Две резвые подруги по очереди принимали член парня в рот и стонали
⚡ ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻
Две резвые подруги по очереди принимали член парня в рот и стонали
Доступ к информационному ресурсу ограничен на основании Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации».
Доступ к информационному ресурсу ограничен на основании Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации».
Доступ к информационному ресурсу ограничен на основании Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации».
Сборник "Выбор Донбасса" - художественное свидетельство глубинной подвижки в сторону единства русского народа, устремленного к миру, творческому созиданию и счастью людей. Альманах издан при содействии писателя, ветерана войны в Афганистане, телеведущего Первого канала Артёма Шейнина, Государственного информационного агентства "Луганский Информационный Центр",сайта современной военной литературы okopka.ru
В92 Выбор Донбасса. Литература народных республик. Альманах Союза писателей ЛНР. - Луганск: Большой Донбасс. 2017. - 672 с.
Сборник "Выбор Донбасса" - художественное свидетельство глубинной подвижкив сторону единства русского народа, устремленного к миру, творческому созиданию и счастью людей.
Альманах издан при содействии писателя, ветерана войны в Афганистане, телеведущего Первого канала Артёма Шейнина, Государственного информационного агентства "Луганский Информационный Центр",
сайта современной военной литературы okopka.ru
(с) Союз писателей ЛНР, издание, 2017
(с) Сурнин А. А., верстка, дизайн, 2017
Время перемен приходит не со сменой вывесок и плакатов, а с глубинным, тектоническим изменением массового сознания людей. Это качественный процесс, неспешный и трудно уловимый для торопливого взгляда, скользящего по ленте новостей.
"Русская весна" только кажется пришедшей неожиданно и даже внезапно. На самом деле она результат, итог суммы сложившихся обстоятельств, где главным было то, что Пушкин называл "мнением народным". Защита своей истории, своего языка, достоинства и будущности - вот нехитрый секрет массового движения русского народа, определенного его направленностью к единству. Чем больше и дольше, чем агрессивней и беспардонней было внешнее давление, тем сильней освободившаяся энергия. И прежде всего духовная!
Время перемен поставило жителей Донбасса на острие выбора политического, культурного, ментального. За сохранение себя в качестве русских им пришлось заплатить страшную цену. Трагедия гражданской войны пришла практически в каждый дом. А на дома непокорных донбассцев с запада полетели снаряды и мины. А на людей шквал огня и лавина лжи. Но, как и в Великую Отечественную, непокорные остались непокоренными.
Содержание и смысл происходящего сегодня на Донбассе лучше всего, точнее и правдивей отражает литература - сокровенное свидетельство человеческих душ и сердец. Это не только свидетельство мужества и испытаний, трагизма и драматизма жизни, её сложности, но и того главного тектонического сдвига в миропонимании людей их общности и единства судьбы. Свидетельство духовной неразделенности русского народа. Об этом говорит каждая строка, каждый художественный образ сборника "Выбор Донбасса". В этом един голос литераторов народных республик и литераторов России одним языком и одним дыханием. И в каждом произведении сборника в стихах, прозе, драматургии - заклинание и мечта о мире, созидании и любви. Мире, который придет после победы. А побеждает всегда Правда. Потому что она всегда только с народом. Так победим!
Владимир Олейник, кандидат педагогических наук, литературный редактор сайта okopka.ru
Вера Агаркова (Старобешево - СанктґПетербург)
город изрядно болен - в лицах людей испуг
горлом выходит осень горлом выходит муть
может быть слишком долгим и одиноким - дом
город тебя не ждет люди тебя не ищут
люди надели маски люди заводят пляс
не открывая глаз не размыкая рук не издавая звуков
все кто включился в пляску все кто надели маски
город заклеит окна город откроет склепы выпустит вороньё
нет ни тепла ни света нет ни глотка воды
друг не ходи за реку не доставай ружьё
мы голодные и хромые, мы замёрзшие и нагие
мы из выгоревших окопов, из расстрелянной в лоб пехоты
наши ружья достались небу, наши годы - воде и ветру
наши матери - степь и камень, плачут камни в степи слезами
наши сёстры взрослее лета, вяжут в косы цветные ленты
наши жёны рожают молча, наши дети - подобье полчищ
мы, забывшие род и племя, из костей, из хрящей, из тлена
в Рождество, ближе к лунной полночи
вам дозвонятся ваши братья, позабывшие мир и свет
это мясо - родные мощи, этот голос - шуршанье недр,
осторожно снимайте трубки, осторожно дышите в такт
в год войны, в черный год потерь...
Дождь - неистовый, плотный, длинный
Дождь - блаженный, болящий, стонущий
и в общем надо прекращать стесняться
и в тень стены, хранящей тень петли
распустятся цветы как и сейчас цветут
зачем нужны глаза не видящие чётких
на плечи свод небесный кладет тяжелый плат
обычный колокол в обычном сельском храме
и так свободой пьян и свеж тот воздух
затем что мы идем и попадаем в такт
коровы жуют траву прямо с древних могил
я - стриженый мальчик, худенький херувим
каждый день я собираю капли времениґмолока
каждой луною ко мне приходят усталые братья
поубивать в войнушки, попрятаться в прятки
Держи меня за руку - крепкоґкрепко,
Пусть ночью у нас не звучит канонада,
Пусть летние шорохи, дождь и ветки,
Пусть только не взрывы, не залпы "града"!
Луганск - моя боль, в небе бьют самолёты,
Отпустит и снова... То громче, то тише.
"Как жаль стало песен, - мне скажет вдруг ктоґто,
Не прячьте глаз, Бог знает ваши души.
Оставьте лгать, ведь нет на то нужды.
Покажет час, кто искренне был нужен...
Оставьте страх, он прошлого не лечит,
Оставьте боль, что было - не вернешь.
С собой лишь то, с чем жить вам станет легче,
В один рюкзак сложить, не пропадешь!
Сказал старик: "Вот церковь, а вот паперть,
Зноем напившись, ярится бессонница.
Отзвуки "плюсов" бредут по квартире.
Клеткиґквадраты давно уж пристреляны,
Пешек в размен - ещё полные горсти,
Те, кто прилёг среди выжженной зелени.
Август - подвешен над минными "минскими",
Звёзд, перемешанных с душами близкими.
С сушёной рыбой за кубинским ромом,
Между невиданных доселе зимних гроз
Смотреть в огонь, глотая горький дым
У деревенских - собственная гордость!
И заживём... Ведь наша Кемська волость
Корову Зорьку - ведь одна осталась.
За хлебом в тыл к проклятым оккупантам
Проклятые враги в коварстве злобном
- О, нравы! - восклицать. - О, времена!
Но жизнь продолжалась - своя и чужая,
в неистовой вере не в промысел Божий,
а в то, что не всех мы, убийцы, положим.
В надежде на то, что, омыты кровями,
чай госпитальный чуть теплый спитой
Да пошли вы все со своей светобоязнью
лебези, заглядывай в глаза, улыбайся,
А рядом, за стенкой, такие же полулица,
полулюди, на полусогнутых, полуправдочки...
День расписан на век вперёд: от этой лавочки,
где ты гвоздик, винтик, гаечка, но,
Можно с ней спорить, чтоґто доказывать,
и с треском ломает копья наивные дон кихотов.
Загляни в мясорубку жизни. Тебе охота?
Тебе это нужно? Футболы, борщи, тапочки -
перепиши сто раз - и ты ни к чему не причастен.
Рядом шагали в ногу успех и благополучие.
Те, кто остался без писем, понятно -
Душаґконструктор нарушена временем.
Верить в спасенье, спеша на ковчег,
В кармане Вечности тревожный холод.
что с неба градомґлистопадом льется.
Чтобы спасти наш мир от миротворцев?
Не нож в ребро, не в лоб - а по боку
чтоб стать в конце начала вечностью,
у тебя под прицелом будет моя земля
(перед тобою будуть зморщені хати),
у тебя под прицелом буду я - растрепанная,
с черным от боли лицом, как эта земля
(памятай, моє сонце, коли ти стрілятимеш,
бо стрілятимеш в мене, куди б не стріляв).
потому что я - эта земля и ее терриконы,
все одно стрілятимеш в мене, друже).
Потому что я - разбитый танк на дороге,
и впустую роняли свой урожай под ноги.
с черенком от лопаты вышедший на автоматы
защищать ее магию, правду и ароматы.
Потому что я - ребенок, живущий в подвале,
тот, что спрашивал, куда, мол, руки девали
после того, как взрывом их оторвали,
и улыбки не было, и голосок был тонок.
где поґбратски делится собранным с огорода.
Потому что все это я - эта жизнь после ада.
Милонов, бланки, штампы, документы,
кредитный "форд", карьеры горизонты,
молчать, приспособляться или ждать.
нам не подходит. Тут уж не до смеха
и сказок. Мы есть плоть и мы гранит.
от пробок в улицах; проколотой брови;
диванных воинов, которых стонет рать,
Возможно, с пользой. Это скажут позже
В гильзу от АГС помещается 20 грамм
в данном случае - виски. Мы пьем без звона,
ветер с востока хлопает дверью балкона.
Пьем за тех, кто более не придет к нам.
Пьем за любовь, за свою мирную жизнь,
за наше большое будущее, поскольку все мы
пытаемся поддержать друг друга на время.
Сентябрь начался, с востока идет гроза,
молчат минометы, автоматы притихли даже.
Один комроты, смотря на меня, сказал,
что мечтает увидеть женщину не в камуфляже.
ветер степной пахнет смертью, мятой и медом.
пьем не чокаясь из гильз от гранатомета.
тем, кто, возможно, будет свободен,
В город пришли незваные. Стало тише:
также не одобряются игры мальчишек.
В город пришли, и в городе стало сонно.
абрисы старых домов, где сто лет назад
В город пришли незваные, люди в черном,
тени изґза холмов, страшилки из детства.
клочья тумана, глушащие грохот сердца.
Город притих, себя обхватив за плечи.
Только трава и листья упорно шепчут:
"Мы вам не рады. Мы вам не рады. Не рады".
город припал к земле, больной и измученный.
где рисовали мы солнце и классики в детстве.
Мой Арканар, мой Харьков, моя Одесса.
разгоняйся же, ветер, и пламя - гори,
оставалось сплетенье размытых дорог,
оставались сады, что никто не берег,
потемневший портрет да икона в углу,
черный хлеб да похлебка из лука к столу.
разгорайся, огонь, разрастайся, трава;
все цари да чиновники тенью пройдут,
от курильских морей до донбасских степей
в эту землю врастем и останемся в ней.
И когда ты по черной дороге придешь
через мокрое поле и меленький дождь -
будет теплая печь, будет хлеб на столе,
и не спросят, какой нынче век на земле.
Балки, взгорки, подъёмы и спуски...
"Я живой?" "Не несли, был бы труп".
Лишь из мокрой насквозь плащґпалатки
Вон палатка с крестом - где черешня,
"Ну, покеда! Живи, дээргэшня ДРГ - диверсионноґразведывательная группа.
Нас, грешников, сотня - в разгрузках и без,
Стекает по мушке одна - как слеза...
"Слышь, батюшка, в чём же твои чудеса?
"Господь с вами, дети, вода из Донца.
Явно добробат Добробат - боец добровольческого батальона.
"Сонечко моє солнышко моё ( укр .) .
"Ты, кстати, как, сосед, - крещёный?
на пугало сев, прокричит: "Nevermore".
А месяц тонкий, тронь - порежешься,
Легко заменяется достатком, комфортом,
на кровавые года - урожайная страда.
Нам с детства сапогами в бошку вбита
Ярость в сердцах и разброд в головах.
Тут не повинны ни серп и ни молот -
а в Белый Дом вселился чёрный страх...
Хоть немного ещё, но страной порулю...
Хоть немного ещё, но страной порулю...
Хоть немного ещё, по крови порулю...
Хвосты всем приматам обрезали разом!
Так слава хероям! Так скроется разум!
В хитросплетеньях семантики всё одно во главе
функциональность лексемы. И это правильно: ведь
предназначенье укропа - приправа к большой жратве.
А вата потребна, чтоб кровь унять и согреть.
(как в годы пылкой классовой борьбы):
"Ты с кем, братишка: с эльфами - иль с орками?"
а эльфы - причисляют к силам Тьмы...
Учитесь мыслить в двуедином Мордоре
Коли вправду война - что вы клянчите крохи,
растеряв от отчаянья гордость и стыд?
Помогли тебе, братка, на Западе? Лохи
лишь в обслуге пригодны. Теперь предстоит
чёрный труд проституток, уборщиц, рассыльных -
пресмыкаться по мелочи, жалко ловчить.
Кроме нас - кто возьмётся спасать и лечить?
что придёт к банальной продразвёрстке,
Я встретил вас в годину лютой боли,
За "Ще не вмерла..." хриплыми басами,
Там, где прошли вы, громоздились трупы,
Теперь вы вновь, стряхнув земли покровы,
Где чорт придёт по душу в свой черёд.
Александр Курапцев (Старобешево - СанктґПетербург)
пророчитґморочит, блаженного корчит,
со скрипом врывается в лёгкие воздух,
и варится время, не верится в возраст,
и нечего делать, и не во что верить,
нет, ни за что не смолкнет сволочь,
у солдата был пуленепробиваемый живот
твой живот покрыт виртуальной бронёй
двадцать лет ты кормился специальной хернёй
то хватайся за сердце мастурбируй под гимн
праздновать будем винтовку печь пироги
под стеною то песок, то наст, то хлам,
хочешь жить - умей божиться и бежать,
гражданином скудной, выжженной земли,
где хранятся те - кто против, те - кто за,
кто считает барыши, кто новый залп.
не находишь в ней ни слова о войне,
время - самый ненадёжный инструмент,
Где слово Долг - пустой невнятный звук,
А он - всего лишь странный неудачник,
За каждый день, прошедший мимо нас,
За каждый шаг, проделанный вслепую,
За каждый след, оставленный впустую -
а вдруг это не я убита под Донецком
и кофточка моя и рюкзачок простецкий
и мой нательный крест и стрелки на часах
стоят на пять ноль пять как раз сверкнуло солнце
когда снаряд влетел в отцовскую "газель"
что ж не прикрыли нас герои оборонцы
что ж дали помереть среди родных земель
да вон они лежат вповалку кто как падал
с простреленной главой с распоротым нутром
а с краю я тычком с пригожим парнем рядом
лишь об одном молю безжалостное Небо
пускай они умрут в единый миг со мной
стою под минный вой на проклятом мосту
а смерть в лицо орёт давай отборным матом
и старики чей мир опять войной разорван
и матери в слезах и дочери по моргам
все кладут поклоны, падают ничком...
Магазин заряжен, через грудь калаш,
Если глянуть с неба - как одна семья!
Что вам: мало хлеба, людиґбратовья,
нету в реках рыбы, зверя нет в лесах,
овоща в садыбах, солнца в небесах?!
Не сыскали слова, чтобы мир сберечь -
чи скiнчилась мова, аль иссякла речь?
и никто не хочет утром лечь в гробы.
Серые, зелёные... в ранней седине -
словно спепелённые в проклятом огне,
чёрные да карие, волосы как смоль -
всем одно мытарить, всем едина боль.
Завтра снова битва, затишь недолга.
наши в храмах тоже, наших не сломать...
Вот кому Ты, Боже, будешь помогать?
О, как манит меня твой запах дарминоловый,
плывёт, пьяня, средь сырдарьяловых долин
сесквитерпеновый лактон твой сантонин.
И вдоль полей - полынь, и вдоль песков - джунгарская,
кивая цацками соцветий, nutans царская,
свои владенья расширяешь, войско высеяв,
где кровный род мой, прекращённый от "покращення",
растил детей на землях предков, где отныне -
лишь дым емшановый клубящейся полыни.
Полыну в край родной, вдохну - и с плачем заячьим
в ладонь полынную уткнусь... а чем - не знаю, чем:
бедой последней или детскою обидою.
Впитай печаль мою, трава солянковидная,
абсента, вермута, тархуна кровь зелёная,
терпенья терпкость, в бочке мира растворённая...
Полынь - любовь моя, другой уже не надобно,
ты и постель, и платье вдовие, и снадобье,
что пить - не выпить мне теперь до края дней:
тем мне страшней что ноши не снести
кто б мог подумать что придёт такое -
уйди поганка бледная луна и так уже подушка солона
ну что приливом да отливом душу маешь
ты смерти ждёшь - и вот она всё ближе
звучит под сердцем оклик колокольный
рассвет медсёстры с топчанов встают
нет просто родина - одна она у нас -
Что ж не жилось тебе, Серёжа Свирский,
зачем покинул город свой сибирский?
Рюкзак, аптечка - пластырь да бинты,
бумажник с карточкой, где мама возле клёна
Ты пролетал во снах, по Божьей воле -
над степью, взоранной войной, над Диким Полем,
(хранительґангел справа за плечом),
где горько плачут дети да старухи -
Твой прадед был солдатом, дед - солдатом,
из тех, что победили в сорок пятом,
из тех, на ком земля стоит, мужчин.
И ты солдатский выбрал путь, Серёжа:
защитник русский - твой военный чин.
Следить, чтоб люди мирным сном заснули,
да отразить смертельный взмах секир.
а встать за мир - за Новоросский мир!
к возне писательской вокруг посмертной боли
по трупам прёте перегнив в вине и блуде
Рай земной мне - хрущёвская двушка.
А что я - не скрывать же! - хохлушка -
вскрикнет, глазом по торсу скользя:
А работать - так с толком и смыслом,
связь по скайпу, звонки, телеграммы
(в сердце - светлая боль, в горле ком),
молчит, стихи читает, ставит чайник...
а сердце - женщине, а жизнь - родной стране,
честь - никому, а душу - только Богу.
Вернулся он в наш вроде мирный мир,
а тут лютей война чем в Диком Поле.
Здесь каждый третий друг твой - дезертир,
Ты думал: верная подруга - предала.
И что ни день - то свист подлейших слов,
и что ни час - то нож летит из мрака...
Но в чьём обличье вновь ни грянет смерть -
одесской девки или ушлого кавказца,
не поколеблется твоей защитытвердь.
Как будто мы вошли в библейскую главу,
где звон мечей и стон, по слову Самуила,
дрожит покров земли, подъемлет булаву
вождь филистимлян - он был назван в честь светила:
оно, в зенит взойдя, палит хлеба долин
и что живое есть на пажитях цветущих.
"Пошли нам, Бог, дождя!" - молил Вениамин,
узрев златых мышей в вефсамисянских кущах.
Но все погибли. Вот - ещё живую кровь
вбирают виноград, оливы и толстянки.
Копьё пронзило влёт насурьмленную бровь -
прощай, красавецґсын кефто и ханаанки!
Плач матерей разбил стеклянный свод небес
и полетели вниз осколки, перья птичьи,
Архангел вострубил, ждал Израиль чудес -
О, как пригож пастух: светловолос и юн,
как в голубых глазах сияет сила духа,
а чуть коснётся вдруг рукой кифарных струн -
все чувства только тень возвышенного слуха.
Но этот же певец безжалостен в бою,
нацеленней клинка, выносливей верблюда -
расплавленный свинец залил в пращу свою
и возвратил ковчег завещанного чуда!
Я оглянусь - вокруг всё та же брань и вновь
всё тот же стон земли окрест вселенной слышен,
а на руках бойцов вновь пузырится кровь...
или они полны в раю созревших вишен?
"Прекрасен наш союз" - воистину прекрасен,
И нет ещё в душе обиды чёрных пятен
И светской клеветы нет тягостных обуз.
В умах витает дух лицейских трубадуров,
В сосудах - нет, не кровь - игристое вино,
Ещё надзора нет державных самодуров,
А всё, что происходит - беспечно и смешно.
Всё будет лишь потом: и слава, и признанье,
Терзанья страстных чувств, балы и кутежи,
И вечные долги, и боль непониманья,
И жизненных коллизий крутые виражи.
Всё будет лишь потом... Сейчас же - мир прекрасен,
Прекрасен, как союз младых наивных душ,
И на любой вопрос, ответ и прост, и ясен,
И далеко ещё до мглистых зимних стуж.
Все уложилось в этой скорбной тризне:
Что было Пушкиным в его короткой жизни.
Мчат кони резвые к последнему жилищу.
Юрий Макусинский (Са н ктґПетербург)
Есть важнее дела в двадцать первом столетии.
Например, гдеґто там пристрелили шерифа,
Ктоґто яйца пришпилил к брусчатке для кайфа,
ктоґто высек Адама из камня Сизифа,
ктоґто верит в политиков, ктоґто в них метит.
футболисты, банкиры, певцыґскоморохи,
эмигранты, расисты, красотки в доспехах,
самолеты без крыльев и юмор без смеха.
Жизнь без смысла и совести, словно без звук
Отчим трахает падчерицу сам
Темноволосая сучка получает в жопу руки и два члена одновременно
Реально толстая мама отсосала родному сыну в обмен на кунилингус