Друг по переписке

https://mrakopedia.net/wiki/Друг_по_переписке

Часть 1. Шаги

Мой рассказ будет длинным, за что я заранее извиняюсь. Мне никогда еще не приходилось рассказывать эту историю так подробно, но она полностью правдива. Это случилось, когда мне было шесть лет.

Если в тишине приложить ухо к подушке, можно услышать, как бьется твое сердце. В детстве этот мягкий, ритмичный стук казался шагами на ковре. Поэтому в детстве, я почти каждую ночь, засыпая, слышал эти шаги, и в ужасе вырывался из сна.

Все свое детство я прожил с матерью в довольно-таки неплохом районе, переживавшим переходную фазу – туда постепенно перебирались люди с низкими доходами, среди них были и мы с матерью. Мы жили в одном из тех домов, которые по частям перевозят по автомагистрали, но мать хорошо о нем позаботилась. Вокруг дома был лес, в котором я любил играть днем, но по ночам он принимал более зловещие очертания. Прибавьте к этому то, что в нашем доме был достаточно большой подвал, и вы поймете, почему мой разум было полон воображаемых чудовищ, которые поглощали мои мысли, когда я просыпался от звука шагов.

Я рассказал маме про шаги, но она ответила, что мне только кажется. Я так настаивал, что она даже промыла мне уши, потому что я думал, что это поможет мне заснуть. Это, конечно, не помогло. Несмотря на то, что шаги пугали меня, в то время не было никаких странностей, если не считать того, что я ложился спать на верхнюю койку двухэтажной кровати, а просыпался на нижней. Впрочем, это было не так уж странно, потому что иногда я просыпался среди ночи и шел в туалет или попить, а потом ложился на нижнюю койку (я был единственным ребенком, и это было неважно). Такое случалось один или два раза в неделю, и просыпаться на нижней койке не было страшно. Но в одну ночь я проснулся не на нижней койке.

Я слышал шаги, но они раздавались слишком далеко, чтобы разбудить меня. Поэтому я проснулся не от шагов и не от кошмара, а от холода. Было очень холодно. Открыв глаза, я увидел звезды. Я был в лесу. Я немедленно вскочил, пытаясь понять, что происходит. Я думал, что сплю, иначе с чего бы я мог оказаться в лесу. Рядом лежала спущенная надувная лодка в форме акулы. Из-за неё все казалось еще более сюрреалистичным, но, когда мне так и не удалось проснуться, я понял, что это был не сон. Я встал, пытаясь сориентироваться, но лес казался мне незнакомым. Я все время играл в лесу у дома и знал его достаточно хорошо, но если я оказался совсем в другом месте, то как я мог оттуда выбраться? Я сделал шаг, и мою ногу пронзила боль, отбросившая меня туда, где я только что лежал. Я наступил на колючку. В свете луны я видел, что они были повсюду. Посмотрев на другую ногу, я убедился, что она в порядке. На мне не было ни царапины, и я не так уж и испачкался. Я немного поплакал, а потом снова встал на ноги.

Я не знал, куда идти, а потому наугад выбрал направление. Я хотел позвать на помощь, но сдержался, потому как не хотел быть обнаруженным тем, что могло оказаться поблизости.

Я шел, наверное, несколько часов.

Я пытался идти прямо, стараясь менять свой курс там, где надо было идти в обход. Я был ребенком, и мне было страшно. Не было ни воя, ни криков, и только один раз я услышал звук, который меня напугал. Это было похоже на плач ребенка. Сейчас я думаю, это была просто кошка, но тогда я запаниковал. Я бежал, сворачивая в разные стороны, избегая густых кустарников и поваленных деревьев. Я внимательно смотрел себе под ноги, потому что в тот момент они были не в лучшей форме. Я слишком много смотрел под ноги и слишком мало на то, куда они меня вели. Через некоторое время после того, как я услышал плач, я увидел то, что наполнило меня отчаянием, которого я прежде не испытывал.

Это была надувная лодка.

Я был всего в десяти футов от того места, где я проснулся.

В этом не было ничего сверхъестественного. Я просто заблудился. До этого момента я думал больше о том, как выбраться из леса, нежели о том, как я туда попал. Но, вернувшись на место, я задумался. Я уже не был уверен, что это был не мой лес. Сделал ли я огромный круг вокруг этого места, или я просто развернулся и пошел обратно? Как же попасть домой? В то время я считал, что полярная звезда – самая яркая, поэтому я нашел в небе самую яркую звезду и последовал за ней.

Со временем все стало казаться знакомым. Увидев канаву, в которой мы с друзьями любили кидаться грязью, я понял, что нашел свой путь. Я шел медленно, потому что у меня болели ноги, но я был так рад тому, что дом был уже близко, что побежал трусцой. Увидев крышу своего дома, возвышавшуюся над соседским домом, я испустил радостный всхлип и побежал быстрее. Я очень хотел домой. Я уже решил, что не буду ничего рассказывать, потому что я не знал, что сказать. Я должен был вернуться домой, привести себя в порядок и лечь спать. У меня опустилось сердце, когда я свернул за угол, и мой дом предстал во всей своей красе.

В каждом окне горел свет.

Я знал, что моя мама проснулась, и что мне придется объяснять, где я был, но я не знал, с чего начать. Мой бег замедлился, а потом и вовсе перерос в шаг. Я увидел ее силуэт за занавесками, и, хотя я беспокоился из-за предстоявшего объяснения, в тот момент это было неважно. Я зашел на крыльцо, дотянулся до ручки двери и повернул ее. Я не успел открыть дверь, как вокруг меня обвилась пара рук и оттащила назад. Я кричал изо всех сил: «Мама! Помоги! Мама, пожалуйста!» То, что я почти оказался в безопасности, а потом меня от нее так грубо оторвали, наполнило меня ужасом, который я не могу описать даже сейчас.

Дверь, от которой меня оторвали, открылась, и в моем сердце блеснула надежда. Но это была не моя мама.

Это был мужчина, и он был огромным. Я метался и наносил удары по голеням того, кто меня держал, в то же время пытаясь убежать от того, кто только что вышел из дома. Я был напуган, но меня переполняла ярость.

«Отпусти меня! Где она? Где моя мама? Что вы с ней сделали!?»

От криков у меня охрипло горло, и, сделав вдох, я наконец уловил тот звук, который раздавался раньше, чем я сумел его воспринять. «Милый, пожалуйста, успокойся, я с тобой». Это был голос моей мамы.

Руки, державшие меня, ослабили захват и опустили меня на крыльцо. Тогда-то я смог разглядеть одежду человека, стоявшего передо мной. Это был полицейский. Я повернулся на голос и увидел, что это была моя мама. Все было в порядке. Я заплакал, и мы все трое вошли в дом.

— Я так рада, что ты дома. Я боялась, что уже не увижу тебя. — К тому времени она тоже плакала.

— Прости, я не знал, что случилось. Я просто хотел домой. Прости.

— Это ничего, больше так не делай. Не знаю, выдержу ли я или мои ноги...

Тихий смех прорвался сквозь слезы, и я тоже улыбнулся.

— Прости, что ударил тебя, но зачем ты меня схватила?

— Я боялась, что ты снова убежишь.

— Что ты имеешь в виду? – спросил я, к тому времени уже ничего не понимая.

— Мы нашли на подушке твою записку, — сказала она, указав на бумажку, которую двигал по столу полицейский.

Я взял записку и прочитал её. Это было письмо перед побегом. В ней было сказано, что я несчастен, что я больше не хочу видеть мать и своих друзей. Полицейский обменялся парой слов с моей мамой, а я все смотрел на письмо. Я не помню, чтобы я его писал. Я вообще ничего не помнил. Даже если я мог во сне уйти в лес, если все это было правдой, в одном я был уверен.

— Мое имя пишется не так... Я не писал это письмо.

Часть 2. Шары

Пару дней назад я выложил здесь рассказ под названием Шаги. Мне задали пару вопросов, которые вызвали во мне любопытство насчет некоторых событий из моего детства, и я поговорил с матерью. Ей явно не понравилось то, что я приставал к ней с вопросами, и она сказала: «Расскажи им про чертовы шарики, если им так интересно». Когда она это сказала, я вспомнил многое из детства, включая то, что я уже забыл. Эта история поможет вам лучше понять предыдущий рассказ, который, я думаю, вам следует прочитать первым. Конечно, порядок не так уж важен, но если вы прочитаете ту историю первой, вам будет легче встать на мое место. Дело в том, что я и сам вспомнил события Шагов гораздо раньше. Если у вас есть вопросы, спрашивайте, я постараюсь на них ответить. Эта история тоже будет длинной, так что будьте готовы. Я просто боюсь упустить какие-нибудь детали, которые могут оказаться важными.

Когда мне было пять лет, я ходил в детский сад, руководство которого твердо верило в обучение при помощи практических занятий. Это была часть новой программы, направленной на то, чтобы позволить детям развиваться согласно их собственному ритму. Для этого детский сад разрешал учителям придумывать их собственные планы занятий. Каждый из них мог выбрать себе тему, которой он бы придерживался на всех занятиях, на математике, на чтении и т. д. Эти темы назывались Группами. Была группа Космос, группа Море, группа Земля, я был в группе под названием Общество.

В этой стране в детском саду обычно учат разве что завязывать шнурки и делиться конфетами, поэтому он мне особо не запомнился. Я точно помню всего две вещи: у меня лучше всех получалось писать свое имя, а еще проект с воздушными шариками. По сути своей, проект с шарами лучше чем что-либо соответствовал теме нашей группы, потому что он должен был показать нам, как работает человеческое общество.

Вы, наверно, слышали о подобных занятиях. В пятницу (я помню, что это была пятница, потому что очень ждал этого проекта) мы вошли в класс и увидели, что к каждой парте был привязан надутый воздушный шарик. На каждой парте лежали маркер, ручка, лист бумаги и конверт. Надо было написать письмо и положить его в конверт, который потом надо было привязать к шарику. Еще мы могли нарисовать на шарике картинку, если хотели. Многие дети дрались из-за шариков, потому что хотели другой цвет, я же сразу начал писать письмо, текст которого я уже давно придумал.

Все письма должны были следовать некой структуре, но у нас оставалось немного творческой свободы. Мое письмо было примерно такое: «Привет! Ты нашел мой шарик! Меня зовут так-то, и я хожу в такой-то детский сад. Можешь оставить себе шарик. Надеюсь, ты напишешь мне ответ! Мне нравится Могучий Макс, гулять, строить домики, плавать и заводить друзей. А что тебе нравится? Напиши поскорее. Вот тебе доллар на письмо». На долларе я написал «НА МАРКИ». Мама говорила, что это необязательно, но я считал себя гением и все равно так сделал.

Учительница сфотографировала каждого из нас со своим шариком. Фотографии мы должны были положить в конверт вместе с письмом. Туда клали еще одну записку, в которой объяснялась суть нашего проекта и искренняя просьба принять в нем участие, прислав в ответ фотографии своего города или района. Вот и вся идея – создать общество, не покидая детский сад, и установить безопасный контакт с другим человеком. Это казалось так интересно...

В течение следующих двух недель начали приходить ответы. Ребята приходили с фотографиями разных мест, и каждый раз, когда приходило новое письмо, учительница вешала фотографию на карту на стене. На этой карте было отмечено, откуда пришло письмо, и как далеко долетел шарик. Это была очень умная идея, потому что мы стали с нетерпением ждать того, чтобы прийти в детский сад и узнать, пришли ли наши письма. В течение года мы раз в неделю писали ответ своему другу по переписке. Те, кому еще не пришло письмо, писали другу по переписке другого ученика. Мое письмо пришло одним из последних. Когда я пришел в класс, я посмотрел на парту, там, как и прежде, не было письма. Тут подошла учительница и дала мне конверт. Я, наверно, выглядел чересчур обрадованным, потому что, когда я открывал конверт, она положила мне руку на плечо и сказала: «Пожалуйста, не расстраивайся». Я не понимал, почему я должен был расстроиться – письмо же пришло? Тогда я удивился, что она знала, что лежит в конверте, но сейчас я, конечно, понимаю, что учителя проверяли содержимое конвертов, вдруг там окажется что-то неприличное. И все-таки, откуда она знала, что я буду разочарован? Вскрыв конверт, я все понял.

В нем не было письма.

В конверте лежала всего лишь фотография, но я не мог разобрать, что на ней было. Она была похожа на кусок пустынного пейзажа, но снимок получился слишком смазанным, как будто камера двигалась во время съемок. Обратного адреса не было, так что я не мог послать ответ. Я был совершенно подавлен.

Прошло время, и почти все прекратили свои переписки. Очевидно, не каждому интересно вести переписку с детсадовцами. Вскоре все, кроме меня, совершенно потеряли интерес к письмам. Потом я получил еще один конверт.

Ко мне вернулся прежний восторг. Меня радовало то, что я еще получал письма, в то время как другие друзья по переписке забыли про своих корреспондентов. То, что я получил новое письмо, было логично, ведь в первом не было ничего, кроме смазанной фотографии, и его отправитель мог захотеть исправить свою ошибку. Но в конверте снова не оказалось письма – только еще одна фотография.

В этот раз изображение было более четким, но я все равно не мог его разобрать. Снимок был сделан под углом вверх, он захватывал верхний угол какого-то здания, но остальная картинка была искажена отблесками солнца.

Поскольку шарики улетали не очень далеко, к тому же были запущены в один день, карту на стене загромоздили большей частью одинаковые снимки. В итоге детям разрешили брать фотографии домой. Мой лучший друг Джош был вторым по количеству фотографий, которые он к концу года забрал домой. Его друг по переписке оказался очень щедрым и прислал фотографии со всего соседнего города. Джош взял с собой, кажется, четыре снимка.

Я принес домой почти пятьдесят.

Все конверты вскрывала учительница, но через некоторое время я даже перестал смотреть на фотографии. Я откладывал их в свой ящик, где я хранил свою коллекцию камней, бейсбольные карточки, комиксы и прочие подобные вещи. К концу года мое внимание переключилось на другие интересы.

На рождество мама купила мне небольшую машину для мороженого. Джош мне так завидовал, что родители подарили ему на день рождения такую же, только лучше. Летом у нас появилась идея продавать наше мороженое за один доллар. Джош жил в другом районе, но мы решили, что лучше будет торговать у меня. Мы занимались этим по выходным, пять недель подряд, пока мама не сказала нам прекратить. Я только недавно понял, почему.

В конце пятой недели мы с Джошем считали наши деньги. Поскольку у нас обоих было по машине, у каждого из нас накопилось по отдельной кучке денег, которые мы потом слили вместе и разделили поровну. В тот день мы заработали всего шестнадцать долларов, и когда Джош дал мне мой пятый доллар, меня поглотило чувство глубокого удивления.

На нем было написано «НА МАРКИ».

Джош увидел мой шок и подумал, что что-то недосчитал. Я рассказал ему про доллар, и он сказал: «Ух ты, как классно!» Немного подумав, я согласился с ним. Мысль о том, что доллар вернулся ко мне, сменив многих владельцев, казалась мне удивительной.

Я побежал домой, чтобы рассказать маме, но я был так взволнован, а она так занята телефонным разговором, что мой рассказ получился непонятным. Мама просто ответила: «Ух ты, как здорово!»

Я вышел на улицу и сказал Джошу, что мне надо кое-что ему показать. Мы вошли ко мне в комнату, и я открыл свой ящик, чтобы показать ему конверты и фотографии. Я начал с первой фотографии, но уже на десятой Джош потерял интерес и предложил мне поиграть в канаве (неподалеку от моего дома была канава с грязью), пока за ним не приехала его мама. Так мы и сделали.

В канаве мы играли в грязевую войну, но несколько раз прерывали игру из-за какого-то шороха в лесу. Там жили еноты и дикие коты, но для них этот шум был чересчур громким. Мы обменялись догадками насчет того, что это могло быть. Я предположил, что это была мумия, но Джош настаивал, что это был робот. Когда мы уходили, он посмотрел мне в глаза и на полном серьезе сказал: «Ты ведь это слышал? Это был робот? Ты ведь тоже слышал?» Да, я слышал, были какие-то механические звуки, и это действительно мог быть робот. Тогда я согласился с Джошем, и только теперь мне стало ясно, что же мы слышали.

Когда мы пришли, мама Джоша ждала его за кухонным столом вместе с моей мамой. Джош рассказал ей про робота, наши мамы рассмеялись, и Джош отправился домой. Мы с мамой поужинали, и потом я лег спать.

Я немного пролежал в постели, но потом решил встать и заново осмотреть конверты, потому что из-за того, что случилось днем, все это вновь стало интересным. Я взял первый конверт и положил его на пол, сверху положив расплывчатую фотографию. Рядом я точно также положил второй конверт вместе с фотографией верхнего угла здания. В конце концов, у меня получилось что-то вроде таблицы пять на десять. Меня всегда учили беречь вещи, даже если они не казались ценными.

Я заметил, что со временем содержимое фотографий становилось понятным. Было дерево, на котором сидела птица, дорожный знак, линия электропередачи, группа людей, заходящих в какое-то здание. То, что я увидел, так встревожило меня, что я до сих пор помню, как у меня кружилась голова, в которой была всего одна мысль:

Почему я на этой фотографии?

На той фотографии, где группа людей входила в здание, я увидел себя с мамой. Она держала меня за руку, и мы оба стояли в самом краю фотографии, позади толпы людей. Мы были в самом краю, но это определенно были мы. Когда мои глаза проплыли по морю фотографий, я забеспокоился. Это было странное чувство – не страх, это было ощущение того, что у тебя будут неприятности. Не знаю, откуда взялось это чувство, но я сидел, окутанный ощущением того, что я сделал что-то плохое. И с каждой новой фотографией, которую я внимательно изучал, это чувство только росло.

Я был на каждом снимке.

Я ни разу не был снят крупным планом. К тому же, на всех фотографиях был кто-то еще. Но я был везде – с краю, на заднем плане, в самом низу кадра. Иногда в кадр попадало только часть моего лица, но, тем не менее, я там был. Я был везде.

Я не знал, что делать. В детстве в голову приходят самые странные мысли, и я, помимо всего прочего, боялся, что мне влетит уже за то, что я еще не лег спать. Я считал, что я и так виноват, поэтому решил ничего не предпринимать до утра.

На следующий день у мамы был выходной, и она посвятила утро уборке. Я, кажется, смотрел мультфильмы, когда решил, что пора показать ей фотографии. Когда она вышла проверить почту, я взял пару фотографий и положил их перед собой на столе. Когда мама вернулась, я сказал:

— Мама, можно тебя на секунду? У меня тут эти фотографии-

— Подожди минутку, дорогой. Мне надо поставить отметки на календаре.

Через минуту или две, она подошла ко мне и спросила, чего я хотел. Я слышал, как она шуршала письмами у меня за спиной, но смотрела только на фотографии. Пока я все ей объяснял и указывал на снимки, она все реже и реже говорила все эти «ага» и «хорошо». Со временем она полностью замолчала, раздавался только шорох писем у нее в руках. Следующим звуком, который я услышал, был глубокий вздох, как будто она пыталась дышать в комнате, в которой почти не осталось воздуха. Наконец, она смогла взять себя в руки и, бросив оставшееся письма на стол, побежала на кухню за телефоном.

— Мама! Прости, я не хотел! Не злись на меня!

Прижав к уху телефон, она бегала взад вперед и кричала в трубку. Я посмотрел на лежавшие рядом с моей фотографией письма. Сверху лежал конверт, из которого что-то торчало.

Это была еще одна фотография.

Сначала я подумал, что она случайно оказалась среди писем, но, рассмотрев ее, я понял, что прежде никогда не видел этот снимок. На мое горе, это был я, но на этот раз я был заснят вблизи. Я стоял среди деревьев и улыбался. Там был не только я, рядом со мной стоял Джош. Этот снимок был сделан вчера.

Я криком позвал маму, которая все еще говорила по телефону. Пришлось крикнуть несколько раз, прежде чем она ответила: «Что такое?»

Я не знал, что сказать, и просто спросил: «Кому ты звонила?»

— Я звонила в полицию, дорогой.

— Зачем? Прости, я этого не хотел...

В ответ она сказала то, что я не понимал до тех пор, пока не был вынужден вспомнить события из своего раннего детства. Она взяла конверт со стола, и фотография, на которой были мы с Джошем свалилась в одну кучу с остальными снимками. Она держала конверт у меня над головой, и я только видел, как бледнело ее лицо.

Со слезами на глазах она сказала, что позвонила в полицию, потому что на конверте не было марки.

Продолжение>