Дурь Ессентуки

🔥Мы профессиональная команда, которая на рынке работает уже более 5 лет.

У нас лучший товар, который вы когда-либо пробовали!

Дурь Ессентуки

______________

✅ ️Наши контакты (Telegram):✅ ️

>>>НАПИСАТЬ ОПЕРАТОРУ В ТЕЛЕГРАМ (ЖМИ СЮДА)<<<

✅ ️ ▲ ✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ✅ ️

_______________

ВНИМАНИЕ! ВАЖНО!🔥🔥🔥

В Телеграм переходить только по ССЫЛКЕ что ВЫШЕ, в поиске НАС НЕТ там только фейки !!!

_______________

Дурь Ессентуки

Юлия Маньковская - актриса - обсуждение - российские актрисы - Кино-Театр.Ру

Дурь Ессентуки

Мяу-мяу в Новомосковске

Полесск купить Чистейший кокаин 98%

Дурь Ессентуки

Купить МЕФ Спасск

Летом года я поехал в Ессентуки лечить печень. Лечился там и годом раньше, результаты получились хорошие, ноих было желательно закрепить. По дороге с вокзала в санаторий — не тот, где я был в прошлый раз, — я думал, в какую попаду палату. В двухместную не хочу. Надо будет общаться с соседом, а я плохо слышу, быстро устаю. Трехместная лучше: два соседа могут общаться между собой. Но если они повздорят, каждый начнет жаловаться мне на другого. Лучше всего — четырехместная: три соседа — это уже некоторый коллектив, а я, глухой, в сторонке. Ну, а о том, что соседи могут оказаться слишком веселыми, я не беспокоился. Ессентуки — не Кисловодск, больные тут серьезные. Не то что я с моим легким гепатитом, с которым можно было поехать на курорт, а можно было и не ездить. В вестибюле санатория больных распределяла по палатам сама главврач — женщина средних лет, с широким, милым русским лицом. В момент, когда я подошел к ее столику, от него отошли четверо мужчин и направились в коридор. Я подал документы, главврач мгновенно просмотрела их, заметила, видимо, что я музыковед, профессор, заведующий кафедрой в Институте Военных Дирижеров, и предложила поселить меня в двухместную палату. Я нервенный, мне нужна двухместная. Я знаю, почему вы е м у двухместную даете! Я же присоединился к трем его бывшим сотоварищам, и через некоторое время мы оказались в недавно освободившейся четырехместной палате номер пять. Приглядываясь к соседям,я, естественно, стал вспоминать прошлогодние встречи. Один сибиряк приехал лечить желудок. Дорога стоила много денег, и семье он почти ничего не оставил. А тут рентген показал опухоль, и ему велели ехать домой и ложиться на операцию. Зато другой сибиряк меня позабавил. Ко мне как к московскому профессору проникся почтением, но быстро потерял его. Как же так? Ну чего тут объяснять. Не приглашает тебя Сталин, и все. Значит, не стоишь того. И это была сущая правда. Вдоволь предавшись этим и другим воспоминаниям, я не заметил, как быстро идет время и что уже пора обедать. Пошли все вместе. Столовая была очень большая. Она обслуживала не только наш санаторий, но и какой-то другой. Кроме того, в ней питались по талонам разные местные работники. Свободных столиков на четверых не нашлось, мои товарищи заняли где-то три свободных места, а я сел поодаль. Четвертым за столиком у моих соседей по палате оказался преподаватель основ марксизма. Они сним потом сдружились, общались, а я так и не познакомился. Но кто же были мои соседи по палате? Один — моряк Северного флота Смирнов, член партии, высокий, широкоплечий, в татуировках. Говорил медленно, одновременно раздумчиво и веско. Честность, порядочность, верность были для него не только слова, но органические элементы натуры. В те годы шла холодная война, наши газеты шельмовали недавних союзников. Я напомнил, что времена изменились, на Западе ведется антисоветская кампания. Так и напишите, что бывшие союзники ведут себя нехорошо. А у нас получается, словно они никогда нам и не помогали. Так нельзя, так нельзя! Другой сосед — инженер Горошевский из Баку, небольшого роста, полный, кругленький, шумливый, говорил быстро и громко. Как и я — еврей, но в отличие от меня — член партии. Человек не слишком большой культуры, но, видимо, достаточно ловкий. В первые послевоенные годы он несколько раз ездил по служебным делам в Восточную Германию и вывез оттуда много ценных вещей для своей большой бакинской квартиры. Меня он расспрашивал о моей квартире, зарплате, литературных гонорарах. Ведь вы же профессор, вы же заранее знаете все содержание?! Я все-таки пошел. И как только открылся занавес, узнал нечто новое. Девушки, естественно, находились в глубине сцены, но спереди сидела одна Ларина — стул няни был пустой. Эта асимметрия резко дисгармонировала с нежной музыкой Чайковского. Запыхавшаяся няня прибежала только к моменту, когда дуэт девушек должен был смениться квартетом. И лишь тогда я понял всю глубину режиссерского замысла художественный руководитель театра был некто Ходес. А тут, пока барыня отдыхала, няня хлопотала по хозяйству и устала. Вернусь в палату. Третий сосед — Иван Иванович Тарантин. Дамский портной из Москвы. Ателье: Кузнецкий мост, Самый старшийизнас, ему было 62 года. Невысокий, худенький, очень нервный, суетливый, быстрый в движениях. Не вставал, а вскакивал, не входил, а вбегал. Постоянно что-то терял, искал и долго не находил: талон на процедуру, курортную книжку, письмо от жены — этих писем он с нетерпением ждал и волновался, когда они запаздывали. Говорил быстро и тихо, скорее верещал. Был он то ли крайне скуп, то ли очень уж стеснен в средствах. Пойти в кино при санатории а это стоило гроши не решался. Давняя кульминация профессиональной карьеры Ивана Ивановича состояла в том, что он что-то сшил жене Калинина кажется, пальто. Говорил об этом скромно: довелось, сподобился, дал Бог. С трепетом рассказывал, что знакомства с женой Калинина удостоилась и его, Тарантина, жена. К моменту революции Иван Иванович был уже сложившимся человеком 27 лет. С тех пор его кругозор, видимо, мало расширился. Многие явления советской действительности он воспринимал иногда, впрочем, не без некоторых оснований по аналогии с дореволюционными. Так, преподаватель основ марксизма был для него священником, учителем Закона Божьего. Но ведь тот-то попик. Со мной Иван Иванович был откровенен, возможно, считая, что нас сближает беспартийность. Отношения в палате были хорошие, но мои соседи были между собой на ты, а со мной на вы. Я и хотел некоторой дистанции. В курортной жизни большое место занимают лечебные процедуры. Нарзан в Ессентуках сильнее, чем в Кисловодске, ванны оказывают более возбуждающее действие. Поэтомуих назначают только людям достаточно крепким. В нашей палате — моряку и инженеру, портному же и мне были прописаны ванны соляно-щелочные. Водные процедуры отпускались тогда в старинном капитальном двухэтажном здании. Внизу ванны, наверху души — веерный, циркулярный, шарко и др. На здании была фундаментальная надпись из камня:. Я часто ловил себя на том, что и думать стал анапестами. Сонную жизнь курорта неожиданно нарушил конфликт общественного характера. Душевые процедуры мужчины принимали с 10 до 12 часов, женщины — с 12 до Так вот женщины взбунтовались. У них менее удобное время. Надо сделать по справедливости: один день так, другой этак. Мужчинам пришлось согласиться, пошли к администратору, вопрос вроде урегулировали. Но все осталось по-прежнему. Тогда, перед очередным душем, отдавая нянечке одежду, я спросил ее, почему. Не понимаете? А как же! Ведь вот вас тут в раздевалке скопилось человек тридцать, каждые две-три минуты пять человек гуськом проходят в процедурный зал. Ну и женщины также. Но вы-то молчите. А они, знакомы-не знакомы, все время друг с другом разговаривают. Гул в раздевалке такой, что голова трещит. Каждая из них тут проводит 5—10 минут, а мы, няньки, все два часа. После этого мы долго лежим, приходим в себя, и сразу обслужить вас не смогли бы. Стало быть, сначала вы, потом они, а потом отдых. Во второй половине срока путевки драматические события вторглись и в нашу мирную палату. Как-то после обеда, когда я отдыхал, в палату вошли моряк и инженер. В каком-то глухом тупике нас ждал Иван Иванович. Задыхаясь и обливаясь слезами, он поведал следующее. Незадолго до обеда он принял соляно-щелочную ванну. Из кабины он, как всегда, не вышел, а выбежал. А тот посмотрел на него сквозь свои темные очки, зашел в кабину и заперся. Еще хуже, чем пионер. Значит, пионер — это плохо. Значит, комсомолец и член партии — тоже плохо. Меня арестуют. Я этого человека в лицо знаю, он кушает в нашей столовой, я помню, где он сидит. Когда я пришел в столовую обедать, я сразу подошел к его столику, чтобы объяснить, что я нехорошего не думал, только про непоседливость. А его не было. Соседи сказали, что он не курортник, а местный работник и сегодня пообедал пораньше, так как спешил Попытки разубедить Ивана Ивановича не имели ни малейшего успеха. Он даже знал, когда и где его арестуют. Из санатория брать не будут. Чтобы не делать шума. Возьмут на вокзале, когда он будет уезжать. В каком поезде и вагоне должен ехать — узнают: билеты мы заказываем через экспедитора. Уехать раньше невозможно, паспорт у администрации. Тогда я спросил у Ивана Ивановича его домашний адрес. Ведь уезжать будем вместе. Если на вокзале его арестуют, я в Москве сразу сообщу его жене, она пойдет к жене Калинина и так далее. Его выпустят. Иван Иванович дал адрес и немного успокоился. Но через несколько секунд опять расстроился. Каждому человеку нужна в жизни какая-то точка опоры. Для Ивана Ивановича ею была жена. Стало ясно, что дальнейшее пребывание на курорте ему впрок не пойдет. Передо мной стоял придавленный и пришибленный маленький человек, как он описан в русской классической литературе от Гоголя до Чехова. Соответственно я проникся к нему сочувствием, и на волне этого сочувствия у меня сразу созрел план эвакуации Ивана Ивановича из опасной зоны. Этот план я тут же раскрыл всем троим. Пойду на прием к главврачу, у меня с ней неплохие отношения. Скажу, что у И. Надо отдать ему паспорт, разрешить уехать. Затем мы, товарищи И. В субботу незаметно сдаем в камеру хранения вещи И. В воскресенье в 9 утра И. После этого он идет налегке со мной на вокзал, а двое других бегут вперед в камеру хранения и будут ждать нас с вещами на платформе. План был одобрен. Иван Иванович даже заулыбался. Я им на улице все рассказал, а они говорят, надо посоветоваться с соседом по столику, с этим основником. Ну, как же так? Я впал в ересь, а они меня — к попику, к попику! А я им: не хочу к попику, хочу к профессору. А они мне: да твой профессор, туда его растуда, ни черта не слышит, на весь санаторий орать придется! А я им: так приведите его ко мне сюда, на улицу! Пошел к главврачу. Она нисколько не удивилась: самый банальный случай; скажут что-нибудь не то, а потом ходят в страхе; массовый психоз. Это, извините, антисемитизм. На днях приходят ко мне двое и предъявляют претензию: почему ваши врачи нарзанные ванны дают евреям, а нам, русским, соляно-щелочные? Сперва я просто растерялась, а потом вынула вот из этого шкафа книгу назначений на ванны за прошлый месяц и показала им. Против русских фамилий чаще стоят нарзанные, а против еврейских — соляно-щелочные. И что же вы думаете, они успокоились? Мол, это вы, доктор, только для вида так в книгу пишете, а на самом деле нарзанные отдаете евреям, потому что в помещении ванн полно евреев с нарзанными талонами Ну как вам нравится? Я сразу подумал, что нет дыма без огня. И они довольно заметны: громко говорят, жестикулируют. Он несомненно имел в виду, что вы еврей и обещали мне заплатить. Как все это нехорошо, как лихорадит наше общество, раскалывает его, разбивает его единство. Я поспешил согласиться, чтобы не продолжать разговор на щекотливую тему. По выходе от врача я наткнулся на нашего моряка и рассказал ему о беседе. Всякой дури и дряни у нас своей хватает! В палате я застал одного Ивана Ивановича. Он смотрел в какую-то брошюру и что-то писал на клочке бумаги. На мое сообщение, что он может получить паспорт, не обратил внимания. Я все рассчитал. Говорить Ивану Ивановичу, что о нем никто я не думает, значило бы полностью лишиться его доверия. Поддерживать контакт можно было, только приняв тезис, что погоня будет, но при этом доказав, что Иван Иванович все-таки успеет доехать. У меня все получилось. К тому же я обещал, что в понедельник мы нарочно придем завтракать попозже, когда преподаватель основ уже уйдет из столовой а официантке скажем, что Иван Иванович, видимо, у кого-то заночевал в Кисловодске. Так что пока сведения о бегстве куда-либо дойдут, пройдет еще больше времени. Иван Иванович опять несколько успокоился. Дальше все шло по плану. Тихие проводы на вокзале. Объятия, поцелуи, слезы, напутствия. Я предупредил, что на многих станциях Иван Иванович увидит двух идущих по платформе военных. Так это не за ним. Подобные пары военных ходят часто. Душа переполняться будет. Взяли с Ивана Ивановича слово, что он даст две телеграммы: одну с дороги из Харькова или Курска , другую из Москвы. Поезд тронулся, мы пошли назад. И тут меня ошпарила мысль о только что сделанной непоправимой глупости. Мы не дали Ивану Ивановичу денег на телеграммы. А у негоих нет или он пожалеет. Я это выпалил с отчаянием. Моряк остановился как вкопанный. Я бы запросто дал ему пятерку, а то и целую десятку. Вы знаете, сколько я отдал за фаянс из Барлина? Медленно шли мы по платформе, понурые, подавленные. Воскресный день был испорчен. В понедельник началось томительное ожидание первой телеграммы. Я спрашивал себя, почему мы придаем всему этому такое значение. Ведь Иван Иванович несомненно доедет до Москвы. Через неделю там буду и я. Меня ждет семья, работа. Происшествие на курорте скоро забудется. Да и что мне этот Иван Иванович? Но нет. Образ одинокого человека, в молчании и страхе едущего в поезде с единственной мыслью попасть домой, не давала покоя. Мучило и чувство вины, что забыл про деньги. В палату вошли. Восторгам не было предела. Какой он хороший, наш дорогой Иван Иванович! Не пожалел денег, написал профессору Мазелю, подписался двумя словами, ведь подписаться фамилией он, конечно же, не мог по соображениям конспирации. Когда утихли восторги, возник спор, придет ли вторая телеграмма. Я считал, что ждать ее не следует. Москва и дом изменят настроение Ивана Ивановича, да и жена не позволит, смеяться будет. Человек он хороший, а мы ему в беде помогли. Он протелеграфирует. Вера в человека восторжествовала. И эта подпись фамилией показывала, что теперь, когда Иван Иванович уже приехал к жене, ему море по колено дескать, пожалуйста, можете арестовать меня, а баба-то моя пойдет к жене Калинина и все объяснит. Мы радовались. Бурно радовались. Радовались так, словно миновала не воображаемая опасность, лишь померещившаяся бедному Ивану Ивановичу, а вполне реальная, и притом такая, какая в те далекие годы нависала над каждым из нас. Мазель р. Профессор Московской Консерватории с г. В этот период его приютил в Институте Военных Дирижеров генерал И. Петров, который мог себе это позволить, будучи подчинен Министерству обороны, а не Комитету по делам искусств. Мазель Летом года я поехал в Ессентуки лечить печень.

Кокс Лесбос

Дурь Ессентуки

Купить закладку марихуаны Кефалония