Дуче любит демократию...

Введение

XX в. явил миру фашизм – прямое порождение империалистической олигархии, пытающейся сохранить своё классовое господство при угрозе революции. Фашизм – последний довод умирающего капитала.

В межвоенный период это была попытка господствующих классов, как выражались сами фашисты, «превзойти» классовые противоречия, раздиравшие общество, объединить на почве крови и нации угнетаемых и угнетателей: буржуазию, развязавшую Первую мировую войну и крестьян с пролетариями, отдавших в ней 20 млн. жизней.

И.В. Сталин в разгар Февральской буржуазно-демократической революции в России писал: «Подымает голову царистско-помещичья реакция. Бьет в набат империалистическая клика. Финансовая буржуазия протягивает руку отживающей феодальной аристократии для совместной организации контрреволюции. Сегодня они еще слабы и нерешительны, но завтра они могут окрепнуть и мобилизоваться против революции». Русская буржуазия не успела довести это дело до конца – в отличие от итальянской. Сам термин образован от итальянского слова fascio, означающего «связку, пучок». Посмотрим же на то, как коричневая чума поднимала голову в своей итальянской колыбели.

Возникновение и восхождение к власти итальянского фашизма

К 1917 г. итальянская армия потеряла на фронтах Первой мировой войны около 700 тыс. чел. убитыми, более 1 млн осталось калеками. Торговый флот страны потерял 60% судов, страну охватил тяжелый экономический кризис. Естественно, вылилось это в революционную борьбу угнетённых классов. Революционное сознание кипело в котле классовых противоречий, что выливалось в забастовки и демонстрации. Набирали популярность левые и марксистские силы, в итоге наступает период «красного двухлетья» 1919-1920. к 1919 г. Итальянская социалистическая партия получает около трети голосов избирателей, а в 1921 ее левое крыло образует Коммунистическую партию Италии. Во время «красного двухлетья» внутриполитическая ситуация обостряется настолько, что на Севере страны стали возникать фабрично-заводские Советы, рабочие в ответ на локауты буржуазии стали захватывать предприятия, в Турине вспыхивает вооруженное восстание.

Националисты на этом фоне взывали к единению нации против подрывателей скреп, тиражируя миф об «украденной победе» (реваншистские идеи - тоже одна из характерных черт фашистского популизма – Гитлер так же будет толкать идею о «ноябрьских предателях», якобы не давших Германии победить в войне). Однако, Италия, в отличие от Германии, войну не проиграла. Итальянский империализм заполучил Истрию с Триестом и Южный Тироль, однако ему пришлось отказаться от далматинского побережья, изначально входившего в требования, в пользу Югославии, а Фиуме был объявлен вольным городом. Согласилось на такое решение союзников итальянское правительство не сразу. Но согласилось. Это вызвало негодование милитаристов и националистически настроенной части общества – тогда и родился вышеупомянутый миф. По итогу это сыграло на руку реакционным силам: сентября 1919 г. Габриэле д’Аннуцио, объявив себя начальником («commandante»), фактически оккупировал Фиуме силами итальянских войск, отказавшихся выполнить приказ об отходе. Он правил там в течение 16 месяцев. Там впервые проводились массовые шествия, военные парады в чёрных рубашках со знаменами с «мёртвыми головами», «римские салюты» в качестве приветствия и прочие атрибуты. Именно по образцу д’Аннуцнцио Муссолини преобразил свои «Боевые отряды» («Fasci di combattimento»), созданные 23 марта того же года.

Муссолини, как и Гитлер, умело эксплуатировал социалистическую риторику, сам будучи выходцем из итальянских социалистов. Внешний радикализм и бескомпромиссность по отношению ко всем прежним политическим силам, обещания вернуть в страну порядок вкупе с демагогическими «левыми» и «патриотическими» призывами, организованным насилием против «врагов Италии» и эффектным военным обликом, привлекали не только оголтелых националистов, офицеров-фронтовиков, студенчество, но и шатающиеся мелкобуржуазные массы в условиях тяжелейшего кризиса. Так, к началу 1921 г. фашистское движение насчитывало порядка 200 тыс. членов. В том же году 9 ноября оно объявляется Национальной фашистской партией (Partito Nazionale Fascista), а 27-30 октября 1922 г. осуществляет знаменитый «Поход на Рим», в результате которого благополучно захватывает власть.

Фашистское движение не могло бы иметь никакого успеха без щедрого финансирования крупной буржуазией. Здесь видна верность известного определения Димитрова. Как пишет исследователь Ж. Паулс по поводу успеха Муссолини, «власть была предложена ему на серебряном блюдечке итальянским истеблишментом – королевским домом, Ватиканом, крупными землевладельцами, высшим командованием армии и, само собой, банкирами и промышленниками». Такие громкие имена итальянской промышленности, как Конти, Пирелли, Аньелли и другие щедро финансировали фашистское движение, видя нарастающую революционную угрозу, предпочитая его одряхлевшим формам буржуазной демократии. Буржуа ожидали от фашистов приручения профсоюза, упразднения левых партий, империалистической политики с целью заполучения территорий и колоний для своих предприятий и, самое главное, свирепой борьбы с революцией.

Итальянский фашизм у власти: от формальной «демократии» к корпорациям монстров

Нередко в спорах о наличии либо отсутствии в той или иной буржуазной стране фашистской диктатуры в левых кругах ссылаются на наличие такого буржуазно-демократического института, как парламент, и такого свойства буржуазной демократии, как многопартийность. Есть парламент – плохой ли, хороший ли, но есть – значит налицо буржуазная демократия, какой бы худой ни была, но никак не фашизм. Ведь фашизм – это открытая террористическая диктатура, а какая ж она открытая, если всё ещё используются буржуазно-демократические формальности? Суровым фашистам оно не нужно, они открыто терроризируют, отметая условности.

На самом деле это утверждение верно лишь наполовину, и его нельзя рассматривать догматически. На фашизм, как и на любое явление, надо смотреть в развитии. Да, фашисты действительно стремятся установить жёсткую однопартийную систему, расправившись не только с пролетарскими, но и с буржуазными нефашистскими политическими силами. Однако, это никак не значит, что с такими устремлениями фашисты не могут в известной степени опираться и на вполне себе демократические институты на пути к их осуществлению. Иметь программу-максимум, но действовать, если приходится, по программе-минимум. Не обязательно же им всегда поступать так резко и радикально, как это делали их германские коллеги в 1933 г. – ведь сё зависит от конкретно-исторических условий той или иной страны, от социальной базы, которой фашизм в ней располагает (подробнее об этом мы писали в нашем комплексном исследовании по фашизму).

Такой пример даёт фашистская «классика» — Италия Муссолини. Запрет всех партий, кроме фашистской, в этой стране оформился лишь к 1926 г. Парламент потерял остатки реального влияния в 1925 г., стал формироваться исключительно из «своих» с 1928 г., а окончательно был упразднён лишь в 1939 г. Тем не менее, господство фашизма в Италии отсчитывается с 28 октября 1922 г., когда в результате «Похода на Рим» Бенито Муссолини получил титул главы правительства из рук короля Виктора Эммануила III. И в этом нет противоречий. Разберёмся, почему так.

Получив власть, итальянские фашисты принялись за фашизацию государственного устройства. Роль монархии и конституции свелась к декоративной функции. Однако положение самой НФП в начале её пути на поприще государственной политике могло даже казаться шатким: из 535 депутатов парламента лишь 35 были фашистами, в начале 1923 г. с ними сольётся Националистическая партия. Но ситуация складывалась так, что Муссолини был вынужден включить в коалицию не только националистов, но также либералов, демократов, а сперва даже католико-демократическую «пополари», которая впоследствии станет первой политической жертвой фашистского террора в Италии. Хотелось бы особенно обратить внимание на этот момент, поскольку часто наличие либо отсутствие фашистской диктатуры обосновывается с упором именно на этот признак (как любит делать, например, М.В. Попов): мол, левые силы не уничтожают – значит пока о фашизме и нечего говорить. Но в самой колыбели фашизма установление фашистской партией монополии на власть начиналось с зачистки не левой и даже не коммунистической партии, а с мелкобуржуазной Итальянской народной партии, исповедовавшей идеи католического демократизма. П. Тольятти в 1935 г. в своих «Лекциях о фашизме» писал: «Прежде всего фашизм сталкивается с Народной партией. Народная партия оказалась первым врагом, против которого он должен направить свои удары. Министры этой партии заседают в правительстве и открыто встают в оппозицию. Затем он должен сокрушить другие возникшие ранее группы и партии, которые заняли враждебную позицию по отношению к фашизму. Эти группы и партии имели прочную опору среди мелкой и средней буржуазии, особенно пострадавших от первых мероприятий фашизма, направленных на ускорение процесса концентрации, разорение мелких собственников, усиление налогового гнета на мелкое крестьянство и т.д.». Далее, там же, он даёт следующее объяснение, почему в Италии было именно так: «Прежде всего фашистская партия набрасывается на те партии, чья массовая база сходна с первоначальной массовой базой фашизма. Так, на Народную партию фашизм обрушивается раньше, чем на Реформистскую, а на Реформистскую раньше, чем на Коммунистическую. Спрашивается, почему? Борьба против Народной и Реформистской партий ведется в тот период более яростно, чем борьба против нас, потому что массовая база этих партий сходна с первоначальной массовой базой фашизма. Она состоит главным образом из мелкой и средней буржуазии, крестьянства, одним словом, из тех самых слоев, которые фашизм и рассчитывал объединить в своих рядах, чтобы стать массовой партией». Сперва зачистить и собрать тыл, затем бороться с главным врагом.

Так почему же годом установления фашистской диктатуры считается именно 1922 г.? Да потому, что фашист уже был главой правительства. Потому, что все формально демократические процедуры, многопартийность, существовавшая при Муссолини ещё 4 года, легальность левых и коммунистов, парламент и т.д. не стоили уже ни гроша. Просто итальянские фашисты оказались не столь резки, как их немецкие коллеги, и провели фашизацию «плавно», поскольку в этой стране фашизм к 1922 г. ещё не обладал достаточно широкой социальной базой, чтобы сразу же отмести все формальности, как это сделали гитлеровцы 11-ю годами позже.

В чём это выражалось?

Прежде всего в том, что в «демократической» Италии Муссолини, даже когда его партия была в меньшинстве и он шёл на коалиции, успех ему был уже гарантирован. В моменты парламентских дискуссий ничто не мешало Муссолини применить в любой момент внепарламентское насилие. За осуществление диктатуры отвечали два новых института: созданный в 1922 г. Большой фашистский совет (БФС) под председательством Муссолини и Добровольная милиция национальной безопасности (ДМНБ). БФС уже тогда фактически (именно фактически, не юридически) контролировал все декреты и законопроекты перед внесением их в парламент. То есть участвовал в разработке законов, формально не имея таких полномочий. Например, он разработал такой акт конституционного характера, как «Хартия труда», лёгший в основу корпоративной системы. ДМНБ в свою очередь подчинялась непосредственно главе правительства – то есть опять же Муссолини. Это был конкретный инструмент именно террористической диктатуры, гораздо более эффективный, чем обычная полиция – он не ограничивался формальной законностью.

Чья это была диктатура?

Разумеется, тех, стоял за Муссолини и в чьих интересах он проводил политику – а это промышленное объединение «Конфиндустрия», такие люди, как Конти, Пирелли, Аньели. Помимо этого, в 1925 г. «Дж. П. Морган и Ко», объявили о предоставлении Италии займа на 100 млн долларов «на стабилизацию лиры» - на деле на стабилизацию фашизма. То есть налицо интересы финансового капитала. И всё это происходило ещё до 1926 г., во времена ещё формальной легальности некоторой оппозиции. И это был фашизм.

Красноречиво о таком положении вещей писал в своих воспоминаниях итальянский коммунист М. Монтаньяна: «Формально ни одна из антифашистских партий не была распущена, в том числе и наша. Но если полиция обнаруживала хотя бы четырёх или пятерых коммунистов или социалистов, они подвергали их жесточайшим издевательствам, а затем передавали их в руки полиции. Продолжала существовать и антифашистская печать… В то время не существовало ни цензуры, ни права предварительного секвестра. Но в сельских местностях фашисты попросту уничтожали тиражи социалистических и коммунистических газет».

Но фашистская реакция не думала стоять на месте. В 1925 г. по закону «О правомочиях и прерогативах главы правительства» вся исполнительная власть концентрировалась в руках премьер-министра (т.е. дуче), назначенным королём и отвечающим перед ним за деятельность правительства, а министры назначались и снимались его властью. Помимо этой должности, Муссолини за всё время правления занимал порядка 5-7 министерских постов, причем вышеупомянутый закон фактически исключал ответственность фашистского правительства перед парламентом, который теперь никак не мог влиять на правительственные решения, и тем более выразить ему недоверие с целью отстранения. Более того, сам парламент становился марионеточным, закон устанавливал его зависимость от правительства. То есть, начиная с 1925 г. Муссолини и его фашистская клика лично формировали повестку для парламента. В 1926 -1927 гг. издаётся ряд «Законов о защите государства»: запрещаются все партии, кроме НФП, все оппозиционные движения, СМИ, собрания, учреждаются специальные суды для политических противников фашистов; органы местного самоуправления распускались, власть на местах передавалась префектам и старостам – назначаемым членам фашистской партии.

Фашистские идеологи проповедовали классовый солидаризм посредством создания корпораций – особых институтов, призванных «ликвидировать классовые противоречия». В 1927 г. произошло законодательное утверждение корпоративизма: БФС принимает Хартию труда, провозглашающую расширение государственно-фашистского вмешательства в жизнь трудящихся: основой фашистской Италии объявляются корпорации, объединяющие буржуа и пролетариев по производственным отраслям; запрещаются забастовки и локауты, а трудовые конфликты передаются в ведомость специальных комитетов, состоящих, опять же, из членов НФП. Формируется министерство корпораций и Национальный совет корпораций, которые наравне с профсоюзами включаются в государственный фашистский аппарат: так, к середине 30-х существовало 22 корпорации, Национальный совет корпораций стал руководящим экономическим органом страны (определял тарифы, норму производства, зарплату, цены).

В 1928 г. в результате реформы политического представительства, кандидаты в депутаты назначались исключительно Большим фашистским советом, который отбирал 400 человек из фашистских профсоюзов. За БФС теперь уже официально закрепляются законотворческие функции. В том же году издаётся избирательный закон, согласно которому выдвигаться могли только кандидаты от фашистских профсоюзов с обязательным одобрением БФС. Таким образом, 1928 г. – год окончательного завершения относительно «демократического» периода итальянского фашизма, год цементирования полновластия НФП. Однако лишь в 1939 г. фашисты отправляют парламентский конструкт под снос, сформировав вместо него палату фашей корпораций, ставшую партийно-государственным органом. Наравне с Сенатом (члены которого формально всё ещё назначались королём) эта палата стала высшим законодательным органом страны.

Вывод

Так устанавливался государственный фашизм в Италии начала XX в. НФП во главе с Муссолини, сумев добраться до государственной власти с помощью переворота в 1922 г., ставшим возможным благодаря заговору элит, в начале своего воцарения не имела достаточно широкой социальной базы. Почва под ногами фашистов первое время была зыбкой, поэтому им приходилось ещё несколько лет натужно напяливать на себя маску демократизма – заключать блоки с буржуазно-демократическими силами, давать парламенту формальное право на возмущение, допускать легальность оппозиционной печати и даже коммунистической партии. Но уже были БФС и ДМНБ, уже была террористическая диктатура. Вероятно, увидев такой государственный строй сегодня, адепты М.В. Попова воскликнули бы, что никакой это не фашизм, а таки буржуазная демократия – парламент же есть, коммунисты же не запрещены. История говорит совершенно иное. Ничего не стоит такая «демократия», при которой фактически, а не юридически, уже осуществляется открытая террористическая диктатура монополистов с опорой на ручные толпы головорезов-националистов.