Дождь
hfsbhercwpjuqjЯ сидел в маленьком полуподвальном кафе у окна, которое выходило на тротуар центральной улицы. На уровне моего лица пробегали, проходили, проносились сотни ног — мужских и женских, стройных и обрюзгших, с жуткими язвами и воспаленными венами, молодые и старые, в брюках и юбках, в ботинках, туфлях, сапогах. Вот мимо протарахтели мелкие колесики детской коляски, за ними прямо по лужам прошли маленькие ножки в цветастых резиновых сапожках, следом важно прошагали полные женские ноги в элегантных, но не новых туфельках на небольшом каблучке. Навстречу им прошаркали мужские ноги в мешковатых брюках и стоптанных ботинках. Рядом с ногами мерно постукивала деревянная клюка, безбожно не попадая в ритм падавших с неба капель. Потом напротив окна остановились молодые сильные ноги в грязных кроссовках и темно-синих джинсах с обтрепанными штанинами. Ноги прошли вперед, назад, затем вернулись на прежнее место, немного потоптались, видимо, ожидая какие-нибудь красивые ножки в сапожках и мини-юбке. Скоро такие ножки, только в полуботинках на невысокой танкетке, подбежали к ногам в джинсах, встали на носочки, а затем обе пары ног неспешно удалились вверх по улице.
Я, не торопясь, потягивал свой кофе и ждал. Он должен был явиться с минуты на минуту.
Вдруг большая крепкая рука легла на мое плечо. Я отставил чашечку на блюдце и с отсутствующим видом посмотрел в окно.
— Я не боюсь тебя, — тихо проговорил низкий с хрипотцой мужской голос над самым моим ухом.
Я не ответил.
Он отпустил мое плечо и сел на стул напротив меня.
— Я не боюсь тебя, Дем, — проговорил он, а я ухмыльнулся, все еще глядя в окно.
А затем медленно перевел взгляд на него.
Не надо меня бояться. Бойся чего-нибудь другого. Я найду, как к этому подобраться.
И тут его память предстала передо мной, как карта полушарий. Разноцветные пятна, яркие и радостные — воспоминания последних дней. Чуть поблекшие, размытые — образы последнего года. А под ними — черно-серые воспоминания детства.
Я извлек самое черное пятно — нечто, о чем он пытался забыть — расправил его, разложил перед своим мысленным взором и углубился в чтение. Это было отличное воспоминание — в возрасте трех лет он утопил в ванне своего младшего брата. Все тогда решили, что это была случайность, но на самом деле он сделал это специально — он ревновал и не хотел делить любовь матери больше ни с кем, и уж тем более не с этим гадким кричащим беспомощным комочком розовой плоти. Это воспоминание преследует его по сей день — о маленьком тельце, которое плавает лицом вниз в наполненной водой ванне. Ему часто снится, как крошечный трупик поднимает свою покрытую темными мокрыми волосиками головку, улыбается беззубым ртом и тянет к нему свои ручки, будто зовет с собой. Он просыпается в холодном поту, когда вода вокруг мертвого младенца становится кроваво-красной и начинает бурлить и дымиться.
Я выдохнул и заставил образы в его памяти ожить, зашевелиться, заговорить.
В его глазах вспыхнул неподдельный ужас, губы задрожали, щеки побледнели и посерели.
Я медленно поднялся со своего места, похлопал его по плечу и вышел на улицу.
Дождь усилился. Капли тарабанили по асфальту, почти не переставая.
Я перешел через дорогу, сел на бордюр и достал из кармана сигареты.
— Я знал, что на тебя можно положиться, — рядом со мной сел Шаул.
— Не стоит благодарности, — ответил я, безуспешно пытаясь раскурить сигарету.
— Ты все сделал правильно, — похлопал меня по плечу Гаэр и поднес указательный палец к кончику моей сигареты. Он тут же вспыхнул. Я затянулся.
— Теперь я свободен? — спросил я.
— Разумеется, — улыбнулся Шаул.
Я поднялся на ноги.
— Еще раз извинитесь за меня перед Леди Анастасией, — сказал я, развернувшись к остановке автобуса.
— Ты не хочешь попрощаться с ней? — посмотрел на меня Гаэр.
Я мотнул головой.
— И не хочешь знать, как она? — поинтересовался Шаул.
Я снова мотнул головой.
— Надеюсь, я не сильно поранил ее, — тихо проговорил я.
— Все в норме, — со смехом ответили близнецы. — Не ты первый.
Я вздрогнул, и мои кулаки сжались сами собой.
— Не смейте так отзываться о ней, слышите? — вдруг со злостью воскликнул я и развернулся к ним. — Она мать вашего брата! Вы должны относиться к ней с уважением, каким бы ни было ее прошлое! Это вообще не ваше дело! Сейчас она мать, она дала жизнь человеку. За одно это она достойна уважения и почтения!
Они переглянулись и уставились на меня в недоумении.
— И она отличная мать, — добавил я тихо и отвел глаза в сторону. — Многим о такой только мечтать...
— Ты прав... — они тоже опустили головы после молчания, затем развернулись и растворились в толпе.
А я двинулся в противоположную сторону...
Ночью мне в который раз приснилась мама. Она протягивала ко мне руки, спускаясь по какой-то светящейся лестнице, улыбалась, и с каждым шагом ее лицо все больше напоминало лицо Анастасии...