Дверь из тёмного дерева

— Пей кофе, остынет!

— Ба, я-то выпью, а вот тебе не стоит, ты про давление помнишь?

Нина Григорьевна хитро прищурилась.

— О моем давлении печешься, значит? А что насчет рюмочки на посошок?

Лера хотела благочестиво возразить, что она не пьет, но обхитрить родителей всегда было гораздо проще, чем бабулю.

— А что у тебя есть? — осторожно спросила девушка.

Нина Григорьевна подмигнула. Кряхтя, она встала со стула и подошла к буфету, который уже в детстве Леры выглядел так, будто вот-вот развалится. Открыв бар, старушка достала две бутылки. Одну из них — марочный коньяк с заманчивыми буквами на этикетке, Лера втихаря уже продегустировала утром, пока бабушка раскручивала волосы, тщательно замотанные на ночь в бигуди. Во второй бутылке было какое-то вино, которое Леру не заинтересовало, поэтому она ткнула пальцем в широкую грушевидную бутылку.

— Да у тебя губа не дура, — рассмеялась Нина Григорьевна.

— А что, он дорогой? — притворно удивилась Лера, но, поймав проницательный взгляд бабушки, решила дальше не придуряться.

Коньяк из круглого приземистого бокала оказался вкуснее, чем из горлышка. Потягивая янтарную жидкость, Лера скучала и украдкой поглядывала на часы. До отъезда бабушки в пансионат оставалось еще сорок минут. Девушка бывала здесь нечасто. В детстве квартира бабушки казалась ей сказочной пещерой, где время летело незаметно, но, когда девочка стала старше, очарование начало развеиваться, и на место интересу все чаще приходила скука. С возрастом Нина Григорьевна, в прошлом концертмейстер Музыкального театра и дама весьма великосветская, полюбила длинные, поначалу любопытные, а со временем довольно скучные рассказы о днях своей юности, и даже несколько раз порывалась начать писать мемуары, но то сигареты закончатся, то ручка неприятно давит на палец. Поэтому единственным способом передачи драгоценного жизненного опыта оставались долгие, немного монотонные беседы в режиме монолога, слушателями которых выступали либо соседка и лучшая подруга детства Анастасия Николаевна, либо единственная внучка Валерия. Вот и сейчас старушка оседлала своего любимого конька.

-…Этот буфет, Лерочка, я отвоевала в 70-е, у этих мерзких Толика со Светкой. Всю жизнь отцу нервы делали, деньги с него тянули, меня ненавидели, все кричали, что я молодая профурсетка, отравлю его из-за наследства, а как мой Павел Олегович помер на восьмом десятке, так сразу и налетели, как коршуны. Квартира в Соборном переулке, четырехкомнатная! Картины, статуэтки, мебель. Деньги на сберкнижке — все заграбастали. Я только и успела, что часть мебели и пару картин вывезти, пока они замки не поменяли. Все думала, рискнут ли в милицию сунуться, да только знали, что и я тогда расскажу, как они отца в гроб загоняли.

Нина Григорьевна сунула в мундштук сигарету отработанным годами движением, щелкнула зажигалкой, затянулась. Вокруг ее тщательно накрашенных губ собралась густая сеть морщинок, пальцы слегка дрожали. Хоть бабушка и бодрится, от возраста не убежишь, грустно подумала Лера. В этом году бабушке исполнялся восемьдесят один год.

— А что, мебель была такая дорогая? — спросила Лера, чтобы поддержать беседу.

Бабушка округлила глаза.

— Конечно! Ты что, это же антиквариат, еще до революции вручную сделали! Ты знаешь, сколько Павел Олегович выложил за него? И то, если бы не должность директора табачной фабрики, в жизни бы не смог достать!

Лера кинула взгляд на буфет и подумала, что она за такую рухлядь и десятки бы не отдала, да еще и приплатила бы, лишь бы вывезли.

— Конечно, это не английский гарнитур, что стоит у Николаевны, который в войну ее родителям удалось спасти от бомбежек, да еще кое-что вывезти, что осталось от ее деда-ювелира. Раньше времена были спокойные, родители цацки эти не прятали, помню, были мы девчонками, пройду я через дверь к ней, сядем, и перебираем всякие колечки-сережки, примеряем. Тогда-то мы всей ценности еще не понимали, а украшения-то не только дорогие и старинные, но и памятные. Кое-что, конечно, они потом продали, например, в 61-ом, когда все накопления на машину сгорели. Купили «Волгу», отец Настькин-драматург, смог достать. Что тут было во дворе, когда соседи увидели! Думали, сам Хрущев приехал.

У Леры в голове всколыхнулось смутное воспоминание. Темная, почти черная лаковая дверь с круглой латунной ручкой на фоне светло-желтой стены. Она повернула голову и уперлась взглядом в широкий двухстворчатый шкаф. Спрашивать об этом было как-то неудобно, потому что Лера не была уверена, что ей это не приснилось, но бабушкина фраза «пройду через дверь» звучала неловко, и наводила на мысли. Зачем уточнять, что через дверь, если люди всегда ходят друг к другу через двери? Лера глотнула остывший горький кофе, черный, как нефть, какой всегда готовила бабушка («Кофе с сахаром, а тем более со сливками, пьют только невежды, милочка»), и, собравшись с силами, осторожно спросила:

— Ба, а какую дверь ты имела ввиду? Через какую дверь ты ходила к Анастасии Николаевне?

Бабушка отпила кофе и спокойно указала рукой на шкаф.

— Так дверь между квартирами. Она тут всегда была, еще с тех пор, как тут никто не жил, а какая-то контора размещалась. Изначально это было нежилое помещение, а после войны жилья не хватало, перевели в жилой фонд, как коммуналку. Вот нашим родителям и дали тут комнаты, каждой семье по две. Мои родители и отец Настасьи же в одном театре работали. Твой прадед, Григорий…

— Да, да, был дирижером, а прабабушка Тоня — хористкой. Ты уже рассказывала, ба. Так что с дверью?

— А что дверь? Я же говорю, была тут всегда. Ее никто не запирал, ходили друг к другу в гости, мы с Настей девчонками бегали туда-сюда. Потом уже стали запирать, конечно, а когда тебе было лет пять, Настасьин сын скандал устроил, мол что это за проходной двор, когда дома ценности. Заставил нас шкафы сдвинуть, чтобы дверь закрыть с двух сторон. Хотел вообще заложить, но Настасья не позволила, мол, ремонт недавно сделали, еще не хватало снова что-то крушить. Так и остались шкафы стоять, а мы друг к другу теперь по-людски ходим, через подъезд.

Лера снова задумчиво посмотрела на шкаф, но обдумать тот факт, что ее детские фантазии оказались реальностью, ей не позволил сигнал бабушкиного телефона. Приехало такси, заказанное заранее. Через полминуты в дверь раздался настойчивый стук Анастасии Николаевны.

— Григорьевна, ну что там? Машина уже ждет!

Торопливо расцеловавшись с бабушкой и спустив ее чемоданы (благо бабушка жила на первом этаже, и спускать пришлось всего-то на пять ступенек) к стоящей у подъезда машине, Лера помахала рукой отъезжающему такси и бодро вернулась в квартиру. Двадцать один день полной свободы! О таком в родительском доме Лера не могла и мечтать. Хоть Лера и была формально совершеннолетней, никакой свободы ей это пока не давало. Завалив экзамены в институт, Лера объявила родителям, что она заслужила год перерыва и отдыха от школы.

— В Америке, между прочим, это очень даже практикуется!

— В Америке работать идут, а не дурака валяют, — мрачно отвечали родители. Они были неприятно удивлены планам дочери, и это выливалось в постоянные нудные скандалы. Бабушка в этой войне всецело была на стороне Леры. «Дайте девочке отдохнуть, еще успеет наломаться». Поэтому, когда в начале сентября бабушка объявила, что едет в санаторий на три недели, и предложила Лере пожить в это время в своей квартире, родители не смогли противостоять их единому фронту. Отец был особенно недоволен.

— Ну, раз девочка, — с сарказмом передразнил он, — такая взрослая, то денег она получит по минимуму, только на еду. Потратишь все за три дня — иди подрабатывай, мы больше ничего не дадим.

Лера пропускала все нотации мимо ушей. Квартира в центре города! Только ее, на три недели! Она с нетерпением ждала реакции друзей на эту потрясающую новость, и, разумеется, реакция не заставила себя ждать. Теперь не только она считала дни до даты Х.

Забежав в квартиру и захлопнув дверь, Лера кинулась к телефону.

— Тох, все, бабушка уехала! Приезжайте!

— Отлично, малыш, мы с Серегой и Вадом подвалим через часик.

— Закупитесь по дороге, бухла там, хавчика.

— Конечно, все сделаем в лучшем виде!

Оборвав вызов, Лера присела за стол и допила свой бокал коньяка. Подумав, она спрятала бутылку за книги на полке, решив приберечь ее для тета-а-тета с Антоном. Еще не хватало, чтобы Серега и Вад, два брата-акробата, вылакали бабушкин марочный коньяк. Оглядев комнату, Лера на миг засомневалась, правильно ли она сделала, пригласив друзей сюда на вписку. Столько дорогих вещей, столько хрупких безделушек, а вдруг что-то сломают или испортят? Похолодев на миг от этой мысли, Лера отбросила ее. Не такие уж ее друзья идиоты, что в приличный дом нельзя впустить.

Безделушек тут и правда было море. Статуэтки, шкатулки, вазы. Все это занимало множество слегка запыленных поверхностей, и очень хорошо вписывалось в старомодный интерьер квартиры, придавая ей особый колорит. Здесь все дышало бабушкой и ее вкусом. Тяжелые малиновые шторы с золотыми кистями, больше напоминающие занавес театра, которому Нина Григорьевна отдала большую часть своей жизни. Темная массивная мебель, отвоеванная у детей первого мужа бабушки, который женился на двадцатилетней Ниночке, будучи старше ее ровно в три раза. Круглый стол по центру комнаты под массивной люстрой, фортепиано в углу комнаты. Лера отнесла грязные чашки в мойку, сполоснула. Отдельной кухни в бабушкиной квартире не было, при разделении комнат на квартиры прошлая кухня, общая, досталась семье Анастасии Николаевны. Нина Григорьевна же выкрутилась, сделав кухонный уголок прямо в гостиной, а меньшую комнату превратив в спальню. К этому времени ее сын, Лерин отец, уже давно обзавелся и собственным жильем, и собственной семьей.

Вытерев руки, Лера улеглась на диван и включила телевизор, стоящий на низкой тумбе в углу комнаты. Она пощелкала каналы, но мысли не фокусировались на чем-то одном. Взгляд невольно то и дело падал на широкий шкаф, стоящий напротив. Теперь, после разговора с бабушкой, Лера отчетливо вспомнила, как, будучи совсем маленькой, сидела под большим круглым столом, стоящим в центре комнаты, и смотрела оттуда на черную дверь. Ей казалось, что дверь вот-вот откроется, и маленькой Лерочке было одновременно и интересно, и страшно узнать, что за ней. Иногда, в весьма смутных снах, Лера видела эту дверь открытой, но подойти к ней боялась. Не то, что заглянуть внутрь, даже протянуть руку и закрыть ее, было до тошноты страшно. После таких снов Лера просыпалась, покрытая липким потом, и долго лежала, накрывшись одеялом с головой.

Воспоминания все прибывали, и Лере становилось не по себе.

Например, она вспомнила одну ночь, проведенную в этой квартире. Бабушка предлагала лечь с ней в одной кровати, в спальне, но пятилетняя Лерочка считала себя уже взрослой и захотела спать одна, на диванчике в гостиной. Конечно, она очень быстро пожалела об этом, потому что ночью знакомая комната, освещенная лишь слабым ночником, превратилась в огромную страшную пещеру, полную неясных теней и жутких силуэтов. Большая разлапистая люстра нависала над девочкой, как лесное чудовище из мультика, и прошло немало времени, прежде чем Лерочка смогла уснуть, завернувшись в одеяло с головой.

Проснулась она от духоты, и, откинув одеяло, увидела, что комната погружена во мрак, ночник больше не горел. Свет уличного фонаря едва пробивался сквозь плотные бархатные шторы. Силуэты стали еще страшнее, а особенно страшно выглядела черная дверь, выделяющаяся теперь на фоне стены особенно ярко. Лера уперлась в нее взглядом, и на миг ей показалось, что дверь приоткрыта. В темноте было не разглядеть точно, но от каждой секунды, что девочка смотрела на дверь, ей становилось все страшнее. В горле пересохло от ужаса. Лера уже была готова начать звать бабушку, как вдруг услышала из-за стены какой-то странный дробный звук, будто кто-то высыпает на пол металлический горох. От неожиданности девочка захлопнула рот, и, резко перевернувшись, снова закуталась в тяжелое шерстяное одеяло, как в кокон. Она не помнила, как заснула, а наутро все пережитое ночью уже показалось нестрашным и ненастоящим. Светило солнце, бабушка жарила оладушки и сетовала на перегоревший ночник.

— Ты не испугалась в темноте, Лерочка?

— Нет, бабуль!

Тогда она уже была уверена, что ей все приснилось.

Вспоминая это сейчас, Лера удивлялась, почему тогда не спросила у бабушки, куда эта дверь ведет? А может, спрашивала и забыла? Либо не поверила, что все так просто? Теперь же все выглядело до боли прозаично. Дверь в Страну Кошмаров оказалась обычным пережитком коммунального прошлого, да и сама Лера на Коралину вряд ли тянула.

Выключив телевизор, который только раздражал, Лера принялась листать ленты соцсетей. Она не заметила, сколько прошло времени, прежде чем, наконец, задребезжал дверной звонок.

Друзья стояли на пороге, в предвкушении вытягивая шеи внутрь квартиры.

— Привет! — Лера улыбнулась и посторонилась, пропуская их внутрь. Первым зашли Сережа и Вад, теснясь с огромными пакетами в руках, Антон за ними. Он улыбнулся Лере и тряхнул мокрыми длинными волосами. Похоже, на улице шел дождь.

— Ничего себе хоромы!

— А ты неплохо устроилась, прям советский Версаль! — Вадим завороженно разглядывал лепнину на высоком потолке.

— Это советский ампир, дружище, — Антон иронично посмотрел на Вадима, и нежно поцеловал Леру в губы.

— Э, хорош обжиматься! — гаркнул Серега. — С чего начнем, с вина или с шампанского?

— У меня в горле пересохло, давайте уже распаковываться, — поддержал Вад.

Парни занесли в комнату большие пакеты, организация стола была шумной и суетливой. Антон снял с плеча чехол с гитарой, и, склонив голову набок, теперь настраивал ее, сидя на диване.

— Валерон! Где бокалы?

— Несу, несу. Давай уже, открывай!

Раздался глухой хлопок, и праздник начался.

Вписка, чего и говорить, удалась на все сто. В голове Леры все слилось в одну веселую, яркую круговерть. Их компания была уютной и хорошо сколоченной, с алкоголем никто не перебарщивал, и не было ни одной минуты, чтобы Лере становилось скучно или некомфортно. На ночь братья уезжали домой, и они с Антоном оставались наедине. Ночи были волшебны и бесконечны, их молодые и неутомимые влюбленные тела — прекрасны, и вся жизнь — замечательна. Лежа на груди Антона, рассказывая ему обо всем на свете, Лере хотелось провести так всю оставшуюся жизнь. Примерно в полдень братья возвращались с новыми запасами еды и алкоголя, и все начиналось по новой.

К вечеру третьего дня атмосфера уюта камерной компании была нарушена внезапным заявлением Антона, что к ним подъедет Илья. Услышав это имя, Лера скривилась.

— Тот Илья? Блин, Тоха, ну зачем было его звать.

Антон отхлебнул пива и приподнял брови.

— Да ладно тебе, он нормальный чувак.

О том, какой Илья «нормальный», в их окружении знали, наверное, все. Когда-то он был бас-гитаристом в рок-группе Антона, но вылетел оттуда из-за драки с барабанщиком, Стасом. Однажды на репетиции Стас решил напугать Илью, подкравшись к нему из-за спины, а Илья в ответ со всей силы ударил его кулаком в нос. Никто не ожидал такого, и все просто застыли, раскрыв рты от шока. Зажимая лицо окровавленное ладонью, Стас заявил, что после такого в группе останется либо он, либо Илья, пусть Антон выбирает. Второй гитарист поддержал Стаса и сказал, что не хочет играть в одной группе с «агрессивным уродом, который шуток не понимает». Антону, который когда-то учился в одном классе с Ильей, пришлось выбирать, и конечно, гитарист и барабанщик оказались ценнее, чем басист, к тому же весьма средний. Несмотря на этот конфликт, Тоха продолжал общаться с Ильей, пару раз приглашал его в их компанию. Лера его сразу невзлюбила. Впрочем, Вадим и Сергей тоже были не в восторге. Ходили упорные слухи, что у Ильи не все в порядке с головой, что он связан с каким-то криминалом, но доказательств ни у кого не было, и слухи оставались слухами. Теперь этот самый Илья должен был вот-вот приехать, и ничего уже было не изменить.

Когда раздался звонок в дверь, Лера неохотно пошла открывать вместе с Антоном.

— На улице сухо, можешь не разуваться, — буркнула Лера, поприветствовав гостя, и пошла обратно в комнату. Парни двинулись за ней.

Хотя Илья и поздоровался со всеми вполне дружелюбно и адекватно, Лера все равно чувствовала себя неуютно рядом с ним. Это была неприязнь, с которой девушка ничего не могла поделать. Ей не нравилась лысая, странно вытянутая голова Ильи, его близко посаженные голубые глаза, которые всегда смотрели как-то исподлобья. То, как он сидел, немного сгорбившись и сгруппировавшись, будто натянутая пружина. От него веяло непонятной опасностью, и Лере это очень не нравилось. Это был человек не их круга, не их теплой компании, и ей было досадно, что Антон так таскается с ним.

Взгляд гостя ощупывал статуэтки и безделушки на полках, и Леру вдруг охватило жгучее желание сгрести все в мешок и запереть куда-нибудь под замок. Немного устыдившись своих мыслей, она заметила, что Илья смотрит прямо на нее.

— Квартира твоей бабушки, значит?

— Да, — напряженно ответила Лера.

— Красиво тут. Уютно так. — Илья слегка улыбнулся и, вдруг вспомнив о чем-то, хлопнул себя по лбу и встал. Подошел к лежащему на полу рюкзаку, открыл его. Извлек пузатую молочно-белую бутылку и с улыбкой протянул ее Лере.

— Сливочный ликер для хозяйки.

Лера, слегка улыбнувшись, взяла бутылку.

— Спасибо.

Может, зря она себя накрутила, и он действительно нормальный парень? А то неуютное ощущение, что она испытывает рядом с ним, лишь действие ее воображения?

Сладкий и нежный ликер, немного похожий по вкусу на сгущенку, еще больше расслабил Леру, и постепенно она привыкла к Илье, перестав воспринимать его как выбивающийся элемент. Вечер проходил так же здорово, как и все предыдущие. Парни наперебой рассказывали что-то, смеялись, а Лера, уже довольно-таки опьяневшая, лежала на диване, положив голову на колени Антона, и чувствовала себя абсолютно спокойной и недвижной, как греческая статуя.

Услышав звон, она недовольно повернула голову. Вад сидел с виноватым лицом и смотрел на пол, где лежала расколотая тарелка.

— Упс! Случайно смахнул.

Лера недовольно поморщилась и встала, почувствовав, как от этого движения слегка заболели виски.

— Да ладно, не страшно. Сейчас новую достану, а вы пока подметите тут.

Всю посуду — и старинную, и вполне современный ширпотреб, Нина Григорьевна предпочитала хранить не в сушке над раковиной, а в массивном буфете. Открыв его, Лера потянулась к стопке простых белых тарелок, и тут взгляд ее упал на длинный потемневший ключ из желтоватого металла, лежащий прямо перед глазами, на средней полке, среди хоровода чашек, стоящих на стопках блюдец. Взяв ключ, Лера повернулась к друзьям.

— Прикиньте, я ключ нашла! Наверное, это тот самый! — возбужденно воскликнула она.

Это известие вызвало настоящий ажиотаж среди парней.

— Попробуем его? — спросил Вад, блестя глазами. Тоха задумчиво смотрел на ключ, а Илья перевел недоуменный взгляд на Леру.

— А что это за ключ, что вы хотите им открыть?

— Да тут у Лерки за шкафом…

И парни принялись пересказывать Илье то, о чем узнали вчера. Получилось это вот как. Вчера вечером, когда компания уже вполне накачалась пивом, братья принялись наперебой рассказывать про свою недавнюю поездку в Питер, откуда они привезли кучу сувениров и впечатлений. Разговор о загадочном, мрачном городе сам собой перешел в мистическое русло, и ребята начали вспоминать самые жуткие места, которые там видели.

Продолжение>

Читать историю на нашем портале.