Дух мёртвых голубятен

Эта история не редактировалась. Её орфография и пунктуация сохранены в своём первозданном виде.

Читать эту историю на Мракопедии ➔

Иногда задумываешься над тем, как же далеко вниз тянется список того, что обычный человек может превратить в зависимость. Почти наркотическую потребность. Хотя, казалось бы, ну как можно получать удовольствие, к примеру, от руфинга? Забираться без страховки на здание МГУ, чтобы дотронуться до звезды, гулять по краю крыши Москва-Сити. Повиснуть за САМИМ КРАЕМ, держась одной рукой за столбик ограждения. У меня от одних только видео и фотографий начинаются попердывания, панические атаки и нет никакого приятного возбуждения. А эти странные люди с хладнокровием ящериц карабкаются на отвесные крыши, и такой у них стояк от этого, что можно стены штробить.

Или наоборот, диггерство. Вот что это за расслоение мозжечка позволяет получать сладкий адреналин и кайф от протискивания в узкие каменные дыры… Тут, конечно, хе-хе, можно немного фрейдятины подтянуть, но мы же с вами люди взрослые. Да и то сказать, страсть ведь у людей, высокие чувства к темным катакомбам, рукотворным и естественным. Свет фонаря тонет во тьме холодного лабиринта, который может поймать тебя обвалом, обмануть количеством пройденных поворотов, запутать, заморочить…

Или натравить нечто, скрывающееся во мраке от непереносимых солнечных лучей…

И ам за коки!

Последнее – это как раз моя страсть. Такая же странная для других, как и беготня по крышам и подвалам.

Я люблю боятся.

Только я получаю адреналин не от реальной опасности, вроде той, когда маньяк играет с полицейскими, с каждой новой жертвой намеренно оставляя зацепки и улики против него. Я люблю боятся всякой чертовщины. Ну вот обожаю доводить себя до истерики, когда уже говно, извиняюсь в жопе леденеет. Такая вот придурь. Читаю крипипасту на Мракопедии, смотрю ужастики и снафы, хожу иногда с подругами на заброшки, но – редко и только если они с собой парней прихватят. Сама я вынуждена избегать отношений. И не потому что пацанковатая и грубая, а женственность у меня заканчивается на том, что могу надеть розовые труханы.

Внимание-то я получаю. Но вот принимать его, как уже сказала, не спешу… Почему? Да было несколько близких парней, но все они рано или поздно говорили, что, писечка-писечкой, но отпаивать меня водкой и корвалолом, когда я посреди ночи начинаю визжать в том смысле, что в коридоре в темноте кто-то дышит и смотрит на нас, это аттракцион на пару раз. Потом резко надоедает, вот странно, да?

Да, я не шучу, я действительно вхожу в состояние психоза, и мне реально кажется, что там что-то есть. Я делаю это намеренно, впитывая кучу мраконтента, выпивая (РКН) и накручивая себя. Нет, это не психическое заболевание, во всяком случае не клиника. Батя меня водил и к психологу, и к психиатру, но те признали меня вменяемой, хоть и легко возбудимой. Выписали глицины и подсрачник для профилактики. Ну, батя хотя бы успокоился.

Моим парням от этого было не легче. Последнего чуть менты не взяли, потому что из-за фанерных стенок в нынешних студиях, соседи подумали, что он меня пиздит насмерть, когда я опять насмотрелась снафов с обезображенными трупами девушек, и набрали 102. Мне самой пришлось объяснять полицейским, что я немного больна и таблетки не приняла (приняла). И происходило это пока бывший трясся за моей спиной, бледный как туберкулезная барышня. Вот уж кто в ту ночь реально обосрался…

М-да-а-а.

В общем уже несколько раз я собирала вещички в чемодан и отправлялась обратно к папе. Он уже не удивлялся, только спрашивал голосом волка из того старого украинского мультика:

– Шо? Опять?

Он всегда говорил, что ЭТО у меня появилось из-за него. Отец в детстве рассказывал мне страшилки на ночь, а я прям уссывалась от страха и удовольствия одновременно.

– Была бы мать жива, она бы мне коленкой прикус раскрошила, конечно, – привычно сокрушался он, когда мы пили вино после очередного моего возвращения. – Мне тогда казалось, что это весело, дураку двадцатилетнему. Ты сначала боялась, а потом сама стала просить. Папа, папа, еще про человека-птицу расскажи…

Человек-птица. Это такая старая-старая сказка. Не крипипаста, никто бы сейчас даже не побоялся после нее в туалет ночью выйти. Сказка… Про несчастного немого человека, который был настолько одинок из-за своего молчания, что его друзьями были только птицы. Он кормил их зерном и мясом, ведь его посещали и хищники… А в благодарность птицы оставляли ему, каждая, кто перышко, кто камушек, бусинку, коготок, косточку жертвы. А он примерял это все на свою одежду. Сначала пришивал к одежде, а потом подношения стали прилипать к его коже. Затем он стал замечать, что невыносимо, безумно хочет улететь в небо, к облакам, чтобы всегда быть с друзьями. Он забрался на крышу старой башни, которую первой освещало рассветное солнце и прыгнул вниз.

Люди нашли только перья, коготки и бусы, которые почти развеял ветер. Но самого молчуна или его останков нигде не было. Однако с тех пор все стали закрывать на ночь окна, потому что полуночный сквозняк, звякнувший рамой, мог оставить посреди твоей комнаты пугающую химерическую птицу, покрытую самыми разными перьями. Длинными и короткими. Черными и радужными. Мирными… И хищными. Вместо глаз у химеры была россыпь драгоценных и простых камушков, рот и нос превратились в два разновеликих клюва. А человеческие руки… Или ноги, на которые она опиралась, покрыты десятками коготков. И редко… Редко, но всегда бесследно, люди исчезали после таких визитов. Говорили, что человек-птица обезумел и пытался научить других людей летать, как он сам, найти друзей среди сородичей. Ведь он научился говорить… Наконец, научился.

Криком сотен птичьих стай.

Родитель, конечно, хоть и был двадцатилетним парнем, пытающимся совладать с ролью отца-одиночки, сообразил хотя бы не говорить мне, что происходило с исчезнувшими людьми. Но я сама догадалась, почти сразу. Человек-птица поднимал их высоко-высоко, уносил далеко-далеко, и отпускал. И перед смертью несчастный слышал только какофонию птичьих воплей.

Отака хуйня, малята. Подобными перлами я была с самого детства приучена кончать от ощущения возбуждающего ужаса. В общем, давайте начистоту: страх тьмы и ее порождений – был моим личным шипастым дилдо, на котором я скакала до кровавой пены. Осуждайте, порицайте, только я знаю, зна-а-ю, мои зайки, что раз вы это читаете, то вы нашли это не на сайте «www. абсолютно нормальный контент для уравновешенных людей. net». Вы тоже любите пощекотать себе очко крипотой, хотя, конечно, определенно не так зависимы от этого, как была я.

Ну, ладно. У вас, уверена, закономерно возник вопрос. Хорошо, ты частично ебанутая, это мы поняли. Но бывали ли в твоей жизни действительно необъяснимые ситуации, а не просто дрочка в темноту?

Я…

Об этом я и хочу рассказать. Был момент за гранью, когда я уже перестала себя контролировать, но сколько там было реального, а сколько моей фантазии и (РКН), я утверждать не могу. Судите сами, мне двадцать четыре года, и почти двадцать из них я самостоятельно расшатывала психику и, как бы это сказать, училась мыслить мистически? Не логически, как делают умные люди, а мистически. Во всем искать какие-то тайные знаки, намеки, прикосновение потустороннего. Плюс, я именно в то время подбухивала, так что… Ладно, хватит, это уже не вступление, а почти первый том…

В какой-то момент я поняла, что постоянно вскарабкиваться на шею отца, после очередного «возврата по гарантии», мне уже совестно, да и женщина намечалась у него. Были признаки и даже первые захваты территории в виде шампуней, тапочек, ароматного мыльца. Я ничего так не хотела для него, как счастья. Наконец-то, маленького, так сказать, мужского счастья. Чтоб после этого потного огорода на два десятка лет, в котором он окучивал, поливал и растил одно-единственное растение (хоть и любимое, конечно), но шизанутое, батя просто пришел домой, а там – любимая женщина. Которая не кидается с ножом на занавески в душе, с воплями: вода не должна достать до краев, иначе он выйдет!

Да, и такое было. Лет в четырнадцать. Я тогда накатила коньяка, который мне дали подружки, и насмотрелось каких-то японских ужастиков про живых маленьких девочек и мертвых маленьких девочек.

Короче. Я нашла аж целую работу и решила снять комнату… Ага, хуй там, комнату, скролим вверх и читаем, какое впечатление я производила на людей. Мне нужна была отдельная квартира, при том с хорошей звукоизоляцией. У меня заранее намокало, когда я думала о том, что теперь во время своих… «нырков», как я их называла, я буду совершенно одна. Никто не будет хватать меня за руки и голосом обосравшегося экзорциста частить: Женя! Женя, блять! Успокойся, тут никого нет! Никого нет! Не кусайся! Вот я свет везде включу, угомонись, дура припадочная!

Или ласково успокаивать голосом отца… Евгеша, милая, все хорошо, не плачь, в ванной только Адмирал Уточкин, он докладывает, что никто не заходил и не выходил.

Нет, теперь я буду одна в темноте. Как звучит, а? Как у Эдгара Аллана По:

«Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,

Задремал я над страницей фолианта одного,

И очнулся вдруг от звука…

БУДТО КТО-ТО ВДРУГ ЗАСТУКАЛ,

БУДТО ГЛУХО ТАК ЗАСТУКАЛ В ДВЕРИ ДОМА МОЕГО

БАХ-БАХ-БАХ!!!»

Я обожаю одну крипипасту с Мракопедии. Она называется «Иду, уже иду». Можете найти и прочитать, если интересно. Она всегда меня подбрасывала, я даже не могла смотреть на телефон. При мысли, что теперь этот страх будет усугубляться полным одиночеством, у меня слезы выступали на глазах, а ноги становились слабыми, ватными.

Этот страх… Который я испытаю, медленно пробираясь по темной квартире в окружении призраков, выдуманных мной и другими людьми, будет неповторим и лишен примесей этих спасительных мыслей… Олег же здесь, Дима же здесь, папа же здесь. Я буду ждать, что вот-вот в дверном проеме покажется темная фигура, а я закричу и брошусь на нее, потому что не в силах уже сдерживать напряжение. О, этот ужас будет моей картиной без красок и кистей. Моей симфонией без скрипки и фортепиано. И я – единственная, кто сможет им насладиться.

Короче я буквально мастурбировала, думая об этом.

∗ ∗ ∗

– Я это постоянно слышу, не смущайтесь, – улыбнулся риэлтор. – Люди почему-то очень стесняются своего финансового положения, как будто это схизма какая-то. Между прочим, аренда квартиры – это недешево даже для людей обеспеченных. Ну, зависит, конечно, от. Вы не волнуйтесь, Евгения, найдем вариант, который вас устроит по всем параметрам.

– Спасибо, – сказала я сдержано. Он разговаривал со мной, как и должен разговаривать торговец площадями. Я была комиссией, и ничем больше. Но комиссией небольшой, что меня устраивало, да и отзывы у конторы были хорошие.

Риэлтора звали Григорием, и мы с этим Григорием полтора гребанных часа сидели за компьютером и просматривали варианты. Да-а-а, все-таки, деньги, в отличие от размера, имеют значение. Я буквально кожей чувствовала, как начинаю утомлять его. И в тот момент, когда он должен был заорать: да как же ты меня заебала, нищебродка, – и ударить мышкой в темя, Григорий вдруг спросил:

– Кофе хотите, Евгения?

– Хочу, – призналась я. – А вам это… Не тяжело?

– Сделать вам кофе или найти квартиру? – улыбнулся он.

Улыбка была искренней, по ней я поняла, что он тут и не такого натерпелся. Я для него была этакой неприятной, но рутиной, которая должна восприниматься как обычный офисный крест. Без лишних эмоций.

– Второе, – я тоже улыбнулась. – Я вас, наверное, задушила уже.

– Ну, знаете, – шутливо протянул он. – Недооцениваете. Помню была у меня молодая пара из прогрессивных. Веганы-эко-чайлд-фри-лгбт-активисты ищущие коливинг на восемь человек. Это при том, что у нас в городе коливинги это…

– Комуналки? – закончила я.

– Ага, – кивнул Григорий. – Зато с эко-фауной и чаилдов там заводить точно не нужно. Вот там я хлебнул…

Его взгляд застыл на мгновенье, словно человек проживал крохотный личный Вьетнам. Но лишь на мгновенье.

– Вам с сахаром?

– Сколько не жалко.

Он снова улыбнулся и вышел из кабинета. Нет… Мне определённо нравился этот мужик. Такой не намартынит. Уж если можно что сделать в моем случае, то сделает.

Мы пили кофе и болтали на отвлеченные темы. Тут я не выдержала:

– Слушай, Гриша, – он, конечно, уже был Гриша и на ты, – а у тебя были такие жилплощади… Как бы это сказать… Где люди не задерживались.

Он удивленно взглянул на меня. Не понял, конечно. В его интерпретации вопрос звучал так: соседи алкаши, плохое отопление, убитый водопровод, пусть даже эко-фауна, есть такое? Уж это-то я, нищебродка, смогу себе позволить.

– Вы имеете ввиду, места с плохой историей? – спросил он вдруг, и я выпала из системы привычных ожиданий. – Да, есть такое. Мне трудно подбирать подходящие термины, само-собой. Ну пусть будет… Плохая энергетика, что ли. Вы про такие места?

– Да, – почти крикнула я. – Да.

Мой Гриша тут же принялся вводить адрес в базу данных. Появилась ссылка, фотографии, отзывы. Дом из тех, что еще немцы строили взамен разрушенных, подкрепляясь красноармейскими пиздюлями. Но отреставрированный, на вид довольно цивильный, пятиэтажный, да еще не в лесополосе, рядом с волчьими пещерами, где можно нанимать гоблинов-наездников. В общем вполне нормальный дом, и фотографии планировки и мебели мне не показались фотосессией из хаты блокадного Ленинграда. Видавшие диван, стенка, кресла, стулья в стиле: у райкома геморрой… Но не развалины ведь. Весь набор бытовухи, даже соковыжималка есть. Стены, опять же, толстые, что б осколками не пробило. Мои крики должны будут казаться соседям комариным писком. А цена-а-а… мне даже будет хватать на бухлишко, (РКН) и фитнесс-крекеры.

– Выглядит неплохо, – сказала я. – В чем подвох-то, Гриш?

Тот помолчал, а потом потер под носом указательным пальцем, и признался:

– Птицы.

Я замерла от предвкушения. Ну? Что? Как у Хичкока? Стая чаек заклевывает всех, кто осмеливается поселиться в квартире?

– Хозяева квартиры, – медленно продолжал Гриша, – два пожилых человека. Очень добродушных, но не понимающих последствий своей добродушности. В общем, бабуся прикормила хлебом невероятное количество голубей… В течении десяти лет они привыкали, что на определенной стороне дома, в определенное время их ждет угощение. И даже птенцам своим рассказали. В общем, балкон всегда загажен по колено.

Мы посмеялись.

– А если серьезно? – спросила я.

– Я не знаю, – честно сказал Гриша. Может дело было в простой бабской симпатии, но я чувствовала, что он не врет. – С голубями там действительно есть проблема, но это, разумеется, просто мелкий косячок… Сдавать квартиру начали не с бухты-барахты, в панике никто не съезжал, в этом плане ничего подозрительного. Как говорят сами хозяева, им после отъезда сына стало нечего делать. Скучно. Бывает такое у пожилых людей. Ну, знаете, молодежь для них как бытообразующее предприятие, надо, надо за кем-то ухаживать, а друг-друга они уже достали.

Я с ухмылкой кивнула.

– Сына этого я никогда не видел, – продолжал риэлтор. – Знаю, что он сильно увлекается мозаикой. На фотографиях особенно не видно, но на стенах в малой комнате повсюду светлые пятна от его работ. Их сняли хозяева, и правильно на мой взгляд, потому что, ну не всем же искусство нравится, кто-то вот любит на обои поглядеть. Однако мозаики до сих пор в квартире, заперты в сейфе. Капитальный такой сейф, многие его с холодильником сначала путают, но он никак не мешает, стоит себе в чуланчике, запертый. На данный момент собственники уже плоховаты, живут у дальних родственников, квартира, в сущности никому из них не нужна. Но продать эти квадраты они не могут, пока сын непонятно где. Как уехал лет десять назад, так и не возвращался. Получают от него буквально пару строк за год сообщениями в вк, дескать работаю там-то, переехал туда-то. Ищет вдохновения по всей стране. Обсуждать продажу доли не хочет. Как мне сказали родственники, не потому что родина, а просто он выше всего этого. Странный, в общем, человек. Художник, так сказать.

Все, кто пытался снять эту квартиру, съезжали через неделю-две. Максимум три месяца. Даже если заключали контракт на длительную аренду. Людей не волнуют штрафы, они просто хотят побыстрее освободить квадраты. Мы, конечно, пытаемся выяснить, что именно не устраивает съемщиков, но это такой надуманный бред. Каждый раз. У одних соседи шумные, у других проводка трещит, у третьих канализация забита…

Гриша невыразительно махнул рукой и поставил пустую чашку на стол.

– Вы не поверите, – сказал он негромко. – Раз уж площадь закреплена за мной, я сам провел там несколько дней, чтобы составить какое-то мнение. Там… Неуютно. Постоянно ощущение какого-то дискомфорта, как будто ты что-то важное должен был сделать и забыл, что именно. Но чтобы сбегать несмотря на штрафы… Глупость. Правда, глупость. Ну что…

Он изящно скрыл зевок.

– Продолжим поиск?

– Нет, – твердо сказала я. – Не стоит. Мне подходит эта квартира.

Гриша откинулся в кресле.

– Евгения…

– Она мне подходит.

Он помолчал, глядя на меня с сожалением. Наверное, корил себя за длинный язык. Дескать, девка молодая впечатлительная, теперь вместо поиска хорошего и перспективного жилья, будет охотиться за привидениями. А через неделю-две обоссыться от того, что трубы ночью зашумели и сбежит. Время, силы, деньги – на ветер. Ну, деньги-то мои, естественно, переживет как-нибудь.

– Место хорошее, – сказал Гриша, глядя на мои бледные коленки. Те в ответ смотрели ему в душу из прорех в черных джинсах. – Я бы даже сказал, отличный вариант. Но, будь моя воля, я бы лучше заселил туда рабочую бригаду с Балкан, вот уж кто бы точно дурака не стал валять, а спокойно жил, и ничего бы у них не трещало, и канализация была бы в полном порядке. Вы точно уверены, Евгения? Вам ведь не срочно, насколько я понял, а подходящий вариант может появится даже не завтра, а через пару часов. Я могу отправлять вам ссылки.

Но все было тщетно. Я точно знала, что это моя квартира и она меня нашла. Долгое время в нее приходили слабые люди, которые считают страх неприятным чувством, которого надо избегать… Мы с ней сделаем друг другу хорошо. Я помою полы, а она напугает меня до визга, который оборвет только таблетка сильного снотворного, когда я уже кончу и начну сползать с пика. Тени посветлеют и призраки начнут таять.

– …и я вас умоляю, не принимайте близко к сердцу, то что я вам сказал насчет всяких ощущений, не ищите специально чего-то отталкивающего…

А-ха-ха-ха-ха!

– …я лично думаю, что молодые люди все-таки стремятся к новизне, новостройкам, вот старая планировка и запахи несовременных материалов их и раздражают…

Темнота ждет меня.

∗ ∗ ∗

Хата была – улет. Не то чтобы я их много видела в своей жизни, чтобы придирчиво сравнивать и давать оценки, но когда ты снимаешь первое жилье, тебя берет гордость за себя и за квартиру. Пусть даже она тебе и не принадлежит. Гриша быстро мне все показал и ушел, оставив номер хозяев. Я намекала ему на чай, но он, с улыбкой, сослался на занятость… Ну и не нужно, как говориться. Ну и не очень-то и нужно.

Вся мебель была крепкая, диван, правда, не слишком романтично скрипнул под моей задницей, но я тут же его разложила и принялась кататься колбасой, наслаждаясь простором.

Затем я прошлась по всей бытовухе, проверяя ее работоспособность. Чайник кипятил, микроволновка – грела. Я засунула в соковыжималку апельсин, и та нахаркала мне грамм двадцать фреша, который я выпила и сразу закинула продукты в холодильник. То, что его тоже надо еще включить в розетку, я сообразила сильно потом, а пока понеслась в ванну, к стиралке. Санузел был совмещенным, чистым и почти без разводов на фаянсе. Он тоже меня полностью устроил, хоть я и смотрела как-то ролик на ютабе, где экспертный эксперт на серьезных щщах рассказывал, что в совмещенках при чистке зубов тебе в рот попадают молекулы говна, вылетающие из унитаза и это плохо влияет на здоровье ротовой полости. Я еще тогда подумала, что по этой логике мужчинам лучше избегать поцелуев с женщинами, а то можно насобирать полный рот гомеопатических хуйцов.

В стиралку я закинула на пробу худак, в котором проходила неделю и уселась на унитаз. Пока журчало, я раздумывала над тем, как именно буду ездить отсюда на работу. На что лучше сесть и как пройти. В этот момент на кухне зазвонил телефон, и я поразилась самой себе, как это я выпустила из рук главный внешний орган современного человека. Палец за такое отрубить. Лучше всего мизинец на ноге, чтобы не биться им о тумбочки.

Звонил папа. Он спрашивал все ли у меня в порядке и обещал привезти вещи через пару часов. В порядке… Да все было очешуенно. И я пошла осматриваться дальше.

В зале телевизора не было, он стоял в маленькой комнате, на полу и был старым пузатым чудовищем, по которому еще Брежнева передавали. Насколько я поняла, это была комната того самого высокодуховного молодого человека, который сейчас путешествовал по России. Еще здесь стояла тахта, рабочий стол со стулом, небольшой шкаф и коробка с какими-то цветными стеклами в самом углу. Наверное, их нужно было разрезать и делать мозаику. Может быть даже, в порыве неистового вдохновения жахнуть об пол и кровоточащими пальцами собирать картину древнего сражения или срущего кота, я не знаю, честно говоря именно к мозаике я тогда относилась равнодушно. По-моему, она себя изжила в веке этак четырнадцатом. Как, впрочем, и живопись.

На приятных голубых обоях, с узорами-точками, действительно остались светлые пятна. Некоторые прямоугольные, некоторые квадратные, были даже ромбические и совершенно круглые. Самое большое пятно было где-то метр на сорок. Самое маленькое, почти незаметное пять на пять сантиметров. Я бы его и не увидела, если бы пятнышко не было обведено чернилами. Обычной ручкой, судя по всему. Зачем? Странно. Я задумалась над тем, почему хозяева вообще не поменяли обои. Не хотели ничего менять в комнате сына? Но так ведь обычно делают, когда кто-то умирает, ради памяти и все такое. Тогда бы они и мозаики оставили, да и вообще заперли бы дверь, типа, вот по этому паркету ходил наш сын, в пыли еще видны его следы… Пусть они останутся непотревоженными. Плак.

Тоже, в общем непонятно.

Мое внимание привлек звук, доносящийся из-за плотных синих штор. За ними должна была быть дверь на балкон. Тот не был застеклен, я смотрела на него с улицы: между железным козырьком и бетонным коробом ничего не было. Цик-цик-цик. Цик-цик. Маленькие коготочки по металлу. Стук. Потом тишина.

Продолжение >>