Джулиан Ассанж и тюремный феминизм

Джулиан Ассанж и тюремный феминизм

Vanya Solovey

На прошедшей неделе арестовали Джулиана Ассанжа — основателя WikiLeaks, который провел семь лет в посольстве Эквадора, скрываясь от преследования по делу о сексуальном насилии.


Так вышло, что буквально за пару дней до этого я читал статью 2014 года, в которой обсуждается, среди прочего, дело Ассанжа. Она называется «Пол, гендер и война в эпоху мультикультурного империализма». Один из ее авторов — Дин Спейд, транс* исследователь и радикальный активист из США, участник движения против милитаризма и тюремной индустрии. Дело Ассанжа в статье обсуждается в контексте тюремного феминизма, и я хочу пересказать вам тезисы этой части, потому что думаю, что разговор о тюремном феминизме более чем актуален и для России.


Итак, в 2012 году Ассанж попросил убежища в посольстве Эквадора, чтобы избежать экстрадиции в Швецию по делу о сексуальном насилии. Он и его сторонни_цы считали, что Швеция выдаст его в США, где его будут судить за его деятельность в Wikileaks — то есть за то, что он рассекречивал государственные документы США. Как показали последние события, они были совершенно правы: Швеция в ситуации уже не участвует, дело о насилии они закрыли в 2017 году, а вот США Ассанжу уже предъявили обвинение. Получается, что дело о сексуальном насилии было использовано как инструмент, чтобы «достать» человека, который ставил палки в колеса государственной машине американского милитаризма и империализма. Феминистская повестка стала инструментом милитаризма и империализма.


Как так получается? Сформулировав гендерное насилие как проблему, «тюремный феминизм» (carceral feminism) предлагает простой ответ: насильников — в тюрьму. Но помогает ли ужесточение наказаний снизить или предотвратить насилие? Спейд и его соавтор Крейг Уиллс пишут:


«С домашним насилием, изнасилованиями, сексуальным насилием над детьми боролись путем усиления уголовных наказаний и технологий слежения. Эти изменения играли на руку более широкому проекту строительства массовых тюрем в США, который разворачивался в то же самое время, а также расширению криминализации и тюремных заключений во многих других странах, которые перенимали элементы этой американской системы, в частности приватизацию тюрем и создание коммерческих тюрем. Феминист_ки-антирасист_ки выступали и выступают против этого, настаивая, что криминализация не только не уменьшает гендерное насилие — она его увеличивает.»


Та самая Швеция с ее крайне суровым законом об изнасиловании занимает второе место в Евросоюзе по доле обвинительных приговоров за изнасилование на душу населения. При этом число заявлений об изнасиловании продолжает расти гораздо быстрее, чем число приговоров — то есть ужесточение закона не помогло снизить реальный уровень насилия.


Дело в том, пишут Спейд и Уиллс, что такие меры и не могут помочь. Потому что криминализация вообще придумана не для того, чтобы защищать кого-то от насилия. Она придумана для того, чтобы подавлять и контролировать уязвимые группы — в первую очередь людей цвета и коренных житель_ниц колонизированных территорий. Тезисы о «спасении женщин» просто используют, чтобы оправдать военные вторжения или расширение уголовно-тюремной системы. И цель именно в этом, а не в интересах реальных женщин.


В России требования в духе тюремного феминизма тоже очень популярны: «больше приговоров, больше реальных сроков, жестче наказания». Я не знаю, как люди в России ухитряются конструировать у себя в голове силовые структуры как защитников права или справедливости. Достаточно минимально следить за внутриполитическими новостями — из актуального, например, за делом «Сети», — чтобы развеять все свои сомнения насчет того, что такое российская полиция, суды и тюрьмы.


Наверное, в системе всепроникающего насилия, в которой мы живем — я имею в виду и в России, и в США, и вообще по всему миру, — мы настолько привыкли, что на плохое надо реагировать наказанием, что, когда мы осознаем проблему гендерного насилия, это первый ответ, который приходит в голову: конечно, наказать! Но увы. Государство возьмет эти наши требования и использует их, чтобы подавлять тех, кого ему нужно подавлять.


Что же тогда делать с насилием и насильни_ками? Оставлять все как есть? Конечно, нет. Говорить о насилии, осуждать насилие, бороться против обвинения жертв — необходимо.


Но если мы хотим, чтобы насилия становилось меньше, нам нужно требовать не тюремных сроков для насильни_ков. Нам нужно требовать переустройства общества на принципах, которые будут исключать насилие. И уничтожение тюремной системы — неотъемлемая часть такой программы.

(Источник картинки — проект поддержки бежен_ок Welcome to Lesvos)

Report Page