Дом укротителя солнц
Как уже его только в Москве не называли: и «Некрасивый красавец», и «Жорж великолепный» и «укротитель солнц». Его квартира, превращенная в мастерскую, была в двадцатые годы самым популярным, скандальным и обожаемым местом всей столичной богемы. Именно там безумствовали последние «дети лиловых миров», которым вскоре суждено будет исчезнуть, уступив место представителям иного искусства и времени.
В стенах этих можно было встретить любого - от наркома Луначарского, до безвестного начинающего поэта. Абрам Эфрос и Андрей Белый, Маяковский и Мейерхольд, Таиров и Алиса Коонен, Качалов и Мариенгоф, Михаил Булгаков и ,конечно же, Есенин, для которого очередной визит на Садовую сыграл роковую роль, о чем и хотелось рассказать, но чуть позже.
Жорж Великолепный притягивал людей бесконечным обаянием, легкостью и умением жить на широкую ногу. А находилась та самая мастерская в известнейшем доме десять на Большой Садовой улице, который сейчас прозван Булгаковским и ассоциируется все больше с «нехорошей» квартирой.
Гостеприимный хозяин - один из ярчайших театральных художников тех лет – Георгий Богданович Якулов, был необыкновенно талантлив и дьявольски трудолюбив. А так же слыл сумасбродным оригиналом, идеалистом и душой любой компании. Был любим за щедрость, но и зависти не вызывать не мог.
А теперь представьте огромную высоченную комнату с окном во всю стену. Причудливую лестницу на антресоль, построенную по эскизу самого художника. Стильные стулья и ампирные кресла дружно соседствуют с простыми, заляпанными краскою табуретками. Мольберты, папки, книги, рулоны ватмана и тканей. Восточные кувшины и стеклянные бутыли, гипсовые головы и африканские маски. Картины, эскизы, подмалевки, свои и чужие. Макеты, афиши. Свежие и давно засохшие цветы, роскошный ковер и вечно распахнутая дверь – непременный спутник богемной жизни.
Кстати, на двери висела записка, адресованная ворам :«Не лезьте, пожалуйста в мою квартиру, так как в ней нет ничего ценного. Иначе можно только зря сломать себе шею, если хозяин выйдет к вам навстречу». И подпись – Якулов.
«Дверь была открыта днём и ночью. Когда, бывало, мне приходилось забежать к ним поутру за какой-нибудь хозяйственной надобностью, то с антресолей высовывались две заспанные физиономии: иссиня-чёрного, ещё не бритого Григория Богдановича и ярко-рыжей, голубоглазой, белокожей веснушчатой Натальи Юльевны. Над антресолями вился сизый дымок, а хозяева с папиросками в зубах выглядывали сверху: кто пришёл?» - писала в своих воспоминаниях Наталья Петровна Кончаловская, дочь художника, проживающего этажом выше.
Упомянутая Наталья Юрьевна – супруга художника, тоже слыла оригиналкой. Более того, имя ее московские сплетники, ой как потрепать любили. Да и как могло остаться не замеченным и не обрасти легендами столь смелое поведение и костюмы? Все эти затейливые вечеринки, кутежи по античным сценариям и эксцентричные выходы на улицу в пальто, накинутом на голое тело.
Кстати, те самые недоброжелатели связали имя Натальи Якуловой с главным персонажем «Зойкиной Квартиры», однако мне более симпатична иная версия. Сходство рыжей стройной жены художника, нежную шею которой отнюдь не украшал заметный шрам, с Булгаковской Геллой – очевидно… Особенно если вспомнить плащ ведьмы, накинутый на голое тело…
Королева танца, непревзойденная Айседора появилась в доме десять на Садовой третьего октября. 1921 года.
Звон бокалов, музыка, хохот и гул голосов разносились на несколько этажей. В полночь Георгий Богданович не с первого раза расслышал звонок в дверь и поспешил встречать очередных гостей.
На пороге стояла Дункан в сопровождении неизменного секретаря-переводчика Шнейдера.
Балерина величаво переступила порог, вальяжно сбросила шубу и направилась в гостинную. «Красный, мягкими складками льющийся хитон; красные, с отблеском меди, волосы; большое тело, ступающее легко и мягко. Она обвела комнату глазами, похожими на блюдца из синего фаянса, и остановила их на Есенине. Маленький, нежный рот ему улыбнулся» - вспоминал впоследствии Мариенгоф.
Хозяин в экзотическом фиолетовом френче подвел Королеву к разграбленному столу, и предложил «штрафную», которую балерина выпила без жеманства или кокетства. Спокойно и с достоинством.
Гости притихли. Дамы шептом обсуждали кровавый хитон, наконец, некто решил снова взяться за ручку патефона, однако Георгий Богданович движением руки остановил приятеля.
- Господа, простите, товарищи. Я имею честь представить вам дорогую гостью, которую каждый из нас знает и всякий наслышан…
После уже возобновилась музыка и гомон, а Есенин, не отрывая глаз от Айседоры читал и читал свои стихи… Она же, не понимая ни слова, внимательно глядела на поэта. Через какое-то время хозяин дома потерял из виду обоих, а после обнаружил Дунканполулежащей на кушетке в соседней комнате. Есенин стоял на коленях, обхватив ее ноги. Королева танца перебирала пальцами светлые волосы, повторяя «зо-лё-тайя голёва… ангьел… тчорт…»
- Изадора моя – твердил поэт… Конечно он был изрядно пьян, однако это ничего не меняло.
Гости тихо расходились. В Москве наступало осеннее утро. Дункан и Есенин уходили последними. «Божественная босоножка» похитила «московского хулигана», повелев вознице ехать в ее дом на Пречистенку. По дороге пассажиры задремали, впрочем, как и кучер, а потому лошадь принялась бродить по кругу. Круг этот пролегал вокруг церкви, где данная лошадка привыкла к угощению, но только поэт об этом не знал. Проснувшись, Есенин воскликнул «вот нас и обвенчали», что окончательно осчастливило балерину… Правда, на недолгое время.
А вот жилтоварищество дома номер десять на Большой Садовой вскоре отказало в членстве Георгию Якулову, признав тот факт, что и сам художник ведет «нэпманский образ жизни», а уж жена его и вовсе. Люди, что собираются в гостях не просто подозрительны, но в большинстве своем опасны. Одним словом «нехорошая квартира»…
Наталью Якулову выслали из Москвы. Судьбы тех, кто собирался в мастерской печально известны всем. Сам Георгий Богданович, хоть и продолжал работать, но оказался не у дел. Времена стремительно менялись… Вконце двадцатых он разболелся и стал бедствовать, распродавая обстановку.
«Каждый раз, когда я приходил к нему в мастерскую, - писал художник Семен Аладжалов , - замечал исчезновение какого-нибудь предмета обстановки. Постепенно всё, что можно было продать, продавалось, и вскоре помещение стало напоминать последний акт „Вишнёвого сада“. Исчезло со стены большое зеркало, потом стильная мебель. Не было и ковра, в который когда-то, закатавшись, прятался Есенин. Из ценных вещей оставался ещё секретер карельской берёзы, да и тот ждал своей очереди. Сиротливо стояли одинокие мольберты».
«Укротитель солнц» скончался от туберкулеза в 1928 году, отправившись в родной Ереван. Что стало с Есениым и Айседорой – все знают. А в помещении мастерской 38 знаменитого дома сейчас проживает семья друзей Семёна и Елены Аладжаловых.
И слава богу! Память сохранили!