Ferrum Lignator

«Щелчок. Папа снова ушёл за дровами, велев мне запереться на все возможные замки и не высовываться из дому ни под каким предлогом. Мне уже четырнадцать, а я ни разу не гуляла со своими сверстниками. У меня ни одной подружки нет, хотя девочки из учебников собираются толпами и ходят туда, куда захотят. Папа говорит, что это неразумное поведение, ведь их, скорее всего, убьют или изнасилуют. Почему им вообще должны причинять вред!? Они плохие? По крайней мере, мне так и говорят. Меня с самого раннего детства учили нескольким языкам сразу, самообороне, а в девять я уже разбирала оружие! Ой, я уже тут об этом писала. Очень жду, когда смогу увидеть реальный мир без вечной мерзлоты, темноты и тревоги за свою жизнь... но папа ведь не станет врать мне, да?»

Отложив розовый девичий дневничок та плюхнулась на кровать. Скоро выдвигаемся. Обхватив бледные от недостатка солнца колени, Каролина задумалась. Папа правда плохой? Или, может, всё же Бог виноват в его бедах? Каждое первое воскресенье месяца в заброшенной церкви звенят колокола. После таких моментов здоровье Ярослава ухудшается в несколько раз, от чего ему все труднее и труднее ходить, дышать, видеть и выполнять даже базовые действия, например, приготовить сытный ужин. Но он делает вид, что с ним все хорошо, лишь бы дочь не видела его мучений.
Ни смотря на своё стремление выглядеть сильным в её глазах, мужчина был человеком ещё и жёстким. Он в идеале обучил Каролину всего трём вещам: языкам, страху религии и тому, как не доверять никому кроме себя. Всё ведь из-за того случая, верно, наш великодушный спаситель Ярослав?
Девочка, схватив отчую ушанку и напялив на себя самую, как ей показалось, тёплую куртку выбежала из дома. При себе у неё оказались лишь фотография её маленькой на руках у Ярослава, сладкие витаминки, брелок-фонарик и прочая мелочь. Она побрела по высоким сугробам, из-за роста словно бродя по Богом забытому снежному царству. Смеркалось. Церковь издали выглядела не так страшно, как тогда, когда бледнолицая ступила на её порог. Ой! Доски обвалились и Каролина упала на колени, разодрав колготки. "Папа ругать будет..." – шмыгая носом подумала она, но отступать было поздно.
— Есть тут кто? Я просто хочу поговорить! Оставьте мою семью в покое и... и я принесу вам гору конфет! У меня ириски есть, есть со сгущёнкой! — наивно выкрикивала она, щёлкая по кнопкам фонаря, то включая, то выключая его, — только папу не трогайте, он ничего плохого не сделал... а если он вас обидел, то он извинится, честно-честно!
Голосок её дрожал, а ноги подкашивались.
Гробовая тишина воцарилась на секунду, а вслед за ней... БАБАХ! Прямо перед Каролиной упало нечто, от которого исходил запах мёртвых крыс или собачьих объедков. Свет в комнате включился. Сама того не осознавая, девочка забрела на нижний этаж и уронила один из манекенов для брони. Та осмотрела комнату. Все деревянные рыцари стояли в неестественных позах и словно были расставлены кем-то заранее, чтобы совершить нападение или задержать человека. Извиняясь и кланяясь перед кусками железа, та проходит в приоткрытую спереди дверь. Она, кажется, исцарапана каким-то диким зверем... зайдя внутрь, брюнетка услышала, как кто-то словно волочет по полу что-то грузное, тяжёлое. По телу пробежали мурашки, и, неясно с какой стороны, раздался голос.
— Я не злая! Я норма-альная... Кому ты чешешь, леший-карлик? — зло пробурчал режущий перепонки голос вдали комнаты, в конце чуть ли не срываясь на крик.
Этого существа не было видно в темноте, но было ощущение, что оно большое, могущественное, вот-вот подойдёт и... съест! И, действительно, будто в кулинарном шоу ужасов на неё выпрыгнул человек, у которого вместо головы был дуршлаг, а в руках — поварешка! Он, не видя ничего из-за отсутствия глаз, замахнулся на Каролину и упал на колени. Рефлекторно прижавшись к стене, она нащупала выключатель. Есть!
Картина прояснилась. Это оказался совсем не обезглавленный человек. Сгорбившись, вся в крови и в порванном платье над кухонными принадлежностями нависала крылатая фигура, пытаясь отдышаться.
— Эй, ты в порядке...? — добродушно она протянула незнакомцу руку, на что, вместо ответа, тот лишь расправил крылья и повернулся к ней как ни в чем не бывало.
— Ах, ты то самое дитя человечье... — дрожь все ещё не сходила с тела неизвестного, зато теперь отчётливо можно было видеть его практически белое лицо, чёрные круги под глазами и покрасневшие склеры, — и как только такую срань сюда пускают! Ты знаешь, который сейчас час, милочка? Хи-хи. Ты даже не умеешь пользоваться часами, я правильно понимаю? Твой отец тебя хоть чему-то учил? Может, ты умеешь здороваться с незнакомцами, может, умеешь вести простую беседу?
— Нет! И-хи-хи-хи-хи, он учил тебя только сидеть дома и ненавидеть Господа Бога... и именно поэтому ты шляешься непонятно где, наверняка ещё и без его ведома. Так ведь, маленькая дрянь? Кха-а!
Еле сдерживая слезы, Каролина вытерла свои сопли о воротник и, сняв свои варежки, молча протянула их тому, кому и слова сказать не успела, а уже оказалась высмеянной.
— Тебе... тебе холодно? Ты вся.. весь... ты дрожишь, — шапка удобно лезет ей на лоб, позволяя тени скрыть её страх.
— Холодно? Ах, да, что-то вроде того. Последний раз мне было тепло тогда, когда я сжёг свою руку до тла... гляди! — из-под рваного рукава высунулась чёрная, словно уголь кисть. Ни смотря на повреждения, она отлично функционировала и даже могла активно жестикулировать, — удобно тебе жить под отцовской крышей. Этот больной ублюдок топит тебе печь, готовит завтрак, обед, ужин... как можно так заморачиваться по поводу своего существования?! Оу, да, смертным же так не посрать на то, что они сдохнут. А ты кто такая? Хоть что-то ты в этом мире да значишь? Ха-ха, не хнычь, я всего лишь переломаю тебе рёбра если догоню... а пока-
— Ты кто?! — взвизгнула девочка, теряя равновесие.
— Я? А кто я по твоему? — фигура наконец выпрямилась в полный рост. Белоснежные крылья и светящийся нимб говорят сами за себя. Лишь насмешливая и злая улыбка нагоняет тревоги, — уж точно не тот, к кому домой следовало соваться, зная о прошлом своего папаши... ох, ты не знаешь? Не смотри на меня такими глазами... просто беги, пока есть силы. Хи-хи!
Тот нагибается, чтобы, кажется, поднять поварешку с пола, но вместо но вместо этого находит выпавшую из сумки Каролины фотографию и лёгким движением берёт её в руку и, подняв её как можно выше, вглядывается в изображение.
— Это моё! Отдай, пожалуйста! — девочка раздражённо вытягивает руку, пытаясь дотянуться до принадлежащей ей вещи.
— Не мешайся, лупоглазая, — из недовольной гримасы лицо оного расплывается в насмешливой ухмылке, — ты и твой батя? Ты это хранишь? Хи-хи, и зачем же? Не боишься проебать её так же, как проебала свою матушку?
— Мне больно, хватит, пожалуйста, — та лишь шмыгала носом, утирая слёзы промокшим насквозь рукавом. Стоило Ангелу опустить руку – половинка фотографии уже оказалась в ладони у девочки. Лишь лицо Ярослава. Её часть осталась в руке у маньяка в дуршлаге.
— Ах, ты видимо не знаешь, с кем шутишь... — крылом прикрывая своё лицо, он медленно потянулся своими чёрными пальцами за спину.
Каролина наконец опомнилась. Бежать! Рванув вперёд, прямиком в самую темень брюнетка попыталась на бегу сложить фото обратно в сумку. Таким образом, отвлекаясь и не глядя вперёд, она забежала в, скорее всего, один из залов и стукнулась головой о что-то тяжёлое и каменное. Помещение выглядело так, словно церковь и не была никогда заброшена: ни пылинки, всё обшито новой, с виду дорогой тканью, а в блестящем полу можно было разглядеть своё отражение.
Подняв взгляд, девочка увидела четырёхметровую статую женщины. Её лицо застыло в эмоции до тошноты искреннего ужаса, а отверстиями для воды послужили её собственные очи.
Обойдя скульптуру со всех сторон, Каролина заметила табличку, на которой было курсивом выгравировано женское имя «Елена».
— Так звали маму, когда она была жива, — устало протягивает та, сползая по камню на холодный кафель. Вздох.
"Не стоило сюда идти. Не стоило. Это ничего не стоило. Я разозлила Господа Бога, я предала папу... я была так уверена, что если просто попрошу их, они от нас отстанут. Папа не сделал ничего плохого, он же правда хороший!" — проносится в твоей голове, — "Он ничего не совершал, почему мне никто не верит? Почему они все такие злые?" — свои возмущения слышишь только ты.
Ты сомкнула глаза. Слышен лишь плачь статуи и зов твоего отца... где-то в глубине твоего разума. "Каролина, Каролина!" слышится где-то позади. Голос его звонок и строг, но так и веет домом. Вот бы прямо сейчас попить каркаде с ирисками, послушать от папы истории из его молодости...

Каролина...

Голова статуи падает рядом с Каролиной, пробуждая её от раздумий. Выстрелы, выстрелы и ещё раз выстрелы! Девочка осторожно выглядывает из-за угла.
— Каролина, Каролина! — то ли с ужасом, то ли с облегчением вскрикнул мужчина, сразу заметив ту за разрушенной статуей, — Блять, кто ж тебя дёрнул сюда сунуться! Беги, беги скорей!
То ли дочери, то ли себе он приказал сматываться из этого места. Она побежала. Рванула оттуда что есть мочи и, убедившись, что её не видно и не слышно, притаилась за тумбой в соседней комнате и закрыла уши руками.

«Грязный, жалкий межеумок. Эти суки должны были забрать меня... о нет, они должны были забрать его. Я признаю свою вину, конечно, но её то за что, ублюдки?! Это несправедливо. Да я рад буду спалить эту церковь к хуевой матери, лишь бы ваших рож поганых боле не видеть... Я её, блять, защищал! Елена! Верните её, иначе...»

Иначе мы тут навечно застрянем. Девочка на карачках выползает из своего укрытия. Она медленно поднимается наверх и, вновь спрятавшись за статуей, выглянула из-за неё. Сдержать крик было невозможно.
— Убери, убери! Пап, папа, пап?! — держась за голову, та падает на колени, — папа, ответь, ну же! Пожалуйста! Я правда никогда больше не буду выходить без твоего разрешения, папа, па! Я же вижу, у тебя глаза открыты, почему ты молчишь?
— Ам-м-м.. — словно пропел Ангел, — здравствуй снова, молодая душа. Как тебе ужин? Нравится? Можешь приступать к трапезе. Хи-хи... я угощаю.
— Зачем? Зачем ты это делаешь? Это же мой папа, мой... па-папа!
Тело Ярослава лежало со вспоротым брюхом на мокром от крови и слёз полу. У него не хватало пары рёбер и сердца. Последнее, кстати, уже успел кое-кто забрать.
— Он сам виноват. Сначала он снёс бошку тому священнику, который трахнул его жену, а теперь, — тот указывает на сломанную статую, — и ей самой. Я был здесь, чтобы охранять Елену, а он взял и все разрушил. Опять... хи-хи-хи, а это интересно, не находишь? Когда он захотел застрелить его он держал тебя на руках. Когда он захотел убить меня... ты была рядом. Это произошло из-за тебя, дрянная мелюзга. Но, хочу отдать должное, благодаря тебе я осталась в живых!
— Но я этого не хотела! Лучше бы вместо папы был ты! Ты чудовище, ты монстр! — слезы лились водопадом. Каролина перепачкала перчатки в отчей крови, от чего у неё закружилась голова.
— Ах, плевать, я бы и так не умер. Видишь ли, — Ангел расстегивает пару пуговиц на своём платье и открывается вид на его бледную словно мел грудь и подобие чёрной дыры внутри неё, — я просто возьму его до тех пор... пока ты его не воскресишь.
Лёгким движением руки сердце Ярослава оказывается внутри этого отверстия.
— Воскресить...?
— Ага, воскресить. Откопаешь моё тело – будет тебе и живой отец, — Ангел пинает основание скульптуры, — и, возможно, даже матерь свою повидать сможешь.
— Где? Где твоё тело?! — усталый и хриплый голос девочки тут же прорезался, стоило ей услышать эти слова.
— Хм-м-м... дай-ка подумать, — тот лишь ходит по комнате, выискивая что-то глазами. Этим чем-то оказалась промокшая до нитки карта, что валялась в нижнем шкафчике одной из дорогих тумб. Блондин разворачивает её к Каролине и пальцем тычет в неизвестное ей и размытое от влаги место, — здесь.
— Это что вообще...?
— Икреама. Кладбище возле больницы Рейдок! Хи-хи, правда, здорово? И как же я тут оказался, если моё настоящее тело находится аж во-о-он там... за морем! — на радостях существо взмывает в небо и приземляется на руки каменной Елены, элегантно закидывая ногу на ногу, — ну что, осилишь? От этого зависит жизнь твоего папаши, как-никак! Я буду терпеливо ждать тебя прямо тут... буду сладко спать, пока ты будешь мучиться, пытаясь попасть заграницу. Тебя ж там убьют, идиотка... хе-хе-хе.
***
В голове туман. Всю неделю после произошедшего брюнетка не находила себе покоя. Она плакала, блевала, спала и почти ничего не ела, ведь в холодильнике как мышь повесилась после смерти Ярослава. Каролина не верила в это. Невозможно. Если бы она туда не пошла, всё было бы хорошо. Всё было бы как прежде...
Девочка не могла собраться с силами и, если быть честными, лежала бы там до скончания дней если бы не закончилась еда. Сложив в рюкзак пару консерв, оставшиеся деньги отца, его фотографию, карту и некоторый хлам она пешком пошла в город. Дорога до туда и составляла примерно час. С дрожащими коленями и неумением контактировать с людьми Каролина стала неловко подходить к прохожим, расспрашивая их о том, как добраться до "Икреамы".

"Боже правый, она выглядит как оторванный от мамы утёнок!", "Эта малышка ни за что одна не справится в этом жестоком мире!"

— Так помогли бы мне, раз я не справляюсь! — топнула та ногой, подслушав разговор женатой пары. Те лишь хмыкнули и ушли, перешептываясь между собой о грубой молодежи.
Каролина бродила по улицам и закоулкам в поисках ответа достаточно долго. Никто не мог указать ей путь. Присев на камешек возле тротуара она стала подслушивать разговоры местных жителей: кто о погоде, кто о работе, кто о семье...
— Конечно, Лили! Надеюсь, мы доберёмся без происшествий. Хотелось бы мне увидеть Икреаму хоть одним глазком.
— Ох, вот было бы здорово... однажды наши мечты станут реальностью, вот увидишь.
Две девушки, разодетые в одинаковую униформу катили за собой тележки с багажом и разговаривали как раз о том, о чем нужно было!
Спотыкаясь, та побежала в их сторону. Врезавшись в одну из тележек, Каролина стала спрашивать их о теме разговора.
— Ахах, как неожиданно, малышка... — ответила вторая, наблюдая за тем, как её подруга продолжает катить вещи вперед, — я официантка и помощница на круизном теплоходе. Если ты не дочь одного из пассажиров – увы, вход туда для тебя закрыт.
— Вы не понимаете... пожалуйста, помогите мне попасть в Икреаму. Я сирота, я осталась без дома, у меня почти нет денег! — залепетала та, вновь натянув шапку на лицо, — и мои... мои единственные живые родственники находятся там! У меня, ам-м... дядя американец...
— А я что сделаю? — с доброй ухмылкой отвечала девушка, — я договориться ни с кем не смогу, я лишь обслуживающий персонал, в другие страны я никого не перевожу по своей воле.
— Пожалуйста... вы ведь сами говорили, что хотите туда попасть! А мне очень-очень нужно!
— Слушай, — она нагнулась, — меня зовут Лилианна. Можешь звать меня просто Лиля... я тоже планировала сбежать отсюда, но пока я действую в одиночку все мои планы рушатся... если ты готова помочь мне сбежать – пожалуй, я помогу тебе проникнуть на корабль.
— Всё что захотите! — закивала девочка.
— У тебя, так понимаю, никаких документов нет, — взглянув на растерянную Каролину та задумалась, — пойдём за мной.
По пути до причала они успели познакомиться поближе. Лилианна Гасинская – таково было имя загадочной официантки – рассказала много про свою жизнь. Эту профессию она выбрала лишь ради того, чтобы сбежать куда подальше и именно благодаря какой-то желтоглазой сиротке у неё наконец выйдет осуществить свою мечту. Но разве может всё быть вот так легко и радужно?

***

Незаметно проведя девочку в свою комнату заранее, она заперлась на замок.
— У меня был план сбежать вплавь, но это слишком опасно. Надеюсь, ты понимаешь, — Гасинская пожала плечами, — у нас есть шлюпки для экстренных ситуаций. Можем спуститься за ночь до прибытия и уплыть на них.
— А мы не утонем? В море ведь могут быть сильные волны! Мне так папа говорил, — нахмурилась Каролина.
— Так-так, а кто говорил, что сирота?
— Мой папа умер неделю назад... мне очень трудно об этом говорить, — поникшая, девочка спрятала свои розовые от подступающих слёз щеки за наушами.
Путь им предстоит непростой.

— Во-от так! — ты видишь, как твой папа задорно смеётся, засовывая кусок морковки в снеговика и надевая на него свою любимую синюю шапку-ушанку, — и последний штрих... готово!
— Ха-ха! Он на тебя похож! — ты указываешь на ваше творение, после чего тебя берут на руки и целуют в лоб.
— Ой, у тебя губы холодные! Бе-е!
— А у тебя синие. Пошли домой, какао выпьем, — он гладит тебя по голове, возвращая слезший капюшон обратно на твою макушку.
— Я ещё хочу погулять! Ну пожалуйста!
— Тогда я съем все твои ириски.
— Ах ты! М-м! — хмурясь, ты сдаёшься и вы вместе идёте домой по хрустящему снегу.

Дальнейшее повествование идёт от лица Каролины.

Утро ощущалось как в тумане. Ты смотрела на свою зимнюю одежду в углу комнаты и теребила свои пальцы, думая о том, сможешь ли ты вообще заговорить с кем-то в чужой стране. Отец, безусловно, учил тебя языкам, но раз контакт с людьми даже на родном языке вызывает дрожь, то сможешь ли ты хоть слово вымолвить встретив иностранца? Лилианна сказала, что за пару часов до прибытия вы будете сбегать, даже не объяснив, каким образом – лишь вскользь официантка упомянула спасательную шлюпку. Будет ли это безопасно? Выберетесь ли вы обе живыми? Эти вопросы не покидали твою голову до тех пор, пока в комнату не вошла Гасинская.
— Ну что, воин? — в руках у девушки была большая полупрозрачная сумка, сквозь которую можно было заметить лишь красную ткань и вещи первой необходимости, — готова покорять океаны?
— Уже? Но ещё ведь совсем темно, — удивилась ты, все ещё разглядывая вешалку.
— А чего ты ожидала? — златовласая смотрит тебе прямо в глаза, — днём на солнышке нам бы не удалось сбежать. Нас бы заметили... так! Отвернись.
Официантка переодевает форму на красный купальник, на плечи накидывая кофту. Её сумка остаётся почти пустой.
— Складывай свои вещи, — торопливо бросая её тебе, говорит она, — и иди за мной.
Благодаря меху на воротнике ты с трудом запихиваешь верхнюю одежду внутрь и, волоча свой груз по полу, выдвигаешься за девушкой.
Она уже всё подготовила заранее. Спустившись по шаткой лесенке вниз, вы усаживаетесь в спасательную шлюпку. Уже видно Икреаму...
— Как думаешь, папа вернется ко мне? — спрашиваешь ты, ковыряя ранку на ноге.
— Не знаю, — та безучастно смотрит на берег, — а мне какая разница? Я дохликов не воскрешаю.
— Прости, просто... мне бы очень хотелось, чтобы он оказался жив. Я не хочу верить в то, что он мёртв.
«Откопаешь моё тело – будет тебе и живой отец... возможно, даже матерь свою повидать сможешь.»
Эти слова отпечатались у тебя в голове, похоже, на всю жизнь. А что, если нельзя было ему верить вовсе? Что, если он обманет? А если никакого тела нет?! Если так и окажется, то ты застрянешь в чужой стране без средств коммуникации и знакомых кроме Лили. Как хорошо, что она будет с тобой на это время, ведь так?
Через пару часов вы подплываете к берегу. Официантка взволнованно трясёт тебя за плечо, выкладывая вещи из вашей "лодки".
— Мне даже купальник не понадобился... ох, какое счастье, — она улыбается так, словно выиграла самую крупную в мире лотерею. Ты вылезаешь за ней, ненароком намочив обувь.
— Мы... на месте? Это Икреама? — оглядываясь по сторонам, ты не видишь ни города, ни признаков существования какой-никакой жизни здесь в принципе. Лишь пляж и полупустой порт, на котором и то никто не стоит, — но куда нам теперь идти? Это точно... то место?
— Ага, то, — она небрежно ставит возле тебя сумку и направляется в противоположную от пристани сторону.
— Ты куда?
— Я куда? Туда, куда мне нужно... ты думала, что я останусь с тобой? — она поворачивается и вскидывает белую бровь наверх.
— Я думала, что мы пойдём вместе! Разве не так? — ты думаешь бежать за ней, но резко останавливаешься, словно что-то не даёт тебе двинуться с места.
— Послушай, я не твоя няня, не твоя мама уж тем более... ты уже взрослая девочка и явно сможешь разобраться сама, угу? — златовласая бросает на тебя небрежный взгляд в последний раз и продолжает уходить так, словно ничего и не происходило, — ты не подумай... просто, вдруг у меня из-за тебя возникнут проблемы?
И в правду... из-за тебя одни проблемы. Ты, волоча сумку за собой, плетешься к причалу. И отсюда тебе надо будет попасть на кладбище...