Её искра

Луна решила, что сегодня она будет по-настоящему крутой.

Не в смысле «все обернутся с открытыми ртами» и не в смысле «кто-то влюбится с первого взгляда». Нет, в глубине души она давно оставила эти мысли. Крутой в более приземлённом, почти практичном значении: войти, не замереть на пороге, не пересчитывать шаги до ближайшей стены, не трясти руками так, будто они мешают существовать.

Она знала, что это звучит глупо, но именно из таких мелочей складывалось её представление о реальной крутости.

Подготовка заняла больше времени, чем она хотела признавать. Каждое движение сопровождалось нервным тиком и тихими уверениями, что она справится. Шаг за шагом. Луна натягивает чёрную майку. Куртку, слишком большую, чтобы быть аккуратной, и достаточно стильную, чтобы в неё можно было спрятаться, не чувствуя себя белой вороной среди разодетой толпы. Кеды.

В зеркале отражалась версия Луны, которой хотелось дать шанс. Не идеальная, но готовая рваться в бой.

Ты студентка, — напомнила она себе. — Ты имеешь право быть там. Даже если пока сомневаешься в этом.

Вечеринка проходила на третьем этаже. Уже на лестнице стало слышно музыку — глухую, вязкую, с таким басом, будто у здания проснулся пульс. Девяностые в интерпретации студентов выглядели как хаос: приглушённый свет, неоновые ленты, пластиковые стаканы, кассеты, найденные где-то между старыми учебниками и чужими забытыми вещами.

Луна остановилась у входа ровно на секунду дольше, чем нужно. Не настолько, чтобы это выглядело как паника, но достаточно, чтобы тело запомнило это колебание.

Чёрт возьми.

Внутри было шумно, тесно и слишком живо. Люди смеялись, двигались, сталкивались локтями и плечами, кто-то уже танцевал так, будто ему нечего было терять, и смеялся, будто дыхание не было жизненноважным процессом. Луна прошла вперёд, стараясь держать темп, не прижиматься к стенам и не оглядываться слишком часто.

Она задела кого-то локтем почти сразу. Извинилась слишком поспешно. Язык заплёлся. Сердце подпрыгнуло.

Ничего страшного, — уверяла она себя. — Это нормально. Люди задевают друг друга.

Стена нашлась сама. Гладкая, прохладная, надёжная. Луна встала рядом с ней. Временно, конечно! Крутые девчонки иногда стоят у стены. Это не капитуляция, это стратегия. Она кивнула самой себе.

Стакан с лимонадом быстро занял руки. Пластик был тонким, слегка липким. Луна сделала глоток и поморщилась — слишком сладко. Но это к лучшему: вкус возвращал душу в тело, не давая утонуть в мыслях.

Она чувствовала себя заметной. Не потому что на неё смотрели, наоборот, большинство было занято собой. Но её собственное внимание к себе было таким пристальным, что казалось, будто его достаточно за всех.

Именно тогда рядом появилась Кохаку.

Луна заметила её не сразу — сначала движение, уверенное, не суетливое. Потом ощущение, будто пространство рядом стало устойчивее. Светлые волосы, небесные глаза, ободок, украшенный чем-то ярким и явно найденным в последний момент. Куртка слишком броская, чтобы служить защитой. Улыбка — не демонстративная, а живая. Кохаку не оглядывалась, не искала глазами подтверждения, что всё в порядке. Она просто была здесь, и этого было достаточно.

Контакт был коротким: имена, пара слов. Луна отметила, что говорит чуть быстрее, чем хотела, и тут же попыталась замедлиться. Получилось не очень. Стыд маячил на переферии сознания.

Но Кохаку, кажется, ничего не смущало.

Она двигалась по вечеринке так, будто здесь не было препятствий, только маршруты. Не тащила Луну за собой, не подталкивала, просто оставляла место рядом, где можно было идти. Луна шла следом, стараясь не отставать и не ускоряться, ловя этот ритм.

Кухня стала спасением. Здесь было теснее, но спасительно тише и реальнее. Музыка звучала приглушённо, кассета шуршала, лампы не резали глаза. Пахло чем-то подгоревшим и сладким одновременно. Типичный запах общежития, который Луна уже начала ассоциировать с домом, как бы странно это ни звучало.

Она села и позволила плечам опуститься. В теле появилась усталость. Та самая, накопленная за недели учёбы, пар, конспектов, постоянного ощущения, что она должна доказывать своё право быть здесь.

Иногда Луна думала о том, как сильно ей хотелось стать кем-то другим. Не в глобальном смысле, она давно перестала мечтать о невозможном. Просто той версией себя, которая не репетирует фразы заранее, не анализирует каждое движение, не чувствует себя временной, и не зависит от мнения других.

Кохаку сидела рядом, не вторгаясь в её мысли, но и не исчезая. Луна ловила себя на том, что сравнивает: как та сидит, как держит спину, как смотрит по сторонам. Всё казалось естественным, невыученным.

И это раздражало. Чуть-чуть.

Но восхищало. Сильно, чертовски сильно.

Возвращение в зал далось легче, чем Луна ожидала. Музыка замедлилась, свет смягчился. Людей стало меньше, и пространство перестало давить. Она больше не ощущала себя больным пальцем на ноге.

Девушка поймала своё отражение в тёмном окне. Всё ещё неловкая. Всё ещё напряжённая. Но не потерянная. Она стояла здесь. Она не ушла. Она не спряталась окончательно.

Её желание быть «крутой девчонкой» вдруг перестало казаться глупым. Оно никогда не было про отсутствие страха или неловкости. Оно было про право остаться, даже когда внутри всё сжимается, вопит и скребёт.

Кохаку была не целью и не идеалом. Она была доказательством, что можно быть разной — и всё равно собой. Что уверенность это не обязательно что-то врождённое и естественное. Иногда это просто шаг вперёд.

Музыка снова сменилась. Луна не дёрнулась. Она просто осталась стоять рядом, в этом шуме, в этом свете, чувствуя, как её «крутая версия» перестаёт быть маской и становится чем-то более честным.

Впереди были пары, дедлайны, утренний кофе из автомата, усталость и сомнения. Ничего чудесно не исчезло. Но внутри появилось новое ощущение — тихое, устойчивое.

Я могу быть здесь.

Именно такой.

И этого оказалось достаточно.