Екатерина Ростинина: «Все мои доверители – бойцы!»

 Московский адвокат о том, почему в провинции не любят столичных адвокатов

- Екатерина Викторовна, когда в провинциальных судебных разбирательствах участвует московский адвокат, да еще самих адвокатов несколько, люди склонны объяснять это тем, что у подзащитных денег куры не клюют. Иначе зачем Вы, успешный столичный адвокат, мотаетесь в Томск на судебные заседания по делу Юрия Гурдина, которого обвиняют в "организации растраты"? 

- Когда доверителя защищает несколько адвокатов, это не потому, что подзащитный «с жиру бесится». Как правило, это следствие сложности и объемности дела, наличия в нём не только правовой, но и политической составляющей. Дело Юрия Михайловича Гурдина как раз из таких, где требуется групповая, бригадная работа, где переплетены уголовное, гражданское право, требуется знание бюджетного процесса и законодательства о госзакупках. Это, в действительности, хозяйственный спор, в котором речь идёт об обоснованности стоимости разработки концепции, мастер-плана и макета томского межвузовского кампуса. Вся суть его сводится к несогласию с ценой. И решаться оно должно было бы, наверно, в арбитражном суде, но так сложились обстоятельства, карьерные амбиции, политическая обстановка, что мой подзащитный был обвинён в организации растраты на сумму свыше 70 млн рублей. Следствие и прокуратура предъявили Юрию Михайловичу обвинение с доказательствами, каждое из которых требует опровержения, поиска свидетелей, специалистов, изучения огромной документальной базы. Один адвокат качественно, в сжатые сроки с такой работой просто не справился бы. Я часто работаю командой и в ней у каждого адвоката своя роль. Есть четкая организация защиты и понимание кто, что и на каком этапе делает. 

Есть и ещё один важный человеческий момент. О нём говорил в своих лекциях один из лучших адвокатов нашей страны Юрий Михайлович Новолодский, легендарный петербургский защитник. Он учил нас, воспитанников его «Школы фактологической защиты»: «В сложные судебные процессы не надо ходить поодиночке. Должна быть команда». Это очень ярко видно при избрании в суде меры пресечения.

- Адвокаты боятся заходить в процесс поодиночке? 

-Дело не в боязни защитника, а в психологической обстановке. Задержание и дальнейшее решение вопроса в суде об избрании меры пресечения, особенно, если речь идет о заключении под стражу, всегда для нормального человека большой стресс. Наш подзащитный напуган, раздавлен свалившимися на него обвинениями, плохо понимает, что вообще происходит. Человек вырван из привычного круга жизни, помещён в агрессивную среду, толком не ел, не пил, не мылся. И вот его доставляют в суд. А в зале суда: следователь, прокурор, судья, конвойные, которые так или иначе настроены против «злодея» и его одинокого защитника. Наличие в этой ситуации профессионального коллеги, который станет поддержкой и опорой, критически важно. А там, глядишь, и наш доверитель очнется от потрясения, вспомнит забытые аргументы, выскажется – и вот нас уже трое против всех... Можно биться! 

- Однако при нынешнем обвинительном уклоне в судах это битва с ветряными мельницами... 

- Я никогда не говорю доверителю, что мы обязательно победим, и не понимаю своих коллег, которые заверяют своих клиентов в том, что всё будет хорошо. Нет! Будет сложно, трудно, придётся пройти через разочарования, крушения надежд, но опускать руки нельзя ни в коем случае. Наоборот, надо мобилизоваться и бороться за свою свободу, а иногда и жизнь. Я не работаю с обвиняемыми, которые говорят: пусть всё идёт как идёт, чему быть, того не миновать, от сумы и тюрьмы не зарекайся. Все мои доверителю – бойцы! Юрий Михайлович не исключение. Он сразу сказал: я не виновен, работаем! 

- Но даже в деле Гурдина есть персонажи, которые предпочли заключить сделку со следствием, дать нужные показания, получить минимальный срок и уже на свободе. Может быть, этот путь самый оптимальный сегодня?

- За почти 20 лет моей адвокатской практики среди моих клиентов не было ни одного «досудебщика». Конечно, иногда, действительно, другого выхода не просматривается. Но это исключение. В Москве и Питере лишают статуса адвокатов, если они склоняют клиентов к такой «защите». На мой взгляд, подвести клиента к сделке со следствием означает предать саму суть нашей профессии. Знаю, что возникла целая когорта адвокатов, которые считают это профессиональным успехом, но меня воспитывала классическая Петербургская школа адвокатуры, которая всегда настраивала своих участников на работу по поиску фактов и доказательств по делу. На каждое обвинительное утверждение у нас должно быть опровержение, подтвержденное не просто словами, а доказательствами защиты! И это большая и кропотливая работа. Мы, так же как следователи, ищем доказательства. Только невиновности. И работать приходится всегда в сложных условиях, потому как в отличии от следствия у нас нет таких возможностей и таких полномочий. Но мы делаем все зависящее от нас.

 Поэтому легких дел у меня не бывает: если мой доверитель готов доказывать свою невиновность, мы пойдем до конца, даже если шансы минимальны. Это ведь тоже этический выбор.

Понимаете, есть защитники-шоумены, в галстуках-бабочках и шейных платках, с тростями в золотых набалдашниках, которые не берутся за дела, где успех или шумиха не гарантированы. Люди прекрасно их знают. Вот их в провинции, особенно, следователи, сильно не долюбливают. Из-за таких «блестящих» адвокатов и складывается предубеждение против всех столичных адвокатов. 

- Шансов у адвокатов, судя по ужесточению судебной практики, все меньше и меньше, даже если сравнивать с нулевыми годами, когда вы пришли в профессию.

- Мы работаем в предложенных временах и обстоятельствах. Когда в 2007-ом году я пришла в адвокатуру, были, конечно, другие веяния. Тогда еще активно работал институт присяжных заседателей, была хоть какая-то состязательность сторон в судебном процессе, имелась прямая зависимость результатов процесса от объемов и качества твоей работы. Нынешнее «единообразие» применения законодательства, конечно, порождает некоторую предопределенность судебного процесса. Но оправдательные приговоры все равно случаются! И прекращенные дела существуют, и отказ прокурора от обвинения, и переквалификация с тяжкой статьи на менее тяжкую. Все это возможно! В конце концов, нужно постараться минимизировать и последствия судебных решений.

- Вы по-прежнему сопереживаете своим клиентам и искренне радуетесь их успеху, а не своему гонорару?

- Да! Иногда я думаю, что лучше воспринимать происходящее в жизни своих доверителей более отстраненно, но ничего со своей эмпатией поделать не могу. А что касается гонораров, то умение говорить о вознаграждении пришло ко мне не сразу. Считаю, что иногда очень непросто подобрать денежный эквивалент свободе человека или его жизни. Якак-то защищала доверителя по очень громкому делу "Спецстроя" Министерства обороны. Дело сложное, 4 года только в суде: 9 подсудимых, 11 адвокатов. Мой клиент, немолодой уже человек, которого обвиняли в получении взятки группой лиц (ч. 6 ст. 290 УК РФ). Прокурор просил 8 лет лишения свободы. Я приняла дело уже в суде, на следствии у него был другой адвокат. И что самое плохое - на следствии, не выдержав психологического и физического давления, мой доверитель признал вину… Когда я вступила в дело, ситуация была заведомо проигрышная. В результате, не буду скромничать, неординарных действий защиты, человек вместо реального срока получил штраф (небольшой). Сколько стоят 8 лет лишения свободы, потерянное здоровье, а иногда и жизнь? Во сколько в данном случае можно оценить услуги адвоката? Другой случай: когда по коррупционному делу уже на стадии окончания предварительного следствия мой будущий доверитель, руководитель крупного предприятия, обратился ко мне за помощью. То есть скоро должен был начаться судебный процесс, следствие практически было окончено. Обвиняли его в растрате денежных средств. По данной статье наказание до 10 лет реально. За год мы сделали по делу невозможное. В итоге: дело сначала ушло в суд, а потом очень справедливый судья (обычно, это люди старой школы), вернул дело прокурору, которому пришлось его прекратить. А могло бы закончится обвинительным приговором и сроком - 10 лет. 

При этом труд защитников, на мой взгляд, только в последние годы начинает в нашей стране цениться. Это видно и по томским адвокатам, и по столичным, общение с некоторыми из них теперь стоит 15 тысяч рублей час и выше. Но еще давным-давно в небольшом испанском городке я зашла в маленькое юридическое бюро и была поражена расценками: те же 150 Евро за час консультации!

- Томское правосудие вас удивило?

- Безусловно. Я нигде не видела такого пренебрежительного, снисходительного обращения с адвокатами, которые в суде являются вообще-то равноправными участниками процесса. Например, обычно судьи с пониманием относятся к тому, что адвокаты заняты в других процессах. Согласуют удобный для всех сторон график. Только в процессе по делу Юрия Гурдина я увидела, как суд буквально настаивает, чтобы адвокат отменил своё участие в другом процессе и явился на наш процесс. Вероятно, где-то в недрах судейского сообщества есть градация на более или менее важные процессы, но почему их должен придерживаться адвокат?

Нигде больше я на видела таких условий для работы адвоката и подзащитного как в томском СИЗО. Их разделяет решетка! Честно говоря, ожидала от умного, свободолюбивого, толерантного города более гуманных подходов. 

- Вы все-таки не ответили, почему в провинцию приглашают московских адвокатов?

- Мне кажется, это очевидно. За более чем 100 лет существования томской юридической школы, здесь сложилась некая юридическая корпорация, которую связывает не только общая альма-матер, но и родственные, семейные, служебные узы. Все друг другу кем-то приходятся, как-то зависимы друг от друга, видят ситуацию изнутри. Это тоже очень важная позиция, поэтому работая в группе, мне всегда нужен местный адвокат: он всех знает, с разными прокурорами учился, с разными судьями общался до этого в процессах. Но главное преимущество, которое есть у приезжего адвоката: его независимость от местных реалий, невосприимчивость к общественному мнению местных сообществ: я никому и ничего в Томске не должна, не живу ни с кем по соседству на лестничной площадке.

С другой стороны, столичная практика более широкая. Мне странно слышать от коллег о том, что я, мол, занимаюсь только лесом или таможенными спорами, только уголовным или только семейным правом. Я, если так можно сказать, «специалист широкого профиля» - работала в прокуратуре, получила бесценный опыт в правовом управлении администрации субъекта РФ, занималась таможенным консалтингом и арбитражными процессами в Санкт-Петербурге, писала кандидатскую диссертацию по конституционному праву. Я даже преподавала курс по юридическому сопровождению обращения с опасными отходами в Петербургском государственном университете путей сообщения.

Одной из первых получила переквалификацию в России как киберадвокат, вхожу в экспертный совет при депутате Государственной Думы РФ по вопросам цифровизации… При этом, моя основная специализация по диплому уголовно-правовая.. Все это дает другой, более широкий угол зрения, знание юридической эмпирики в масштабах страны. А в деле Юрия Гурдина это просто необходимо. Оно не уголовное, а политическое. Здесь нет не только состава преступления, но и самого события преступления.

Никто раньше не строил кампусы мирового уровня в провинции при реализации госпрограмм и национальных проектов, не с чем сравнивать, не от чего оттолкнуться. А в Томске гособвинение считает, что это не сложнее и не дороже, чем построить пару-тройку типовых пятиэтажек…

- С такими подходами мы не скоро кампус построим…

- Настоящий, независимый, справедливый и равноправный суд - это двигатель общественного развития страны. Когда собственник, предприниматель, инвестор, в том числе, в лице региональных администраций, уверен, что свои законные интересы он сможет отстоять в суде, он в состоянии строить грандиозные планы, вкладывать большие деньги. Так что дело Юрия Гурдина, к сожалению, это дело с отложенными на будущее негативными последствиями для всего томского сообщества.   

Но мне как юристу, и прежде всего, как гражданину, хочется верить, что я живу в правовом государстве и суд в Томске будет, несмотря ни на что, справедливый, и правильно применит нормы права, опираясь только на закон. В любом случае, мы с Юрием Михайловичем будем бороться и добиваться справедливости до победного конца.