Эссе Природа В Творчестве Абая
Эссе Природа В Творчестве Абая
Культура
26 Марта, 2019
ЧЕЛОВЕК И ПРИРОДА В РОМАНЕ «ПУТЬ АБАЯ»
Мереке УЮКБАЕВА, профессор КазНПУ им. Абая
Природа является одной из главных тем в романе-эпопее М. О. Ауэзова «Путь Абая», так как мировосприятие кочевого народа неразрывно связано с ней. Сравнения людей с животными, птицами и небесными светилами, природными явлениями являются органичными для менталитета кочевников, обитавших в среде, которая не только радовала, но и представляла угрозу жизни: холодом, голодом, джутом, засухой и т. д. В своем произведении писателю удалось показать не только красоту природы, но и трудности кочевой жизни.
Реализм романа-эпопеи «Путь Абая» очень ярко проявился, прежде всего, в изображении природы, которая была составной частью жизни степняков. Вернувшись из города в родной аул, маленький Абай очень остро ощутил свою связь с окружающим миром. «Визгливое ржание и храпение кобыл, густая пыль, поднятая ими, и призывный утробный рык могучих жеребцов, наконец-то освободившихся от седла и зовущих свой табун, грохот, голоса людей и коней, пыль – все это бурей проносилось мимо, и все это было обычной хлопотливой вечерней жизнью аула. И обо всем этом долгое время тосковал мальчик. При виде милой сердцу картины родной жизни он мгновенно переполнился радостью, замер, весь трепеща, словно остановленный на всем скаку норовистый жеребенок». Автор своего героя сравнивает с жеребенком, что у казахов считается верхом нежности, любви к своему чаду. Для них это естественное проявление своего внутреннего мира, своих чувств. Портретная характеристика Кунанбая, отца Абая, соотносится со своеобразным пейзажем неприветливого края. «С тяжелым вытянутым книзу лицом, изрытым глубокими складками, продолговатая отцовская голова повыше ушей была похожа на яйцо какого-то неимоверного гуся-великана. И без того длинное лицо его удлинено округленной снизу стриженой бородой. Все это вместе – яйцочереп, массивный нос, густые брови, посеребренная борода – кажется Абаю какой-то незнакомый опасной страной с холмами, лесами, с пустынными степями. И страж там имеется, единственный, недремлющий дозорный, день и ночь глядящий окрест. Это строгий, беспощадный, неподкупный страж, от него ничто не укроется, он никогда не дремлет, не отдыхает». Внешне Кунанбай напоминает некого хищника, готового наброситься на беззащитную жертву: «Кунанбай моргает редко, кажется, что единственный глаз его никогда не закрывается. Этот выпученный глаз впивается в каждого, с кем он говорит, и пронзительно буравит его». Психологизм здесь достигается путем использования близких миропониманию кочевника представлений, связанных с природой, которая для них как дом, где в трудный час можно найти приют от невзгод. Особое отношение к животным. Образ коня наиболее точно использован писателем в сцене осуждения невинного Кодара, когда все присутствующие ощутили себя загнанными в тупик: «Тут все почувствовали, что незаметно, исподволь их загнали в тупик. Будто конь, который ткнулся мордой в глухую стену, – каждый из них понял, что теперь ему ни увильнуть, ни обойти эту стену. Никто ничего не мог сказать в ответ. Возразить было нечего». Тяжкое обвинение Кодара в сожительстве со снохой, ничем не подтвержденное, но необходимое, чтобы уничтожить несчастного и завладеть его землей, в глазах обвинителей опускало его до самого низкого уровня, каким было сравнение его с собакой, отрицательным образом в казахском народном поэтическом творчестве: «Эй, неужели это окончательный приговор? Будь он даже грязнее собаки – но ведь это наш человек! Он нам родня!» И в романе-эпопее Ауэзова «Путь Абая» худшим оскорблением врагов было назвать их собаками. Так, например, доведенный до отчаяния ложными обвинениями Кодар назвал своих мучителей собаками: «Если я одинокий старый пес, то вы стая бешеных собак». Мухтар Ауэзов пишет, что именно эти слова решили злосчастную судьбу Кодара. И в сознании самого Абая поведение палачей ассоциируется с нападками бешеных псов: «Абая потрясли сильнее всего именно эти слова. Словно стая бешеных собак убили и растерзали». Мухтар Ауэзов противопоставляет невыразимое горе Кодара и его невестки Камки, потерявших единственного сына и любимого мужа Кутжана, гармоничной красоте окружающей природы, которая как бы желает утешить несчастных людей, призывая их радоваться жизни, ослепляя своими яркими красками, бросая вызов смерти. «Теперь им не надо самим заботиться о стаде. Да и по домашности нет у них неотложных дел. И поэтому громадный старик, согбенный под грузом тяжких лет, идет по дороге шаркающей походкой, рядом с маленькой юной женщиной, сломленной горем. Они направляются к одинокому мазару. А вокруг них ясный майский день льет с небес радостный свет, небольшие облачка вспыхивают в лучах солнца райской белизной. А внизу на земле степь сплошь зеленеет в свежем весеннем травостое, по склонам отлогих холмов пробегают нежные волны ковыля, там и тут горят яркими огоньками алые тюльпаны, желтеют пятна шафрана, вспыхивают желтые поля лютиков. Словно несметная стая ярких бабочек вспорхнула над землей». В романе-эпопее «Путь Абая» мастерски описана природа степного пространства, о котором у разных исследователей есть свое понимание. Так, например, известный литературовед В. А. Лукин писал: «Человек сам по себе есть уникальная часть пространства, тогда как в отношении ко времени он подчинен его течению, подобно всему существующему, ничем от него не отличаясь. Со временем нельзя не считаться, с пространством же можно экспериментировать. Мы не можем «создавать» время или изменять его ход, но осваиваем пространство, познаем его, изменяем и можем создавать принципиально новые, никогда ранее не существовавшие пространства – знаковые». Для кочевников пространство имеет особую значимость – это для них, прежде всего, бескрайние степные просторы, территория их проживания, где они разводят скот, растят детей, проводят национальные игры, соревнуются в силе и ловкости. В романе-эпопее «Путь Абая» есть сравнения и с водной стихией (с волнами): «С того дня, как Айтимбет спрашивал у Жампеиса про старого Кодара и его сноху, подобные слухи, словно грязные волны, вновь и вновь возвращались к маленькому бедняцкому зимнику». В данном случае волны ассоциируются с повторяемостью явления, его методичностью, неизбежно ведущей к гибели этих бедняков. На месте Кодара и его снохи мог оказаться любой бедолага, на чье имущество бы позарились власть имущие. Достаточно было оговора, бездоказательных обвинений, чтобы расправиться с беззащитной жертвой, осудить на смертную казнь невинных. Обостренное чувство справедливости, столь сильно развитое у Абая, не давало ему покоя, вызывало в нем бурный протест и желание бороться со злом! Потрясенный чудовищной казнью невиновных, юный Абай искал утешения на лоне природы. Ковыль писатель сравнивал с волнами, которые словно принимали на себя боль мальчика: «Высокий серебристый ковыль волнами расходился по обе стороны от бегущей лошадки, и была похожа ковыльная степь, пропускающая их через себя, на воды бескрайнего половодья. В ушах шумел встречный тугой ветер, он срывал с ресниц Абая слезы, – слезы его уходящего безмятежного детства, – орошая ими седую степную тырчу – траву». Облегчение, которое испытал мальчик после своих слез, автор сравнивает с природной стихией: «Но никогда в детские годы свои Абай не знал, что слезы приносят с собой некую горячую поднимающую силу, которая властно притягивает к себе, – душа оказывается выше горя, и ты во власти этой головокружительной силы. Так бывает, когда взберешься на вершину высокой скалы и, стоя на краю пропасти, посмотришь вниз – вдруг неодолимо потянет то ли взлететь к небу, то ли броситься в пропасть. Вихрь непонятных, властных, неиспытанных чувств подхватил еще нежное, еще детское сердце Абая». Символично, что дитя степи, рожденное на широких просторах, ищет успокоения именно на лоне природы, где нет вражды, где он не видит бесчестья. В тот момент мальчику не хочется видеть людей, их общество претит ему, задавленному горем и отчаянием. И далее автор подчеркивает одиночество Абая, которое он ощущал в течение всей жизни. Образы птиц в казахском народном устно-поэтическом творчестве являются одним из самых часто используемых. Писатель сравнивает людей с птицами в разных ситуациях, зная хорошо повадки пернатых. «На сей раз кочевые караваны не растягивались, как обычно, словно гусиные стаи, а двигались беспорядочной толпой, как утиные стаи при нападении ястреба». И подобным хищной птице для собственного народа был ага-султан Кунанбай, который с высоты обозревал движущийся караван: «Под Кунанбаем был рослый гнедой походный конь с длинным хвостом, с вытянутым корпусом. Сидящий на нем массивный всадник высоко вознесся на нем, над катившимся внизу, мимо горы, шевелившимся потоком кочевого каравана и, наклонив голову, пристально глядел вниз, словно хотел обратиться с воззванием к народу». Накал страстей из-за власти, внутреннее состояние персонажей писатель передает с помощью пейзажа, перенося на него напряженное состояние героев, воспринимающих солнечные лучи, словно стрелы, боевое оружие: «И когда последние всадники поднялись на холм к Кунанбаю – огромный огненный круг солнца взлетел над зубчатой вершиной далекой горы Архат и рассеял во все стороны раскаленные стрелы лучей». Эту картину дополняет грустно-осеннее курлыканье журавлей, прощающихся с родной землей. Это печальное сопровождение безрадостной картины борьбы людей за золото, власть: «А вверху над ним, еле видимый в прозрачной вышине небес, плыл к югу длинный караван журавлей, их резкое трубное курлыкание доносилось до людей как грустные прощальные возгласы: «Кош-кош… Кош-кош…» Сравнение себя с животными характерны и для самих персонажей, так как это как нельзя лучше выражает их ощущения: «Завтра мы все разъедемся и на всю зиму забьемся в свои норы, как мыши, и носа не высунем до весны. Что ж, такова наша женская доля». Такое сравнение отражает также и положение казахских бесправных женщин, чья жизнь ограничивалась лишь домашним хозяйством, заботой о детях и муже, уходом за домашними животными. Этот узкий мирок и напоминал сей образ, ограниченный домашним пространством с его мелкими проблемами и рутиной. Для кочевников органично сравнение жизненных явлений и самих себя с природой, на лоне которой протекала вся их жизнь. Это для них было понятно, естественно, потому что они были в большей степени детьми природы, чем оседлые народы. Мировосприятие кочевников и отличалось своеобразием свободы, стремлением к единению с природой не только в повседневной жизни, но и в искусстве, которое также изобилует отображением природы в ее разных проявлениях. Писатель, к примеру, сравнивает Кунанбая со скалой, чтобы подчеркнуть его силу, непоколебимость: «Но Кунанбай оставался непоколебимым, как скала». Скала для казахов означала твердость и мощь, воплощением которых для них был всемогущий Кунанбай, не терпящий поражений в борьбе. Именно поэтому ему и удалось достичь высот власти, разбогатеть и отстаивать свои права на богатства. Для него жестокость и власть – синонимы. Все остальное считалось лишь проявлением слабости, неспособности противостоять народу, с которым все время приходилось бороться, чтобы сохранить и преумножить свои несметные табуны. О том, чтобы помогать беднякам, Кунанбаю даже не приходило в голову, о справедливом дележе скота и пастбищ он даже не мог и помыслить, такова была его психология бая и властителя. Сравнение неумолимого властителя с твердой скалой естественно для сознания степного люда, окруженного природой. Тонкие войлочные стены юрт отгораживали людей от снега и дождя. Но во все остальное время природа была обычным прибежищем для степняков, сливающимися с природой в одно целое. Разбогатевшие под покровительством Кунанбая иргизбаи сравнивались автором с хищниками, уничтожающими слабых ради наживы: «Двадцать аулов, крепко сплотившись вокруг Кунанбая, представляли собой стаю хищников, обитающих в едином логове. Во всем огромном и многочисленном Тобыкты род Иргизбай позволял себе безнаказанно чинить произвол и насилие над другими родами. Они привлекли на свою сторону дальних родственников из племен Топай, Торгай, Котибак, втянули их в разные сомнительные дела, а потом полностью их подчинили себе. Со многими бедными аулами из родов Анет, Жуантаяк, Сак-Токалак, Кокше богатый Иргизбай даже роднился, засватывая у них невест, но затем всякими хитроумными способами заставлял их служить своей выгоде». Зиму, самое суровое время года, в иные годы несущее падеж скота, писатель олицетворил и наделил смертоносной саблей, которая будет косить людей и домашних животных: «Наступают холода, зима грозится своей саблей. Нужели вы хотите заморозить стариков и старух? Заставить дрожать от холода наших малышей?» Кочевники были уязвимы перед лицом стихии, они целиком зависели от милости природы и не могли из-за джута спасти свой скот – основной источник питания и благосостояния. Зима для них была истинным испытанием, проверкой на прочность. И далеко не все его выдерживали и погибали от холода и голода. Испытавший на себе бесчинства Кунанбая Суюндик при обращении к Божею назвал Кодара львом. Это было высшее восхищение перед Кодаром, который с достоинством встретил несправедливую смертную казнь. Промолчавший на казни Суюндик, только теперь оценил коварство Кунанбая, жившего по принципу: «Разделяй и властвуй». «Трусость Суюндика обернулась против него самого. Желая отмолчаться и не вмешиваться в бесчинства Кунанбая, учинившего расправу над Кодаром и его невесткой ради захвата их пастбищ, Суюндик сам стал жертвой тирана, добившегося своей цели: «Мой родной, мудрый Божей! Как ты был прав, когда говорил: «Не на Кодара накинули вы арканную петлю, а на самих себя». О безвинный мужественный арыстан, лев отважный, так вот почему ты был убит! Чужая корысть убила тебя, о мой Кодар!» Трусость, которую род бокенши совершил, не заступившись за Кодара, сравнивается с овечьей покорностью. Этот образ издавна был понятен казахам, имевщим дело с домашними животными: «Говорится, что хромая овца и ночью блеет. А выходит, что не только хромая овца, а род бокенши под вечер блеет. Где это видано, где это слыхано, чтобы поздней осенью оплакивали человека, которого похоронили ранней весной?» Но время было упущено, злодеяние совершено, и роду бокенши лишь оставалось каяться. Даркембай, сравнивая трусов с тварями беззащитными, а послушный народ с верблюдами, выполняющими команду хозяина, пытался поднять дух слушателей, призвать к восстанию против тирании Кунанбая: «Довольно нам ползать перед Кунанбаем! Тварь трусливую, ползучую и собаки кусают, и птицы клюют! Не надо больше нас учить, как верблюдов, которыми командуют: «шок-шок», чтобы они легли или встали». Посыльных Кунанбая сподручные Божея избили и назвали самым большим оскорблением – «собакой». «Бейте собак! Обоих бейте!» В художественных произведениях М. О. Ауэзова изображение природы является не только местом действия, но и отражением чувств героев, их настроения, прелюдией предстоящих событий. Так, например, после описания стычки жигитеков с людьми Кунанбая писатель перешел к изображению природы, на фоне которой и происходили эти печальные события. «На другой день резко переменилась погода, дохнуло зимним холодом. С гор Чингиза подул сильный ветер. Этот южный ветер постоянно обрушивается на долины, весною он бывает особенно благодатным, увлажняя на склонах снег, освобождая их от зимнего плена. Зимой он также друг скотоводу: сдувает с пастбищ не уплотнившийся рыхлый, сухой снег, открывая желтую траву, подножный корм для скотины. Правда, иной раз этот ветер достигает невероятной, истинно ураганной силы, и тогда он сбрасывает камни со склонов, вырывает с корнем кущи высоких сухих трав и далеко уносит по воздуху. Уцелеть может лишь низкорослая полынь да невзрачный перистый ковыль – лучшие зимние корма для овец. Их, стало быть, буранный юный ветер с Чингиза не трогает». И далее автор объясняет более точно причину битв за эти пастбища, привлекающих к себе вожделенные взгляды кочевников, чья жизнь напрямую зависит от состояния домашнего скота: «Потому склоны Чингиза и все Причингизье известны как самые благодатные места для выпаса овец, и многочисленные аулы разных родов с вожделением устремляются именно сюда». После этого М. О. Ауэзов как истинный сын степей, разбирающийся во всех проявлениях погоды, ее капризах и последствиях для людей и их домашних животных, уточняет ее особенности в осенние и зимние периоды, самые опасные для всего живого в казахских степях: «Южный буйный ветер, дарящий кочевникам немало блага весной и зимой, осенью становится для них сущим наказанием. Внезапные студеные его порывы захватывают врасплох, принося много страданий, небо заволакивается мрачными свинцовыми тучами, предстоящие зимние испытания кажутся невыносимыми. Вот и сегодня налетевший ветер притащил с собою густую снежную крупу. В воздухе над темной, не укрытой землей закружилась зимняя пурга. Так выпал первый снег в этом году». Здесь М. О. Ауэзов показал себя не только тонким знатоком кочевого уклада жизни, но и талантливым пейзажистом, умеющим передать красоту природы, ее своеобразие. Мрак социальных противоречий, окружавший Абая со всех сторон, наполнил в сумерки и его дом. Писатель невольно погрузил своего главного героя в темноту, воцарившуюся и в его доме, но согревала и освещала эту окружающую тьму любовь его матерей, хранившая его всю жизнь: «Сгущались вечерние сумерки. На глазах зарождалась темнота. Казалось, изо всех углов комнаты неслышно выступала ночь и постепенно наполняла собою весь большой дом. Это было самое просторное жилье из всех зимников Жидебая. Дом двух матерей Абая был богатым, большим, гостеприимным. Внутреннее убранство его отличалось обилием роскошных ковров, узорчатых домотканых алаша-паласов, вдоль стен высокими стопками пестрели одеяла самых разных ярких расцветок. Здесь и жил Абай рядом с любимой бабушкой и родной матерью. Еще не зажигали светильников, дома почти никого нет, народ хлопочет на улице, устраивая скот на ночь». С помощью антитезы писатель противопоставлял темноту, царившую вне дома со светом материнской любви, доминирующей в его родном доме, бывшем для Абая островком благоденствия, где он мог отдыхать душой. Колыбельная песня, которую бабушка Зере пела младшей внучке, напомнила Абаю его детство, согревала его душу. Эта песня была его опорой в трудные дни, утешала и вдохновляла его. «Для Абая эта простенькая, бесхитростная песенка звучала как напев мирных сумеречных вечеров на родине. Тоскливый, монотонный мотив ее дожил до старости Зере, сам ничуть не изменившись. И смотревшему в окно Абаю хотелось, чтобы голос ее, порой печальный, а порой бесконечно ласковый и любящий, никогда не смолкал». Мухтар Ауэзов, более того, делает глобальные выводы, утверждая, что эта колыбельная песня как гимн материнской любви может спасти весь мир: «Пронизывающий холод, стекающий с гор, замораживает души людские, делая их черствыми и жестокими. И теплыми остаются только звуки бабушкиной нежной колыбельной, она, единственная, может устоять против холода человеческих сердец. Обладая какой-то необыкновенной покоряющей силой, эта тихая, едва слышная, напеваемая трепетным старческим голосом песенка способна спасти мир. Абай постиг это не умом, но сердцем, и перевел свой посветлевший взгляд с горных вершин на небо». Эта колыбельная песня так умиротворяюще подействовала на Абая, что он, успокоенный и радостный, стал по-новому воспринимать окружающий мир. С помощью олицетворения писатель показал радостное настроение Абая, который вообразил себе веселую игру луны, перенеся в своих фантазиях забавы луны на развлечения людей – игры в прятки: «Там, в вышине, полноокруглая жаркая луна, плывя в темно-синей бездонной глубине неба, пробиралась среди скопления вздыбленных черных облаков. Она играла, то прячась за них, то совершенно неожиданно и резво выскакивая из-за них. Абай засмотрелся на эту лунную игру и вскоре забыл о своих невеселых раздумьях». И далее, наблюдая за природой, Абай дал еще большую волю воображению: изменив настроение, он по-другому смотрел на луну, которая стала ему улыбаться: «Луна прыгнула сверху на груду лохматых облаков, исчезла в них, и вдруг вынырнула совсем в неожиданном месте, игриво, убыстряя свой бег, двинулась вперед, опять спряталась за тучку, словно играя в прятки – и вдруг с ясной улыбкой во все полное лицо явилась в чистом синем широком проеме». Шаловливая луна показалась игривым ребенком, который своей непоседливостью вызвал смех Абая: «В следующий миг, прищуриваясь, словно заигрывая, она одним краем ушла за облако, слегка притушив свое яркое сияние. Абай впервые увидел такую игривую развеселую луну. Когда напоследок, скакнув над краем тучи тоненьким серпиком, она быстро спряталась – на этот раз надолго – Абай невольно рассмеялся, удивляясь ее проказливости. Она была как непоседливый ребенок, шаловливое милое дитя». Эта сцена почти сказочная. В ней природа предстает живым существом со своим нравом. Этот волшебный мир жил только в богатом воображении Абая, умевшем разглядеть в природе едва заметные ее проявления, наделить их человеческими свойствами. Поэтическое воображение, полет фантазии Абая уносили далеко от мирской суеты его усталое сердце, грустные мысли, от которых он мог убежать, только представляя себе выдуманный мир ожившей природы с ее причудами, схожими с людскими. Мухтар Ауэзов в романе-эпопее «Путь Абая» показал себя прекрасным пейзажистом. Менталитет кочевников, веровавших в аруахов, духов предков, проявился в сравнении гор с духами зимы: «Покатые горы, видимые вдали, поросшие заснеженным лесом, представлялись Абаю толпой причудливых духов зимы, одетых в вывернутые наизнанку белые шерстяные халаты-шидем». В уста акына Шоже писатель вложил сравнения власть имущих с животными для большей образности и убедительности мыслей, которые он хотел донести до своих слушателей:
Лысый кот и ворон кривой дружбу свели, Взяли хромого пса: «Бога о нас моли!» Лысый отдал кривому все, чем живет народ, И все, чем живет народ, ворон кривой склюет...
Вдумчивый и рассудительный Абай правильно понял скрытый смысл этих строк: «Да, повсюду с уважением повторяют: «Алшеке, Алшеке». Но ведь он-то и есть «плешивый кот». А его собственный отец, всесильный и грозный ага-султан Кунанбай – всего лишь «кривой ворон». Даже хазрет – «пес-хромец»... Ворон, владетель несметного богатства, властитель сильного рода Тобыкты, – хищный ворон, клюющий все самое лучшее и ценное у народа». Эти сравнения одновременно разоблачали могущественных властителей, но вместе с тем принижали их, раскрывали их истинную сущность, отдаленность от народа. Такие сравнения были очень яркими, они давали слушателям четкую картину происходящего, расставляя все по своим местам. Самыми частыми в казахском народном поэтическом творчестве являются образы птиц. Творчество Абая черпало вдохновение из фольклора, поэтому закономерно использование им образов птиц в своей поэзии. Например, душевный подъем Абая М. О. Ауэзов сравнивает у с взмахом крыльев: «Он чувствовал, как в нем просыпаются какие-то неведомые силы, поднимающие его душу, словно крылья ястреба, устремленного в небо». Писатель изобразил Абая и как охотника, знающего природу, повадки птиц, чьи трепещущие крылья он сравнивал с биением своего сердца: «Когда наступали сумерки, и над землею сгущалась тьма, ястреб, взлетевший в небо, вспыхивал под лучами закатного солнца, словно комочек огня, устремлялся ввысь, с каждой секундой разгораясь все ярче. Машущие крылья его казались язычками трепещущего пламени. Тогда и представилось Абаю, что его сердце уподобилось этой огненной птице. Необычайное, восторженное вдохновение охватывало его...» Полет мысли, взлет вдохновения поэта в сознании Абая ассоциировались с полетом ястреба, с колыханием его быстрых крыльев, с высотой взлета этой прекрасной птицы, уносящейся ввысь со стремительной скоростью. Поэтическая натура Абая воспринимала окружающую действительность в соотношении с красотой природы в ее лучших проявлениях. Поэт сравнивал свое прекрасное состояние с полетом птицы, обнаруживал некую связь, любуясь мощью ястреба, его достоинствами, возможно, потому что невольно хотел быть столь же совершенным, возвышенным и могучим. Писатель и в изображении животных находил сравнения их с небесными светилами. Так, например, коня Абая, иноходца, звали Аймандай – Лунолобый: «И на самом деле, звездочка во лбу коня белела, как яркая луна; стоя на привязи, он приветливо кивал головой юному хозяину». Сравнение одного природного явления с другим создавало полнокровный, более понятный образ степному менталитету, близкий к понимаю номадов, живших в единстве с природой и не мысливших себя вне ее. Таким образом, изображение природы в романе-эпопее Мухтара Ауэзова «Путь Абая» является органичным, отражающим менталитет кочевого народа, составляющего единое целое с окружающей природой. Писатель реалистически изобразил опасности, подстерегающие кочевников на лоне природы: хищники, природные катаклизмы, несущие людям гибель. Но вместе с тем, автор смог отразить и красоту казахской степи. Сравнение людей с животными, птицами, луной придавало этим сравнениям особую яркость, запоминаемость. Тем самым, эти созданные писателем художественные образы становились более понятными, близкими, они стали типичными, обрели национальные черты, свойственные казахскому народу.
узнавайте все интересующие вас новости первыми
Ваш электронный адрес не будет опубликован. Обязательно заполните поля *
Конфессиональный мир Центральной Азии: состояние, риски, пути решения
27 Ноября, 2020
178
Межконфессиональное и межцивилизационное согласие через призму экспозиций Музея мира и согласия
21 Октября, 2020
378
Cоздана специальная консультационная служба
28 Августа, 2020
507
ОСНОВНАЯ НАША ЗАДАЧА ЭТО ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЙ
18 Августа, 2020
936
С МИРУ ПО НИТКЕ, ИЛИ СОЦИАЛЬНЫЙ КРАУДФАНДИНГ
15 Июля, 2020
921
Интервью Генерального секретаря ШОС Владимира Норова Информационному агентству «Дунё»
16 Июня, 2020
642
«В условиях пандемии самое лучшее – оставаться дома»
10 Июня, 2020
583
Блог главного редактора журнала «Мысль»
© 2010-2020 Copyright. Kazgazeta.kz.
Человек и природа в романе «Путь абая»
Сочинение : Природа в романе Мухтара Ауэзова Путь Абая
Природа в произведениях а.с. Пушкина и Абая кунанбаева
Тема:«Человек и природа в творчестве Абая»
Творчество Абая и экологическое воспитание младших школьников
Осенний Субботник Сочинение
Витамины И Питание Реферат По Физкультуре
Роль Медсестры В Реанимации Дипломная Работа
Оформление Кода В Курсовой Работе
Гимнастика Литература Для Реферата