ЕВГЕНИЙ ЧУДНЕЦОВ, ПОЗЫВНОЙ ЧУДИК, ПАРАМЕДИК ПОЛКА «АЗОВ»: ЕСЛИ ВЕРНУТЬСЯ НАЗАД — Я БЫ ВЗЯЛ ТОГДА БОЛЬШЕ ПАТРОНОВ.

Про него узнала вся страна в феврале 15-го, когда телевидение так называемой ДНР продемонстрировало попавшего к ним в руки избитого «карателя» из полка «Азов». Накануне был тяжелый бой в Широкино, контузия после попадания снаряда из вражеского танка в наш БТР и, собственно, пленение. Потом СИЗО, пытки с пристрастием, когда, например, плоскогубцами наотмашь крошат зубы, суд, где Евгения приговорили к 30-ти годам заключения, 32-я макеевская колония строгого режима. Пока Женя сидел, у его мамы обнаружилось тяжелое заболевание, и в течение месяца она умерла. У него остались младшие сестра и брат. Больше десяти раз украинская сторона пыталась вернуть Чуднецова домой в рамках программы обмена военнопленными. Это удалось только к концу декабря 2017-го. После короткой реабилитации Женя вернулся в родной полк, где служит и поныне. 

Мы встретились с ним в одном из мест дислокации «Азова». Солнечный день, кипарисы, беседка на берегу моря. Разговариваем под аккомпанемент детских голосов с пляжа. Когда есть такие, как Женя — карапузам не страшен никто на свете.

— Как Вас лучше представить нашим читателям?

— Евгений Чуднецов, позывной — Чудик.

— Откуда взялся Ваш позывной?

— На самом деле, я его не выдумывал, меня еще в детстве так называли друзья. Да и родители (смеется).

— Какая у Вас должность в «Азове»?

— Начальник медицинской службы второго батальона.

— В детстве были мысли, что будете военным?

— Не было. Хотел стать ветеринаром. Лет в четырнадцать появилось желание быть военным, а когда исполнилось восемнадцать, хотел пойти служить по контракту, но меня отговорили. Это было где-то в 2010 году. В принципе, хорошо, что отговорили: Вооруженные силы Украины на тот момент были не лучшим местом.

— А сами Вы откуда?

— Из города Макеевка Донецкой области. Нас много из Макеевки.

— Помните тот день, когда решили идти на войну? Как на это отреагировали Ваши близкие?

— Я никому не говорил, что куда-то пойду. Просто взял и уехал. Только спустя месяц мама узнала, где я нахожусь.

— А друзья?

— С половиной друзей на тот момент я уже не дружил, потому что ватные были. Когда начались события на Майдане, у нас разделились мнения. Пока не стал самостоятельно мыслить, у меня тоже были околоватные взгляды. У нас же как было: «Партия регионов» сгоняла школьников на разные митинги.

— Что для Вас значит полк «Азов», и почему был выбран именно он?

— Для меня полк «Азов» — лучшее подразделение из существующих в Украине. Дело даже не в профессиональной подготовке, у нас много профессионалов: в ВСУ это 3 полк, 8 полк ССО, в СБУ – «Альфа». Но в «Азове» совершенно другое отношение к личному составу, нет безразличия руководства к людям: всегда интересуются твоими проблемами, идут навстречу. Я общаюсь с людьми из других бригад, и тех проблем, которые есть у них, у нас не существует, начиная от взяточничества и заканчивая отказами в отпуске или незаслуженными наказаниями.

— Какой день на войне оказался для Вас самым памятным?

— 14 февраля 2014 года в Широкино. Только чем больше времени проходит, тем больше все стирается, и некоторые моменты уже абсолютно не помнишь.

— А что остается?

— Помню, когда подбили наш БТР, часть людей потом к нему вернулась, а я с одним человеком остался, но и он потом тоже туда подбежал. А тут уже сепары заехали на танке, и получилось, что я оказался у них в тылу. Хотя я об этом еще не знал. И когда отходил назад, залетел прямо к ним во двор. Некоторые моменты выпали из памяти, потому что меня много били по голове прикладами, правда, были такие злые, что даже каску не сняли. Но больше всего запомнился момент, когда меня вывозили в Саханку. Ехала гражданская белая машина Daewoo Lanos, сепары заорали: «Стой, стой!» и из пулеметов вплотную этот Lanos расфигачили. В машине ехал мужик, который остался живым, а его мать на соседнем сидении была вся продырявлена. Хорошо помню, как он бился в истерике, кричал, что боялся нациков, а тут свои расстреляли!

— А у Вас страх какой-то присутствовал?

— Страх? Да нет. Потом, уже на отходняке, когда начинаешь все анализировать, представлять, как могло бы быть, появляется такое чувство.

— В какой-то самый жуткий момент боя кто-то обращается к Богу, кто-то вспоминает маму… Что было у Вас?

— В бою нет особо времени на рефлексию, на то чтобы сидеть, что-то вспоминать, думать о вечном. На самом деле, человек привыкает абсолютно ко всему. Находясь на передовой, ты настолько привыкаешь, что для тебя это становится обычной жизнью.

— На войне без юмора, наверное, совсем тяжело. А азовский юмор отличается особым вкусом. Что-то вспомните?

— Помню, кого-то ранило, он лежал и говорил, что не чувствует ног. Кто-то из ребят подошел и пошутил: «Да у тебя их и нет!». Хотя с ногами все было в порядке.

— Что Вы о себе узнали на войне? Если взять Вас до всех этих событий и сейчас – что-то изменилось?

— Для меня лично ничего не изменилось. Иногда спрашивают: «Что бы Вы сделали, если бы можно было вернуться назад?», я бы ответил, что взял бы больше патронов. И даже не жалею, что в стране начались такие события, потому что узнал новых людей, попал в одно из лучших подразделений. И вообще — хотя бы появилась украинская армия, до этого, можно сказать, ее не было.

— Как Вы думаете, как закончится эта война?

— У нас сейчас в государстве такая политика, что главное — закончить войну. Война заканчивается двумя способами: либо победой, либо капитуляцией. Где-то посредине сойтись не получится. В каких-то моментах это будет капитуляция. Если бы политика велась с точки зрения национальных интересов, эта война могла бы закончиться еще в 2015 году: у нас было несколько подразделений, готовых выполнять боевую задачу, но никто не захотел взять на себя ответственность. Теперь мы имеем то, что имеем.

— Если представить Вас на месте главнокомандующего, к какому сценарию Вы бы склонились?

— Смотря в какой промежуток времени. Если бы это было в 2014 году, когда наша армия наступала по всем фронтам, то — вернемся к старому главнокомандующему – во-первых, никогда не надо верить русне. Можно только сделать вид, что ты поверил. Нельзя верить людям, у которых нет понятия о чести и совести. Во-вторых, не нужно было играть в перемирия. Первый Минск нам был нужен, чтобы перегруппироваться. Все остальные договоренности, в принципе, не лежат в интересах украинского государства. Их можно было тихонько игнорировать. Одни наши политики смотрят на восток, другие на запад и забывают, что Украина — отдельное государство. Президенты приходят и уходят, а национальные интересы и государство остаются на месте. И уж точно главнокомандующий не должен загорать на отдыхе, когда боец его армии четверо суток умирает в «серой зоне».

— Как Вы считаете, в чем феномен Андрея Билецкого, который смог из разношерстной компании «пиратов», в большинстве своем без всякой военной подготовки, создать лучшее добровольческое подразделение страны — полк «Азов»?

— Тут феномен и человека, и самого времени. На тот момент это было актуально, тогда у нас был еще такой пассионарный подъем, люди шли сами в военкоматы. Были еще и волны мобилизации. А в «Азове» та часть людей, которые действительно являются патриотами. Всех объединяет одна общая идея — идея украинской нации. Здесь люди успешно выполняют свои задачи, из-за чего кучка плохо вооруженных людей и выросла в одно из самых лучших подразделений. Андрей Евгеньевич сумел сплотить вокруг себя первую основу, ставшую костяком, вокруг которого полк начал расти и расширяться. И главное, что высокие должности заняли честные и достойные люди — этого очень не хватало в вооружённых силах.

— Сейчас полк не на нуле. Как сохранить в солдатах этот стержень, эту веру, когда они вдали от окопов, а вокруг мирная жизнь? Не секрет, что некоторые увольняются.

— Конечно, все с радостью хотели бы поехать на передовую и выполнять там боевые задачи. Но так как у нас перемирие — не перемирие, в первую очередь должна сохраняться дисциплина, не важно, где мы находимся. На ППД у нас идут постоянные ежедневные тренировки. Я не говорю о батальонных или полковых учениях, даже на уровне рот есть большой сержантский состав, каждый тренируется со своим личным составом по огневой подготовке, по тактике, по медицине, по топографии и так далее. И потом, когда нужно ехать на передовую, у тебя подготовленные люди, каждый из которых знает, что ему нужно делать.

— Как для себя Вы понимаете значение слова «патриот»? И чем патриот отличается от националиста?

— Для меня слово «патриот» уже, можно сказать, даже ругательное, потому что его дискредитировало целое поколение политиков, которые называли себя патриотами. Националист — это человек, который ставит интересы нации выше своих собственных и выше интересов отдельной личности. Но тут тоже надо разобраться, что такое нация. У нас есть украинский народ, но нацией его делает что-то другое. Это когда в 2014 году люди отрывали от себя копейки и посылали на фронт, дети разбивали свои копилки, чтобы купить прицел. Появилось и активно действовало волонтерское движение. Когда вертикаль власти лежала в абсолютных руинах, у нас возникла целая горизонтальная структура, благодаря которой в первый месяц войны все и держалось. Вот тут уже идет разговор о нации. Этнических украинцев, например, Захарченко, место рождения не делает частью украинской нации. Есть такое слово -янычар. Это человек, принадлежащий к одной этнической группе, но воспитанный во враждебной идеологии другой. Есть много ребят, которые являются этническими русскими, тем не менее, они больше являются частью украинской нации, чем некоторые этнические украинцы. А патриот – это, наверное, тот, кто постоянно сидит в «Фейсбуке» и спрашивает: «Чому не українською?». Я свободно разговариваю и на русском, и на украинском. И считаю, что во всех украинских садиках, школах, государственных учреждениях обучение и общение должно быть на государственном языке. Если ты не знаешь украинский язык и не способен за пару лет его выучить, значит, ты клинический идиот, нанимай себе тогда переводчика.

— Есть что-то такое, чего Вы боитесь?

— Я как-то не задумывался об этом. Наверное, есть. Кто ничего не боится — тот, наверное, тоже идиот (смеется).

— Когда Вы в последний раз плакали?

— В детстве, наверное (улыбается). Я могу быть импульсивным, могу быть вспыльчивым, но не знаю, что могло бы произойти, чтобы вызвать во мне сентиментальные чувства.

— А чего Вы не простите даже близким?

— Я не прощаю предательства. Для меня сейчас существует несколько миллионов предателей, которые голосовали на всех этих референдумах. Для меня есть украинская нация, и есть все остальное. Они относятся ко всему остальному, и в лучшем случае я их буду игнорировать, в худшем – они будут моими врагами. А если потом будут говорить, что ошиблись, ну так надо было не ошибаться! Эти ошибки чреваты потом смертями миллионов.

— Что для Вас значат награды? И какие есть?

— В принципе, ничего — в коробочке лежат. У меня есть два Казацких Креста второй и третьей степени, «За відвагу в службі» МВД, несколько наград Национальной гвардии.

— А что для Вас значат деньги?

— Деньги — это средство, которое помогает жить немножко легче (смеется).

— А если б у Вас, допустим, сейчас был миллион долларов, как бы Вы его потратили?

— Наверное, я бы его и не потратил, так бы и лежал на депозите. На самом деле, я с деньгами не умею обращаться, они у меня сразу куда-то уходят, поэтому сейчас просто кидаю деньги на депозит и забываю о них.

— У Вас много друзей?

— Да, много: целый полк.

— А кто в Вашем понимании — друг?

— Артур Шопенгауэр говорил: «Истинная дружба — одна из тех вещей, о которых, как о гигантских морских змеях не известно, являются ли они вымышленными или где-то существуют». Поэтому я на этот вопрос даже не смогу ответить. Я уже говорил, что у меня были друзья, с которыми мы стали чуть ли не врагами из-за идеологических расхождений. Поэтому слишком идеализировать такие понятия я бы не стал.

— Чем Вы занимались до войны?

— Работал на заводе, на строительной фирме.

— А какой институт заканчивали?

— В институте я сейчас учусь — в Белоцерковском национальном аграрном университете.

— В будущем связываете свою жизнь с военной или с аграрной сферой?

— Увольняться мысли нет, я настолько привык, что даже когда еду в отпуск на пару недель, мне становится очень скучно, начинаю от безделия морально разлагаться (смеется). А здесь я чувствую себя как рыба в воде. А аграрный университет – просто чтобы было высшее образование. Химия и биология мне всегда легко давались. В полку тоже занимаюсь медициной, мне эта тема интересна, я ее хорошо знаю.

— Парамедики — это же спецназовцы, которые могут стрелять и вытаскивать своих с поля боя?

— В первую очередь я стрелок, во вторую — парамедик. То есть ты обычный боец, но когда что-то случается, оказываешь медицинскую помощь и вытаскиваешь с поля.

— Есть ли в мире человек, с которым Вам было бы интересно познакомиться?

— Наверное, есть. Но могу сказать, что есть много людей, с которыми я не хотел бы знакомиться.

— Когда в жизни нужен совет, к кому обращаетесь в первую очередь?

— Обычно сам все решаю. Я человек рациональный и взвешенный, прикидываю несколько вариантов, прежде чем принять какое-либо решение.

— Какие качества в человеке Вы цените больше всего?

— Честность и смелость. Смелость не только в бою, а, например, смелость говорить в лицо, а не за спиной. Не люблю двуличия.

— В свободное время чем любите заниматься?

— Так получается, что в свободное время занимаюсь своей работой (смеется). Потому что это и мое хобби вдобавок.

— Любимые книги есть?

— Последние три года я книги вообще не читал, только спецлитературу. А до армии читал очень много.

— А фильмы, музыка?

— Музыку слушаю абсолютно разную, а фильмы смотрю редко.

— Есть в жизни что-то важнее свободы?

— Смотря какую свободу рассматривать — физическую или духовную. Как, например у Гете: «Нет рабства безнадежнее, чем рабство тех рабов, себя кто полагает свободным от оков». Вот наши восточные соседи считают себя свободными, но на самом деле они абсолютные рабы. Я когда был в плену, им говорил: «Сидя в этой клетке, я намного свободнее чем вы, когда ходите по улицам».

— Вы долго находились в плену?

— Два года и то ли девять, то ли десять месяцев. Первое время находился в комендатуре в Донецке на Щорса, это бывшее здание СБУ. Потом уже меня перевели в СИЗО, статью пришили, потом и осудили. Срок дали смешной: 30 лет строгого режима и три года надзора. Украинская сторона меня постоянно подавала в списке на обмен, но они постоянно вычеркивали. Потом что-то случилось, что не вычеркнули. Я как раз из карцера на обмен поехал.

— Какие небылицы про полк «Азов» Вы слышали?

— Что в Урзуфе негры-азовцы патрулируют улицы. Что в Марьинке с маленького ребенка азовцы сняли кожу и повесили как флаг.

— Милосердие важнее справедливости?

— Нет. Справедливость важнее.

— Что означает для Вас слово «любовь»?

— Это можно отнести к тому же разряду, что я рассказывал о дружбе (смеется). Я любовь воспринимаю как комплекс определенных гормонов, которые при соединении вызывают определенное влечение. Причем это любовь не только между мужчиной и женщиной, но и между матерью и ребенком, и все остальное.

— А что для Вас значит семья?

— Семья — это место, где тебя всегда ждут и поддержат, это надежный тыл. У меня так сложились обстоятельства, что брат с сестрой находятся на оккупированных территориях. Я свою семью уже не видел года три. Технологии позволяют общаться, есть возможность позвонить и поговорить.

— Можете сказать, что Вы счастливый человек?

— Вполне.

— О чем мечтаете?

— Есть мечта, чтобы Украина войну закончила, но закончила ее победой.

— Что бы Вы еще сказали нашим читателям, о чем мы Вас не спросили?

— Войны нужно либо выигрывать, либо не надо их начинать. У нас есть все шансы на победу. Пока еще. Не нужно верить врагам и предателям, нужно верить самим себе и тому, кто считает себя частью украинской нации. Могу сказать, что украинцы должны любить друг друга, даже если друг друга ненавидят. И относиться соответственно.

Игорь Полищук,

Наталья Кряж,

Алексей Суворов.