Эй, я же твой брат, мне совсем не обязательно сосать за поездку
👉🏻👉🏻👉🏻 ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻
Эй, я же твой брат, мне совсем не обязательно сосать за поездку
Тарас Дрозд
я же брат твой!..
повесть
1
Металлический женский голос объявил, наконец, из поднебесья:
– Прибыл самолёт выполняющий рейс восемьдесят пять ноль четыре из Петропавловска-Камчатского, Магадана, Якутска, Братска и Омска. Зал прибытия номер один.
Виктор Путинцев спустился в названный зал. Прохаживаясь в ожидании, он изучил чёрное табло с ослепительно-жёлтыми буквами, информирующее, откуда прибывают самолёты. Затем понаблюдал, чем занимается хозяин «Чистки обуви». В витринном стекле кооперативного ларька увидел своё отражение и подумал: не слишком ли я строг для встречающего? Эти две морщины на переносице, как у дотошного следователя, да ещё руки за спиной… Виктор сунул руки в карманы. Получилось ещё хуже. Как будто он из комитета госбезопасности.
Появились первые прибывшие. Первых всегда, почему-то никто не встречает и они проходят быстро, торопятся. Где-то десятой, по подсчётам Виктора, женщине с сыном повезло. Её окружили, цветы, ахи, поцелуи, смех, «смотри-ка, Серёженька как вырос» и «пойдёмте-пойдёмте, у нас машина». Именно двадцать первой, ни раньше, ни позже, нарисовалась медведеобразная фигура. Он и заревел как медведь.
– Здоро-о-ово, брате-е-ельник!
И, приподняв Виктора на грудь, крутанулся с ним на одном месте.
– Лёха, кончай! – Виктор попытался вырваться из мощных лапищ. – Люди ведь!
Когда получили чемодан, Виктор повёл по известному маршруту. Чтобы на автобус до метро. Было ещё не очень поздно. Но Лёха остановился.
– Обижаешь, начальник, ты чё!
Рот его скривился на бок и выдал смешок. Не то «гы-гы», не то «хы-хы» с грудным хрипом. Виктор непроизвольно съёжился, он с детства терпеть не мог этого смешка брата.
Когда уселись на заднем сидении такси, Алексей начал рассказывать.
– Анька к своим в Куйбышев попёрлась. С пацанами. Она на Москву ещё вчера вылетела. А я говорю: отстань ты от меня, ради бога! Я с братом почти десять лет не виделся.
– Ну, что же вы! – изобразил возмущение Виктор. – Надо было вместе.
– Куда к тебе ехать-то? Куда? Стеснять только.
– Ох уж и стеснили бы, - ответил Виктор, а про себя отметил, что врёт, корчит из себя гостеприимного, а на самом деле приезд брата с семьёй стал бы очень обременительным, день-два ещё ничего, потерпели бы, но ведь они приехали бы минимум на неделю.
– Ты чё, брательник, - весело продолжал Лёха. – Мне ведь тоже от своей ведьмы отдохнуть хочется. Отпуск всё-таки. Ленинградские белые ночи – это же самый сенокос. У вас тут один наш в прошлом году отдыхал, тоже в мае, такое рассказывал! – лицо Алексея излучало блаженство. – Да Анька-то не очень и хотела. Они интеллигенты, чего я к ним попрусь? Ну, думаю, не хочешь, так никто и не уговаривает, гы-гы! – Он вертел головой, рассматривая проносящиеся мимо дома. – Мне запчасти для машины достать надо. В охотничьи товары надо. В радиотовары. Потом, у вас тут один завод есть. Красные треугольник. На нём выпускают ремни для «Буранов». Мне без ремней возвращаться нельзя. Казнят. А у нас, между прочим, такие же белые ночи. Даже ещё белей.
– Да что я не помню, что ли, - старался улыбаться как можно радостней Виктор.
Чтобы приподнять своё настроение, он даже двинул огромному своему брату кулаком в плечо. Как бы от переполняющих чувств.
И брату Алексею это понравилось. Он вновь обхватил Виктора, стиснул, затряс и загудел.
– Ну-у! Расска-а-азывай! Как жи-и-изнь?
– Жизнь? – засмеялся Виктор. – Как в сказке. Чем дальше, тем страшней.
Дома, в застолье встречи, один задавал вопросы на тему «как там, в посёлке моей родины?», а другой на эти вопросы старался отвечать пространно. Но тема быстро исчерпалась, и как-то так получилось, что поговорить больше стало не о чем. Виктор молча подливал в рюмки. Его жена Тоня, ухаживая за столом, дважды сказала тихо и в сторону.
– Витя, завтра тебе на работу.
Алексей, между рюмками за встречу, мучительно соображал, о чём бы самому спросить.
– А дочка-то где? – вспомнил он. – Я же ей подарок привёз. Анька там в чемодан уложила.
– Спит уже давно, - вполголоса ответил Виктор.
Политику они договорились сегодня не трогать. Наконец, Алексей поднялся.
– Наверное, пора укладываться. Два часа ночи по вашему. Ты извини, я что-то забалдел. Устал, наверное. В самолёте не заснуть. Перемена климата, или водка у вас ядерная. У нас-то это дело по талонам. Поэтому, в основном, кавээн. Коньяк весёлых и находчивых. Я в самолёте не спал всю дорогу. Читал. Хорошая книжка, между прочим…
Он вышел в коридор, чтобы достать из полиэтиленового пакета, лежащего поверх чемодана, распухший том.
«Райком не сдаётся» прочёл Виктор на затрёпанной обложке и ухмыльнулся.
– Понятно.
– Чего понятно? – спросил Алексей. Его задела ухмылка брата.
– Устарела эта литература. Раньше этими детективчиками головы морочили, чтобы правду скрыть.
– Я знаю, - ответил Лёха. – Сейчас самое модное про лагеря, про Сталина. Но ведь тут-то правда тоже есть. Люди воевали. Этот, как его, поэт московский, который написал, что сидел у нас на Будугычаге, не помнишь фамилию? Ну так вот. У нас нашёлся один чёрт и написал в районной брехаловке ответ. Что он почти весь Будугычаг прошёл, а поэта такого не знает. Кому верить? Пишут сейчас много. Ты-то сам что читаешь?
– Библию, - неохотно ответил Виктор.
Удивление на лице Алексея сменилось заинтересованностью.
– Ну и чего там?
– Да там всё…
В ванной, стащив с себя рубаху, Лёха пустил воду и заухал, обдавая себя ею. Стоящий за его спиной Виктор поморщился, как от зубной боли, соображая, как реагируют соседи на эти уханья. Шумно вытираясь полотенцем, Лёха показал большим пальцем в сторону кухни и шёпотом спросил.
– А чё она у тебя такая худая? Не мог найти себе такую? – и он показал какую.
Виктор пожал плечами, хотел было отшутиться, но передумал и вышел из ванной.
«Худая» жена Тоня стояла на кухне над ворохом развёрнутых на полу газет. Нелепо улыбаясь, она разводила руками.
– Что с этим делать, Витя? Я не знаю, что с этим делать.
У её ног распластались четыре кетины, рыбины почти метрового размеры. Одна, разинув пасть в рыбьей ухмылке, уткнулась носом в газетный заголовок. «Магаданская правда» значилось крупным типографским шрифтом.
– Что, что, - недовольно пробурчал Виктор. – Убирай, давай. И стели. Давно спать пора. Мне же с утра на работу надо.
– А мне, можно подумать, не надо.
2
Алексей Путинцев проснулся оттого, что звякнула посуда. Это Тона нечаянно зацепила чайником за сушилку с тарелками, вилками и ложками.
– Доброе утро, - испуганно сказала она, увидев, как Лёха вскинулся.
– Доброе утро, - прохрипел в ответ Алексей. Во рту у него пересохло, очень хотелось пить.
– Вы спите, спите. Я чайник только поставляю. Мы там, в комнате, позавтракаем. А вы уж тут потом сами, хорошо?
– Да я тоже встану, чего, - возразил Лёха. – Завтракайте здесь, на кухне.
– Нет-нет, - категорично замахала рукой Тоня. – Нам-то на работу. А вы отдыхайте.
Она зажгла газ, поставила чайник и вышла. Алексей тут же выбрался из-под одеяла, набрал кружку воды и сделал несколько глотков. Остальное выплеснул, вода ему не понравилась. Затем решил одеться, взял было джинсы, но челюсти растянуло в сладкой зевоте, руки заломило за спину потягунчиком, и одеваться расхотелось. Голова уткнулась в подушку, рука дёрнула одеяло. Закрыв глаза он даже улыбнулся от накатившей благости. Сон, однако, не возвращался. Вновь послышались шаги. Тоня пришла за посудой. Потом достала что-то из холодильника, который хоть и в коридоре, но по звукам можно было с точностью определить, что именно Тоня оттуда достала. Потом звук открывающейся и закрывающейся хлебницы. Кто-то сходил в туалет и в ванную. Даже выключение газа произошла со звучным хлопком. А ещё был разговор в коридоре. Детский голос спросил: «А он теперь всё время будет у нас на кухне жить?» Взрослые голоса тут же зашикали в ответ.
Наконец, входная дверь хлопнула, щёлкнул металл замка. Лёха перевернулся на другой бок, укладываясь поудобнее. Минут через пять дремотное забытьё уже начало было засасывать, как вдруг в коридоре припадочно затрясло холодильник. Ему легким позвякиванием отозвались оконные стёкла. Когда, после самых яростных содроганий, холодильник умолк, сонливость Алексея покинула окончательно. Он встал, посмотрел в окно, и неторопливо, в одних трусах, обошёл всю квартиру. Его интересовала комната, которую вчера, из-за позднего приезда, он не увидел.
Единственная комната квартиры стандартной девятиэтажки, где жил с семьёй брат Виктор, было невелика, но настолько забита житейский утварью, что казалась совершенно крохотной. В полуторный диван-кровать упиралась детская кроватка, два простых стула незадачливой современной конструкции загораживали красивое старинное кресло, трёхстворчатые шкаф был так набит, что одна дверца не закрывалась. На шкафу подпирали потолок разноцветные узлы, а внизу, между ножек шкафа, упирались в пол серые стопки книг и журналов. Книги вообще торчали отовсюду. Даже на допотопном трельяже, который был зажат в угол стеллажом перегруженными полками, громоздились разной высоты стопки журналов, а на них лежали разновидности парфюмерии. На столе теснили друг друга утюг и настольная лампа, чашки с чайными ложками и два будильника, детские колготки и тарелка с недоеденными бутербродами, чайник на разделочной доске и пакет набитый тряпьём. Перед цветочной вазой с засохшими былинками лежала пачка газет, придавленная внушительным кухонным ножом. Половина этого добра находилась на расстеленном в полстола покрывале, свивающем с другой стороны до пола, предназначенное явно для того, чтобы на нём гладить.
Алексей хмыкнул пару раз, покачал сокрушённо головой, взял чайник и вышел. На кухне, где его поселили, было просторней. А после трёх кружек крепкого чая покинул квартиру.
Город сразу окружил, насторожил и встревожил. Всё было чужое и холодное, с незнакомыми запахами. Но любопытное, зовущее к постижению.
У киоска «Союзпечати» толпилась очередь.
– Что дают?
– Пока ничего. Газеты должны подвезти.
На лице Алексея выразилось удивление.
В метро он разменял монету, подошёл к пропускным автоматам, опустил пятак и чуть задержался, глядя на вспыхнувший зелёный огонёк. Техника всегда завораживала его своим принципом работы, а быстрое разгадывание принципа работы было Лёхиной страстью. Он и задумался на мгновенье и о пути пролетания пяти копеек внутри автомата. Сзади тут же подтолкнули.
– Да проходите же! Вот встал!
Возмущалась женщина, давая понять, что у неё хронически испорчены нервы. Алексей сделал шаг в сторону.
– Пожалуйста, - показал он рукой, пропуская женщину вперёд.
Но получилось, что он своим внушительным телом загородил проход соседнего автомата. Там затолпились на месте сразу несколько человек. Другая женщина тут же продемонстрировала, что у неё тоже сеть нервы.
– Проходите, он же пропускает! Вот встала!
– Как я могу пройти, если он уже опустил?!
– Молодой человек, вы долго там?
– Я рази кому-то мешаю? – повернулся Лёха к недовольным голосам.
Желание говорить у столпившихся сразу пропало. Бормоча неслышные для Лёхи слова, они перешли к более дальним автоматам. Задержалась только женщина с нервами.
– Вы будете проходить, или нет?
– Да пожалуйста, - ещё раз, как можно галантней, указал ей Алексей, что пропускает.
– Понаезжают из деревень! – прошипела женщина и пошла туда, куда указал ей Лёха.
Вежливый магаданец двинулся следом, но щелкнули, преграждая дорогу, металлические заслонки.
– Молодой человек! – к нему уже торопилась пожилая женщина в форме служителя метрополитена. – Чего вы там? То задерживаете, то платить не хочите!
Алексей опустил ещё один пятак и прошёл к эскалатору. На эскалаторе отметил про себя, что настроение слегка подпорчено. А дальше пошло одно за другим. Непривычные для него городские мелочи. В вагоне метро возмутились, почему молодой человек не проходит в середину, ведь он же загораживает весь проход. На переходе с одной линии на другую потребовали, чтоб молодой человек шёл побыстрее. В узких лабиринтах «Гостиного двора» толкали со всех сторон и просили с режущей слух недоброй вежливостью: молодой человек, в сторону! Молодой человек, мне же ничего не видно! молодой человек, да что вы встали как слон?
Алексей вскочил на улицу отдышаться. Искромсал зубами мундштуки двух папирос.
– Разрешите прикурить? – у нему вплотную подошёл рослый парень с измятыми длинными волосами, весь от ушей до пять джинсового цвета. Прикурив, он спросил. – Приезжий? Каким товаром интересуетесь? Могу поспособствовать.
Алексей оглядел его недоверчиво и ответил.
– Сам как-нибудь.
Выкурив треть., он почувствовал, что успокоился, можно было продолжать.
Но в троллейбусе женский голос визгливо спросил.
– Молодой человек, вы будете сейчас выходить? – И тут же переспросила более требовательно. – Молодой человек, вы будете сейчас выходить?!
Рот у Лёхи сузился и начал дёргаться в левую сторону. Такое с ним бывало при сильном волнении.
– Раз стою коло дверей, значит буду!
Потом был автобус, в котором от одного вида недовольных чем-то пассажиров хотелось выяснить с ними отношения или выйти вон. А на автобусной остановке скрипучий голос сзади добавил последнюю каплю.
– Молодой человек, что вы под ногами путаетесь?
Лёха обернулся с конкретным намерением. Но это оказался старичок с палочкой, который еле доставал ему до подбородка.
– Ой, батя, - тяжело выдохнул Алексей. – Проходи ради бога…
В другом автобусе плотно сжали. Рядом с Лёхой оказалась женщина с перебором губной помады.
– Не наваливайтесь на меня, молодой человек!..
– Я наваливаюсь? – удивился Лёха. – Ну, это вы, бабуля, размечтались!..
– Какая я тебе бабуля? Хам!
В третьем автобусе все выходили, но делали это в замедленном темпе.
– Ну, давайте быстрее, быстрей давайте, чего застряли? – раздались командные выкрики за спиной Алексея.
Голос был мужской, поэтому Лёха пожелал увидеть не в меру раскомандовавшегося. Рот скособочился сам собой.
– Ты забыл сказать «молодой человек», - начал Лёха.
– Если сами не выходите, пропустите других! – ещё более повысил голос неизвестно куда торопящийся. Измождённый возраст, полутёмные очки, несвежая рубаха, ежедневный галстук, в руках «дипломат».
– Если ты торопишься в больницу, - продолжил Лёха, - то я могу тебе помочь. Устрою без очереди.
Кричавший, оценив ситуацию, быстренько шмыгнул к другому выходу. На его счастье их несколько имелось, автобус был большой, с «гармошкой».
В такой вот несуразице Алексей Путинцев провёл весь день. И это в городе, в который давно собирался попасть, встреча с которым не так давно приснилась ему и волновала в день приезда. Под вечер, с двумя набитыми пакетами и свёртком подмышкой, он обратился к одинокому прохожему.
– Скажите, это… Как отсюда побыстрей на проспект Науки?
– На метро, - последовал быстрый ответ. – Станция «Академическая».
– Это я знаю. А как-нибудь по-другому? Чтобы не под землёй?
– Автобусом да Литейного. А там тридцать восьмой троллейбус. Можно автобусом до Красногвардейской площади. Бывшей площади Брежнева. Оттуда трамваем.
– Бывшей? – переспросил Лёха. – Не долго название продержалось. Переименовали всё-таки.
– Да ну о чём вы говорите. Это народ потребовал. А они так и будут себя увековечивать. Вы знаете, сколько ещё названий осталось? Никаких пальцев не хватит.
Он хотел, было начать перечислять, но Лёха перебил.
– Значит, автобус и троллейбус. А пешком?
– Ну, чтобы, молодой человек, это же далеко!
Алексей грозно уставился на прохожего. Тот обеспокоено спросил.
– Что?..
– Почему вы все говорите «молодой человек»? Я что, пацан?
Он не стал дожидаться ответа испуганного прохожего. Он пошёл дальше. Он понял, что вежливый дядечка не при чём. Просто нужно привыкнуть к такому обращению. На севере по-другому. «Слушай, друг», «браток», «земеля», «корефан» и так далее. А тут «молодой человек» - и хоть ты тресни. Надо просто терпеть, не обращать внимания.
3
За ужином Лёха сидел молча, на вопросы брата отвечал устало. Не смотря на запреты папы
и мамы на кухню прибежала любопытная восьмилетняя Наташенька.
– Дядя Лёша, а что вы мне купили?
– Дядя Лёша купил тебе куклу, - наклонился к ней строгий Виктор. – С тебя достаточно. Иди, играй. – Он повернул дочь лицом к двери и шлёпнул не больно по задику.
Наташенька убежала.
– Лёша, может быть, рыбы хотите? – Тоня пыталась примостить на столе тарелку с разделанной кетой, которая вчера там напугала её своим количеством. – Не знаю, как она у меня получилась. Солёная очень. Попробуйте.
– Тоня, - взмолился Лёха чуть ли не со слезой. – Ну не говори мне на «вы». Ну что я тебе плохого сделал?
Тоня глянула на мужа.
– Ты сегодня перенасытился, - взял поучительный и успокоительный тон Виктор. – Сразу в больших дозах город воспринимать нельзя. Ленинград – город жёсткий.
– Точно, - кивнул Алексей. – Отравиться можно.
Он пожевал, отложил вилку и начал серьёзно рассматривать брата. Пока тот не кивнул вопрошающе. Дескать, в чём дело?
– Слушай, а чё у вас все такие злые? – спросил, наконец, Лёха.
– Жизнь такая, - усмехнулся Виктор. – У вас разве не так?
– У нас спокойней, ты чё! На работе иногда бывает. Поглотничаем. На то она работа и есть. А так – спокойно, тихо.
– Жизнь такая, - повторил Виктор. – Все всё понимают. А сделать ничего не получается. С трибун одна говорильня. Власть по-прежнему сам знаешь у кого. А нервы-то на пределе. Вот и кидаемся друг на друга. Хотя сам народ ни в чём не виноват. Виноватых, как всегда, не достанешь. У них тройная оборона. Но на кого-то своё недовольство выплескивать надо? Вот и получается.
И он вдруг увидел в глыбоподобном лице брата то, что всегда с досадой отмечал в своём. Две напряжённые морщины на переносице. Точно такие же. Оказывается, в нас есть общая черта, отпечаток напряжения, передавшийся по наследству. Как будто от головной боли. Может быть, эти морщинки являются внешним отражением каких-то внутренних качеств? Упрямства, например, дотошности, зависти, подозрительности, или ещё чего-то подобного, что не даёт спокойно расслабиться, вдохнуть полной грудью, забыть о проблемах, предаться отдыху, веселью… Веселью от чего, по какой такой причине?
– Всё потому, - говорила в это время жена, - что на руководящих постах находятся безнравственные люди.
– Опять про политику? – посмотрел на неё с осуждением Виктор. – Иди ребёнка укладывай.
Тоня, метнув в мужа взгляд, как острый нож, неторопливо доела, и только потом неторопливо встала, убрала тарелку и вышла.
– Не обращай внимания, - сказал Виктор брату, словно извиняясь. – Она у меня член партии.
– Ну и что? – не понял Алексей. – Она что, не так, как мы, понимает?
– Да всё она так понимает. Просто согласиться никак не может. Они давно поняли, что ни на что не способны. Но отказаться не могут. Особенно те, кто наверху. Они ни за что не откажутся от личного благополучия. Перечеркнуть свою личную счастливую жизнь? Молодые, возможно, смогут ещё на это пойти, да и то вряд ли. Это если остались крупицы романтизма, благородство и совести. Если они были. Но те, кто уже пожил, и понял, что за благородство и совесть ничего не получишь, те – ни за что. Они будут изо всех сил доказывать, что все ложные и вредные идеалы, на служение которым потрачена жизнь, служение которым принесло им столько привилегий, на самом деле не ложные и не вредные. Просто их извратили нехорошие предшественники. А они-то как раз истинные приверженцы справедливости, ну и так далее…
– Так что же, нам теперь ждать, когда они все поумирают?
– Не дождёмся, - разлили Виктор по рюмкам. – Ты поставь себя на их место. Ты занимаешь крупный пост. Служебная машина. Шикарная квартира. Дача с чугунными воротами. И вдруг тебе говорят. Вы, дорогой товарищ, зажрались, довели народ до ручки, поэтому выметайтесь по добру по здорову, освобождайте занятые площади да ещё спасибо скажите, что вам срок не вломили, и не отправили туда, куда вы обычно отправляли…
И Лёха,
Мужики устроили ганг-банг с Бруклин Грей
Вот это сервис - снял комнату, а мне ещё девушку потрахать дали
Отчим трахает девушку, при этом даже не снял с нее коротенькие шортики