Культуре
« Достань
мне шарф с ее груди,
Дай мне подвязку моей любви »
Гете, Фауст
ВЕЩЬ
Ведущий телевизионной
передачи, посвященной теме
мещанства, рассказал историю романа между мужчиной и женщиной. Роман был
короток, и закончился, когда женщина поняла, что мужчина стал ее
раздражать, поняла, что именно ее раздражает. Мужчина был неопрятен, и больше
всего ее возмущало то, что после его ухода (роман развивался на ее территории)
на скатерти появлялись новые жирные пятна, на полированной мебели - новые
царапины. В рассказе ведущего звучал оттенок осуждения утратившей любовь мещанки
(разумеется, целью передачи, ведущего и его гостей было не осудить мещанство, но
понять явление, прояснить собственное отношение к вещам).
Отношение этой женщины (как, впрочем, и многих
миллионов людей) к вещам на самом деле очень интересно, поскольку, вероятно,
является живым примером того, как ощущали вещь люди, жившие за несколько тысячелетий
до нас. Например,
в праве Древней Индии ("Яджнавалкья-смрити" II.223)
понятие собственности, вещи передается выражением "внешнее тело" (не менее
характерны и обратные представления - о плоти как "телесном имуществе": Мбх
XII.13.1-3; XIV.13.1.3). Для древнеиндийских
текстов характерно представлять царство как "тело",
"плоть" царя. Это проявлялось, в частности, и в
приписывании царству телесных характеристик, и в прямом
отождествлении царства с телом, и в своеобразном мотиве
"роста" плоти царя в связи с накоплением им богатств.
Собственность при этом воспринималась как прямое и
непосредственное продолжение личности ее владельца.
Иначе говоря, в сознании человека и отчуждаемая и
неотчуждаемая собственность (тело) попадали в один
парадигматический ряд 1 .
Когда человек говорил: "моя вещь", - он
видел
эту вещь не просто как нечто ему принадлежащее, но как часть
его самого, часть его тела, некий орган этого тела. Соответственно,
повреждение имущества могло ощущаться как нанесение увечий - не "мой забор
задели", но "меня задели". Такого рода отношение к вещи универсально для всех древних культур.
А теперь вспомним, что именно царапина, "рана" мебели
послужила причиной разрыва отношений, подчеркнем - сексуальных отношений, одной
из наиболее важных составляющих жизни человека. Ничто не мешает нам
предположить, что женщина из нашего романа, оставаясь
нормальной современной женщиной, память которой не
отягощена знанием о пространственно-ценностной иерархии
объектов владения в праве Древней Индии, все же
воспринимала неряшливость мужчины и последствия этой
неряшливости не только как угрозу своему имуществу, но и
как личную угрозу. То есть пятна на скатерти и царапины
на мебели могли ею ощущаться, конечно же бессознательно,
как синяки и ссадины на собственном теле.
* * *
Человек всегда пользовался вещами и всегда знал им цену.
Однако вещь, которой владел древний человек и вещь,
которой владеет современный человек, - это совершенно
разные вещи. Мы говорим сейчас не о внешнем отличии
вещей, но об отличии в отношении к вещи как
таковой. Сегодня мы радуемся, приобретая вещь,
однако уже в момент покупки готовы с ней расстаться ради
новой вещи с улучшенными техническими возможностями.
Нашу близость с вещью, привязанность к ней, уменьшает
так же, одновременно с ценой и ценностью, серийное
производство. Ребенок пока еще не утратил способность
разговаривать с вещью, однако, и он, пройдя инициацию
престижным потреблением, меняет интонацию в разговоре со
старой и с новой игрушкой. Что-то понятно и естественно.
Я радовался, когда появилась возможность
upgrade' ить свой компьютер, и
не испытывал никакой привязанности к старому процессору.
Но как я буду относиться к чужому и к собственному
телу, когда смогу его upgrade' ить?
Серийное производство было революцией не только в
истории техники, но и в сознании людей .
Жан Бодрийар, говоря о появлении возможности
воспроизводства одинаковых вещей, вспомнил ошеломление
негров, впервые увидевших две одинаковые книги.
В ритуале взаимного одаривания,
называемого индейцами Северо-Западной Америки
потлач ,
имущество в ряде случаев даже не дарят, а
просто разрушают. При этом разрушение является высшей
формой траты. У цимшиан ее называют "убивать имущество".
Это тема жертвоприношения. Если собственность убивают,
то это потому, что у нее есть жизнь.
"Все предметы имеют невидимое существование так же как и
видимое", - говорят игороты с Филиппинских островов.
Кешинг, который жил среди зуньи, был усыновлен ими и
стал мыслить подобно им, говорил: "Зуньи, подобно
первобытным народам вообще, представляют себе
изготовленные человеком предметы живыми - на манер
растений, животных, погруженных в зимнюю спячку,
заснувших людей. Это своего рода приглушенная жизнь, тем
не менее весьма могучая, способная проявляться пассивно
своим сопротивлением и даже активно действовать тайными
путями, могущая производить добро и зло. А так как
известные им живые существа имеют функции,
соответствующие их формам (у птицы - крылья и она
летает, у рыбы - плавники, и она плавает), то и
предметы, созданные рукой человека, также имеют разные
функции в соответствии с приданной им формой. Отсюда
следует, что мельчайшая деталь в форме этих предметов
имеет свое значение... вот почему эти детали неизменно
воспроизводятся с величайшей точностью". "Перед нами
непосредственный результат действенной веры в
мистические свойства предметов, связанные с их формой,
свойства, которыми можно овладеть при помощи
определенной формы, но ускользающие от контроля
человека, если изменить в этой форме хотя бы малейшую
деталь. Самое незначительное на вид новшество открывает
доступ опасностям, может вызвать гибель новатора и
тех, кто с ним связан" 2 .
В мифах и ритуалах
всех народов Сосуд связан с Началом. Сосуд - это образ
женщины и женщина мыслится сосудом, а женские божества
почитаются в виде сосудов. Сосуд=женское лоно. Для греков сосуды -
живые существа, как правило, женского рода, иногда с глазами "женской"
(миндалевидной) формы. Самые архаичные надписи на
сосудах, представляющие собою вообще наиболее ранние
памятники греческой письменности, - это владельческая
надпись на килике с Родоса: "Я - килик Корака" и
знаменитая: "Я - Нестора благопитейный кубок" ( VII
в. до н.э.). В VIII-VI
вв. до н.э. говорящие надписи в первом лице встречаются
на статуях богов и людей, на могилах, на изображениях
животных, на монетах и геммах, на мерах весов: "Я - хой"
(хой - мера объема), на метательных дисках 3 .
Если человек был способен услышать голос меры весов
(кстати, русское слово вещь заимствовано из ст.-славянского
языка, где вешть - из * vekt ь,
производного посредством суф. - t ь от той же
основы, что и лат. vox - "слово, голос"), не
удивительно, что он считал пластические изображения
существ, написанные красками или изваянные, столь же
реальными, как и изображаемые существа. Статуям богов не
только приносили жертвы, их мыли, переодевали, украшали
и, разумеется, с ними общались.
В Северной Америке манданы верили, что портреты,
нарисованные Кэтлиным, были живыми, а самого Кэтлина
считали величайшим колдуном, творящим живых существ. "Я
знаю, - говорил один из манданов, - что этот человек
уложил в свою книгу много наших бизонов, я знаю это, ибо
я был при том, когда он это делал, с тех пор у нас нет
больше бизонов для питания" 4 .
ФЕТИШ
Слово фетиш (от португ.
feticio - "амулет") появилось в европейских
языках в XV в., когда
португальские мореплаватели высадились на побережье
Западной Африки. Этим термином португальцы обозначали
различные принадлежности католического обихода -
реликвии святых, чудодейственные четки и тому подобные
религиозные святыни. После ознакомления с неграми
Золотого и Невольничьего берега, они стали применять тот
же термин ко всем тем странным материальным объектам
(куски дерева, камешки, горшки с землей и кровью, когти,
перья, зерна и т. п.), к которым негры относились как в
божествам, с верой в их чудодейственную силу. В форме f é tiche,
feti s h термин с течением
времени получил право гражданства во французском,
английском и других европейских языках. В науку, в
качестве обобщающего термина для целой категории
религиозных фактов, впервые ввел в 1760 г. Ш. де Бросс
в книге: "Du culte des dieax fetiches оu Parallele de
l'ancienne Religion de l'Egypte avec la religion de
Nigritie" (рус. пер. "О фетишизме", 1973).
* * *
Вещь считается
обладающей сверхъестественной силой и рассматривается
как фетиш в двух случаях. 1) если вещь
пришла издалека, из земли "чужих" (тогда вещь в ходе
ритуала присваивается и в дальнейшем используется в
основном для вредоносной магии); 2) если вещь
изготовлена шаманом из материалов, освященных
традицией и
прида ющих ей силу
(такая вещь получает священное имя и
представляет дух а -хранител я)
или вещь считается изначально принадлежащей роду и, как
в случае чуринги, является первопредком, тотемом.
Восприятие вещи в традиционном
обществе включено в тотемистическое мировосприятие;
человек осознает природу-тотем-коллектив как единое
неделимое целое, и способен увидеть это целое в вещи.
Вещь-как-единое-целое в определенных пороговых ситуациях
призвана напоминать о целостности мира, есть символ ( σύμβολον)
целостности, восстанавливает ее в случае утраты. "Вся
видимая природа есть общество и отдельный человек; вода,
светила, деревья - это люди; в прошлом каждый мужчина -
Зевс, каждая женщина - Гера, каждая девушка - Артемида,
именами которых они в Греции клялись и сущности которых
тем самым уподоблялись" 5 . Но точно
так же как вещь была или могла стать человеком и богом,
так и человек ощущал себя и себе подобных вещью.
Человека можно было подарить, обменять, выиграть и т.п.
* * *
У католической святыни,
р еликвии ,
называемой португальцами feticio и у
feticio , фетиша негров
Золотого берега было нечто общее - прежде всего то, что
почитание святынь, как у белых, так и у черных, являлось
частью культов, отличающихся друг от друга, но в обоих
случаях, несомненно, стройных систем
верований с определенными традициями и людьми,
отвечающими за соблюдение этих традиций. В английском
языке fetisher - "колдун",
"знахарь".
К. Леви-Строс проанализировал текст шаманского
песнопения индейцев-куна. Цель песнопения - помочь
женщине в трудных родах. В песне
рассказывается, как
шаман отправляется к роженице, как он приходит в ее хижину и
начинает свои приготовления: он воскуривает дым, сжигая
бобы какао, и изготовляет священные изображения, или
н учу . Эти изображения делаются из материалов, освященных
традицией, которые одни в состоянии придать им силу, и
представляет духов-хранителей. Шаман берет их себе в
помощники и во главе их отправляется в жилище Муу. Муу —
это сила, которая ведает формированием плода. Трудные
роды объясняются тем, что Муу превысила свои полномочия
и завладела пурба , или «душой», будущей матери. Таким
образом, вся песнь посвящена поискам потерявшейся души.
Она будет возвращена больной после долгих перипетий:
преодоления препятствий, победы над свирепыми животными и
заключительной битвы шамана и его духов-помощников с
Муу и ее дочерьми. Последние будут побеждены с помощью
магических шапок н учу , тяжести которых они не могут вынести
( нучу , .чтобы вступить на дорогу, ведущую к Муу, принимают вид пениса в состоянии эрекции и ведут себя соответственно ).
Победив Муу , шаман находит и освобождает пурба роженицы,
и та разрешается от бремени [...] Причиной болезни
яв ил ся
орган, из которого злые духи похитили жизненные силы,
частичные или общие. Неле (шаман)
может превратить этих духов в
своих защитников или помощников. Из
этого следует, что мы имеем дело с шаманом, хотя его
вмешательство в роды кое в чем и отличается от обычного для шаманов
поведения. Нучу же, духи-помощники, по призыву шамана воплотившиеся в
сделанные им фигурки, получают от
него не только невидимость и дар прозрения, но и нига —
«жизненность», «упорство», в результате чего они
становятся нелеган (мн. от неле ) — «служащими
людям», «существами, подобными людям», но
одаренными сверхъестественной мощью 6 .
В этом тексте
излагается чисто психологический способ лечения,
поскольку шаман не прикасается к телу больной и не дает ей
никаких лекарств, но в то же время он явно и прямо
говорит
о патологическом состоянии и органе, который его вызывает:
можно сказать, что песнь представляет собой как бы
психологическую манипуляцию с больным органом и что выздоровление ожидается
именно от этой манипуляции. При этом в представлении больной шаман и
его помощники нучу / нелеган
(фетиши) должны проникнуть и проникают в ее тело для
излечения.
* * *
С явлением фетишизации связан свойственный первобытной
культуре феномен функционального сдвига, превращения
полезного в священное, орудий труда в предметы культа.
Орудие приобретает новую функцию, но именно его
первоначальная функция является нередко условием и
причиной этого превращения. Вот как воспринимается это
общечеловеческое явление человеком иной культуры,
автором рукописи XVI в. "Сад спасения", где говорится о
лопарях: "Аще иногда камнем зверя убиет – камень
почитает, и аще палицею поразит ловимое – палицу
боготворит". К помощи копьеметалок прибегали в целях
вредоносной магии знахари племени курнаи Племя унгариньин в северо-западной Австралии само не
изготовляет бумерангов и не употребляет их как оружие –
унгариньин используют бумеранги только в магических
целях как носителей таинственной, разрушительной
субстанции. Охотничьи бумеранги из Центральной
Австралии, попадая в Арнемленд, превращаются в
могущественные магические орудия. То же происходит с
каменными наконечниками, которые распространяются из
центрального Кимберли и у других племен теряют свое
первоначальное значение и становятся объектами
ритуального или магического использования.
Центрально-австралийское племя каититж пользовалось в
качестве средства вредоносной магии наконечником,
полученным путем межплеменного обмена от племен, живущих
"далеко на западе". Его достаточно было только
"нацелить", чтобы убить врага. Та страшная
магическая сила, которая приписывалась ему, объясняется
тем, что он пришел из далекой, чужой страны, где его
сделали люди, с которыми, как со всем чужим и
незнакомым, связываются представления о свойственной им
враждебной, таинственной магической силе. Попадая в
другое племя, предмет как будто испытывает волшебное
превращение – там, где он сделан, он был орудием труда
или оружием, а здесь превратился в орудие магии. Даусон
сообщает, что аборигены Виктории избегали прикасаться к
чужим, необычным для них копьям и другому оружию, так
как были убеждены, что это может причинить им болезнь и
даже смерть. "Щиты, пришедшие издалека, европейские
топоры и т.п. не употребляются как орудия, а переходят
от племени к племени и распространяются на огромные
расстояния как предметы священные".
У аборигенов Австралии важную роль в магическом
овладении силами природы играли каменные чуринги (на языке племён аранда
чуринга -
"священное, запретное") - условные каменные изображения
тотемов и культурных героев. Чуринги применяются
в качестве талисманов или магического оружия в
охотничьей магии или в бою, где сообщают силу и
храбрость своим обладателям. Наконец, чуринги
применялись и в обрядах интичиумы – в торжественном
ритуале уднирингита, цель которого состояла в том, чтобы
способствовать размножению больших древесных личинок,
употребляемых в пищу. Существовали у аборигенов
Австралии и каменные фаллические изображения, призванные
магически способствовать воспроизводству человеческого
рода, несущие в себе магическую плодоносящую силу.
У аборигенов Арнемленда любое орудие – копье, весло и
т.п. – рассматривается как наделенное особой
сверхъестественной силой мар , но лишь после того, как
ему дано особое, "священное" имя или если оно
приобретено посредством обрядового обмена. Пользоваться
таким предметом запрещено всем, кроме посвященных
мужчин. Мар сообщает собственнику орудия могущество,
силу, удачу на охоте. В восточном Арнемленде копья
снабжаются наконечниками из шипов ската, который в
мифологии ассоциируется с тигровой акулой, культурным
героем и предком некоторых родов 7 .
ФЕТИШИЗМ
Так что не может быть ничто
передано слуху теми же словами.
Плиний.
Мы живем в "большом
времени", в этом времени нет прошлого как навсегда
ушедшего и обреченного на забвение, в этом времени есть,
по словам Августина, "настоящее прошлого". Есть то, что
мы помним и осознаем, есть то, что мы помним, но не
осознаем. При этом не существует человеческой памяти,
которая ничего не забывает. Память без забвения - плод
воображения или патология как в случае Фюнеса из притчи
Борхеса. Забывание, - утверждает П. Рикёр, - порой
столь тесно связано с памятью, что может считаться одним
из ее условий 8 . Но и забывание может
быть патологично, может вызывать патологичные реакции
как у самого забывшего, так и у того, кто поставил
диагноз. Например, при искусственном стирании следов.
М. Фуко, исследуя историю
безумия и, в частности, отмечая момент изменения в
отношении к магу в классическую эпоху (от святотатца - к
безумцу), - пишет: "Все эти старинные магические,
профанирующие, святотатственные ритуалы, все эти
недейственные отныне слова перетекают из области
действенного, где они обретали смысл, в область
иллюзорного, где они становятся одновременно и
бессмысленными, и предосудительными, — в область
неразумия. Пройдет время, и святотатство с его
трагическими жестами будет осмысляться только в понятиях
патологии — как обсессия.
Существует мнение, что магические жесты и
профанирующее поведение превращаются в патологию в тот
момент, когда данная культура перестает признавать их
эффективность. На самом же деле переход в область
патологии совершился, по крайней мере в нашей культуре,
не прямо; ему предшествовал период, в течение которого
действенность кощунственных практик была нейтрализована,
а верование, лежащее в их основе, окружено ореолом вины.
Трансформация запретов в неврозы проходит такой этап,
когда их интериоризация принимает вид определенной
моральной позиции: этического осуждения заблуждения. На
протяжении всего этого периода магия, вписываясь в
систему мира, уже не принадлежит к разряду технических
средств либо искусств, приносящих успех; однако с точки
зрения психологии поведения индивида она еще не стала
воображаемой компенсацией за пережитую неудачу. Ее место
как раз там, где проступок соединяется с заблуж
На кастинге ебут без резинки GDP e509
Стерва только дразнит член, но не дает трахать
Уговаривает трахнуть пальцем Соверен Сайр на столе