👻 Долгая дорога назад. (Часть 2)
Лицо Макса становится умиротворенным. Его глаза закрываются. Я делаю шаг в его сторону, и в это же мгновение он заваливается на спину. Когда его туловище касается пола, я слышу ужасный треск, и кусок перекрытия проваливается вниз, увлекая Макса за собой.
Я стою на краю зияющей дыры и вижу, как внизу под его телом, лежащим среди обломков, расплывается лужа крови. Затем я слышу крики и топот ног из коридора, но не собираюсь дожидаться появления остальных и “выныриваю”.
***
Тот “нырок” сломал во мне какой-то стержень. Я наконец сдался. Больше не пытался спасти Максима. Вернулся на несколько месяцев назад, взял отпуск на конец июня и уехал с друзьями в Турцию, где успешно напивался каждый день, и в итоге пропустил не только новость о гибели Макса, но и последовавшие похороны.
Во всех версиях реальности все считали произошедшее несчастным случаем. Даже Наташа, знавшая про комнату и надписи, никак не связывала их со смертью Максима.
Я один понимал, что реально произошло. Потому что в последние секунды своей жизни на моих глазах Макс “нырнул”. Думаю, он оказался в этой же заброшке в 2013 году. Перепугался, не понимая, что произошло. Затаился и в помутнённом состоянии сознания начал писать на стенах свой последний монолог, чтобы оставить доказательство реальности происходящего для себя же в будущем. В какой-то момент он наверняка понял, что попал в замкнутую петлю. Тогда он и записал себе последнее сообщение: “Макс, думай головой и не волнуйся”. Наверное, он предполагал, что застрял в том рукаве реальности навсегда. Думал, что ему придется переживать следующие шесть лет ещё раз, и старался поскорее оставить для себя заметки о грядущем, пока информация не вылетела из головы. А может быть, предполагал, что вернется в наше время, и оставлял надписи из чистого фатализма: верил, что должен замкнуть круг.
В любом случае, он не мог знать, что в это время в нашей реальности его мозг отключился на несколько секунд, и его тело падало вниз с высоты четырех метров. Проснуться в будущем ему уже было не суждено.
И я не смог этого изменить.
Я, человек, способный играться с прошлым и лепить из реальности что угодно, оказался не в силах спасти своего друга от смерти.
***
С того момента я закрываюсь в себе. Большую часть времени провожу дома в одиночестве. Иногда целыми днями лежу на кровати и смотрю в потолок.
По ночам порой часами не могу уснуть и в итоге поддаюсь соблазну “нырнуть”, замещая депрессивную реальность светлыми моментами из далекого прошлого. По возвращении лежу до самого утра с пульсирующей болью в висках, а затем сплю целый день, чтобы вечером подобно наркоману опять потянуться за новой дозой воспоминаний.
***
Мне четырнадцать лет. Стоит знойное лето. Мы с друзьями выезжаем на велосипедах в ближайший парк, скидываемся карманными деньгами и покупаем на троих двухлитровую бутылку кока-колы. Я лежу на траве в тени огромной ивы и думаю лишь о том, что мне некуда спешить, и впереди ещё полтора месяца такой же ленивой неги.
***
Мне двенадцать. Мы с отцом гуляем по прекрасным горам Кара-Дага. Когда мы вернемся домой, отец с матерью поссорятся окончательно, и мама уедет жить отдельно. Но это будет позже. А сейчас я наслаждаюсь тишиной и девственной красотой окружающей природы.
***
Мне десять. Я участвую в крупной международной олимпиаде по математике и к собственному удивлению занимаю второе место. Когда меня вызывают на награждение, я поворачиваюсь к своей учительнице и вижу в её глазах одобрение.
***
Мне пятнадцать.
Я сижу на крыльце корпуса и жду своих друзей. Дискотека начинается через пару минут, а все самые важные вещи в социальной жизни подростка, попавшего в летний лагерь, как известно, происходят во время дискотеки. Ну или после отбоя. Но дискотека всё равно стоит по меньшей мере на втором месте, поэтому меня злит, что ребята долго собираются.
В конце концов они выходят. Первым идет Макс, и когда я смотрю на него, меня переполняют теплые и в то же время грустные чувства. Обычно я стараюсь избегать воспоминаний, в которых он присутствует, но тут особый случай.
Он одет в рваные джинсы, футболку с принтом Nirvana и кепку, развернутую набок. Я широко улыбаюсь: по моим взрослым меркам наш тогдашний внешний вид кажется смешным, но когда тебе пятнадцать лет, ты, конечно, считаешь, что выглядишь чертовски круто.
Я езжу в летний лагерь каждый год с первого класса по одиннадцатый, но именно эта смена станет для меня особенной. Именно на этой смене во время дискотеки я впервые в жизни поцелуюсь с девчонкой из соседнего отряда, а потом полночи буду обсуждать столь волнующие в этом возрасте отношения со своим другом. Мы оба будем корчить из себя опытных ловеласов и наперебой выдавать прочитанные где-то глупости за свои мысли, а потом вожатая услышит, как мы разговариваем, и в наказание заставит нас отжиматься в коридоре.
Когда я вспоминаю все это, меня захватывает волной ностальгии, но я прогоняю эти чувства. О какой ностальгии может быть речь, если всему этому только суждено произойти в течение ближайших дней?
Наша компания наконец добирается до спортивной площадки, служащей по совместительству танцполом. Большая часть народа собралась, и уже вовсю играет музыка. Макс пихает меня локтем и некультурно тычет пальцем в девушку, с которой мне вскоре предстоит пережить неловкую радость первого поцелуя. Я смотрю в указанном направлении, и мир вокруг будто бы замирает.
Потому что вместо неё я вдруг замечаю стоящую у бортика Нику.
Конечно, когда мы с ней снова познакомимся на первом курсе, она будет выглядеть иначе, но всё равно я узнаю её с первого взгляда. Сейчас у неё ещё длинные волосы, и несколько прядей вызывающе покрашены в ярко-розовый. Она одета в лёгкий сарафан, хотя в университет ходила в толстовке и джинсах всегда, сколько я её помню.
Будто бы специально диджей объявляет медленный танец и включает какой-то лирический трек. Не отдавая себе отчет о возможных последствиях, я неожиданно для самого себя подхожу к Нике и приглашаю её на танец. В её глазах мелькает удивление, но затем она соглашается.
Я кладу руки ей на талию. Она внезапно придвигается ко мне почти вплотную и обнимает меня за шею. Мы танцуем (откровенно говоря, просто топчемся по кругу, как и все остальные), и я слегка запоздало представляюсь. Она в ответ называет свое имя. Я пытаюсь завести разговор и подсознательно боюсь, что она не захочет со мной общаться.
Но будущее ещё не настало. Мы ещё не успели поссориться. Поэтому Ника отвечает на мои глупые вопросы, звонко смеется в ответ на несмешную шутку и ведёт себя именно так, как я помню.
Музыка заканчивается, и вместе с ней завершается наш танец — нелепый подростковый ритуал, который, впрочем, в эту конкретную минуту кажется мне самой романтичной вещью на свете.
Под одобрительный взгляд Макса я предлагаю ей сбежать с дискотеки и прогуляться в сторону пляжа.
Мы идём, болтая о какой-то чепухе. Ника увлеченно рассказывает о любимых sci-fi фильмах, о том, как она учит программирование в качестве хобби (я и не подозревал, что она занималась этим до университета), как она планирует начать готовиться к экзаменам уже с этого года, чтобы поступить в хороший ВУЗ. Я жадно ловлю каждое её слово, наслаждаясь каждой минутой разговора с девушкой, по общению с которой я так скучал.
Доходим до песчаного берега реки и садимся на бетонную ограду. Ника с серьёзным лицом отмечает, что нам вообще-то нельзя здесь находиться, но в её глазах пляшут весёлые искорки. Я отшучиваюсь, что если вожатые нас поймают, то хотя бы будем отбывать гауптвахту вместе.
Несколько минут мы сидим в сумерках и молча любуемся мерно текущей рекой. Наконец Ника начинает говорить:
— Ты веришь в эффект бабочки? Что небольшие действия в прошлом могут…
— ...очень сильно повлиять на будущее, — заканчиваю я. — Ты делаешь что-то, что кажется тебе не важным, но последствия разрастаются в виде цепной реакции. Да, верю, наверное. А чего ты спрашиваешь?
— Мы познакомились совершенно случайно. Представь, что, допустим, я бы сегодня оделась иначе, и ты бы меня даже не заметил, — высказывает предположение девушка. — И мы бы никогда уже не познакомились. Или познакомились бы спустя много лет, например, в университете, и так никогда бы и не узнали, что мы были здесь на одной смене… — она делает долгую паузу, и у меня в голове зарождается смутная догадка, отдающая паранойей. — Знаешь, ты мне очень нравишься, — внезапно смущенно заканчивает Ника.
Это выглядит как простое совпадение, но в последнее время я не верю в совпадения. Несколько секунд я борюсь с предательской мыслью и наконец решаюсь спросить:
— Прости за тупой вопрос, но ты помнишь, какое сегодня число?
Девушка явно не ожидает этого вопроса и смотрит на меня с удивлением. Задумывается и неуверенно говорит:
— Пятнадцатое июля?
— Почти угадала, — отвечаю я, понимая, что сегодня второй день смены, и она чисто физически не могла так ошибиться. — Седьмое. А какой последний фильм ты смотрела в кинотеатре?
Ника мрачнеет. Её плечи бессильно опускаются, и выдержав паузу, она спрашивает в ответ:
— Из какого ты года?
— Октябрь девятнадцатого, — честно отвечаю я.
— Надо же, — она грустно улыбается. — Я тоже. Может быть, только так мы и можем оказаться в одном и том же прошлом? Если засыпаем одновременно? — она некоторое время молчит, и я решаю задать вопрос, который мучит меня уже несколько минут:
— Почему мы перестали общаться? Чего ты начала меня игнорировать?
Ника издает смешок и начинает говорить:
— Ты ещё не понял? Всё же началось в тот вечер, на дне рождения у Димы. Мы с тобой начали спорить. Ты как обычно уперся лбом до последнего, ну я тебе и наговорила. Решила вернуться и всё исправить. Но когда заснула, ты внезапно стал говорить совсем о другом. Моя способность никогда не давала сбой до того момента. Мне казалось, что события инвариантны, пока я сама не начинаю их менять. Я испугалась и проснулась, — она делает паузу, но я молчу, переваривая услышанное, и в конце концов она продолжает.
— Сначала думала, что это просто чертов эффект бабочки — я сама сделала что-то не так. Несколько раз возвращалась в прошлое и пыталась всё поменять, но с тобой мои способности не работали. Я боялась и не придумала ничего лучше, кроме как отморозиться и постараться забыть о тебе, — её глаза становятся влажными. — Общалась с другими людьми, постаралась тебя заменить. Но получалось хреново. Мои мысли всё время возвращались к тому, что ты почему-то не поддаешься моей силе, и меня это бесило. И ещё… я по тебе очень скучала.
Не дожидаясь дальнейших слов, я беру её за руку. Я понимаю, что этот момент мне уже никогда не удастся изменить, но я готов рискнуть чем угодно.
***
Ника рассказывает, как она впервые применила свои способности, заснув на лекции, и долгое время считала, что у неё было просто дежавю. Я шучу, что на наших лекциях такие ощущения у меня возникали и без каких-либо перемещений во времени.
***
Она называет это “проснуться из нашей реальности в другую”. Я называю это “нырками”. Названия разные, но суть одна и та же.
***
Я рассказываю смешную историю про то, как вернулся в 2011, чтобы купить биткоин, а когда “вынырнул”, оказалось, что он так никогда и не взлетел в цене. Я пытался несколько раз и в конце концов бросил эту затею, вернув всё обратно. Мы некоторое время рассуждаем о теории хаоса и о том, что возможно по невероятному совпадению именно в той ветке реальности, в которой мы живём, сложились все нужные обстоятельства для этого криптопузыря.
***
Она рассказывает, как пыталась играть на ставках, но оказалось, что исходы большинства матчей практически случайны. Со смехом мы сходимся на том, что единственный действительно легкий способ заработать на нашей способности — вовремя перевести все деньги в доллары.
***
Холодает, и я укутываю её в свою рубашку.
***
Я рассказываю про правила “нырков”, которые вывел для себя. Когда я вслух жалею, что после пробуждения прошлая версия меня не помнит о том, что состоялся “нырок”, Ника высказывает очевидную идею, заставляя меня почувствовать себя идиотом. Оказывается, что с того самого дня, как она впервые обрела способности, она ведёт дневник. При необходимости она возвращается в прошлое и просто оставляет в дневнике указания для самой себя.
Это отдается у меня в голове тяжелым воспоминанием. Я осознаю, что именно это Макс и делал в отчаянии в том заброшенном доме — писал дневник. Я спрашиваю у Ники, не сталкивалась ли она с другими путешественниками во времени. Получив отрицательный ответ, рассказываю ей шокирующую историю про Макса, а также жутковатое воспоминание из детства.
Мы задаемся вопросом: сколько ещё таких же, как мы, ходит по миру? Со сколькими из них мы пересекаемся каждый день, сами того не зная?
***
Порыв прохладного ветра колышет камыши, будто бы гигантской рукой приглаживая их верхушки. Ника прижимается ко мне. Я обнимаю её, и моё сердце ускоряется.
***
Ника рассказывает, как однажды попробовала “заснуть”, уже находясь в прошлом. Я уважительно хмыкаю — на такие эксперименты я не решался. Её опыт оказывается тоже не слишком успешным: ей удается погрузиться во второй слой буквально на секунду. Когда она “просыпается” в реальности, ей настолько плохо, что приходится пропустить работу на следующий день.
***
За нашими спинами слышатся голоса. Какая-то парочка останавливается в двадцати шагах позади. Незнакомая мне девушка хихикает и сообщает парню, что здесь уже занято. Мы молча ждем, пока они удаляются.
Я поворачиваюсь к Нике, и она, устав ждать инициативы с моей стороны, целует меня.
Технически это мой первый поцелуй. Эта мысль меня почему-то смешит.
***
Я говорю Нике, что мы с ней обязательно должны быть вместе — сама судьба дала нам в руки возможности, недоступные другим. Она совершенно серьезно заставляет меня пообещать никогда больше не использовать свои способности на неё. Я соглашаюсь.
Мы слышим, как на танцполе диджей объявляет, что уже почти время отбоя, и следующий “медляк” будет последним. Он включает незнакомый мне слащавый инди-трек. Ника решает, что это крайне романтично, и мы долго целуемся, пока мелодия не подходит к концу.
— Проводишь меня до корпуса? — шутливо спрашивает она. Разумеется, я соглашаюсь.
У корпуса она говорит, что нам пора прощаться. Мы договариваемся, что оба проснемся следующим утром спустя много лет, и если мы действительно подходим друг другу, то мы наверняка проснемся вместе.
Затем, я вижу, как глаза Ники на миг закрываются, и когда она их наконец открывает, несколько секунд смотрит на меня с удивлением, а затем хихикает и целует меня в щёку. Я понимаю, что она “вынырнула”.
Конечно, я тоже отправлюсь в будущее к Нике. Но не прямо сейчас. Я ни в коем случае не планирую ничего менять или нарушать данные обещания. Но после всего того, через что мне довелось пройти, я не собираюсь наутро довольствоваться новыми блеклыми воспоминаниями об изменившейся реальности. Я не хочу больше терять Нику и я хочу по-настоящему прожить всё, что нам предначертано.
Мне предстоит долгая дорога назад.
***
Когда я “выныриваю”, моя голова будто бы раскалывается на мелкие кусочки. Боль такая, что я не могу произнести ни слова. В глазах взрываются фейерверки, и я не вижу ничего вокруг. Попытка пошевелиться отдается ещё большей болью и тошнотой, которую я едва сдерживаю. В этот момент кто-то берёт меня за руку. Я понимаю, что это Ника, и в ту же секунду сознание покидает меня.
***
Когда я прихожу в себя во второй раз, мне уже намного лучше. Мигрень остается, но это можно стерпеть. Сквозь закрытые веки я чувствую солнечный свет и понимаю, что уже утро. Пора вставать, но я продолжаю лежать с закрытыми глазами и вспоминаю прошедшие годы.
***
Вспоминаю, как после лагеря мы всё лето гуляли по городу, катались вместе на велосипедах и смотрели фильмы дома у её родителей.
Вспоминаю, как в одиннадцатом классе у нас был первый секс. Неловкий, не самый удачный, но открывающий нам двери в абсолютно новый этап отношений.
Вспоминаю, как после выпускного она страшно сломала в нескольких местах лодыжку. Кости срослись, но на голени остались уродливые следы, после которых она перестала носить платья.
Вспоминаю, как мы вместе поступили в один ВУЗ на одну кафедру и в этот раз таки попали в одну группу.
Вспоминаю, как после первого курса мы набили одинаковые татуировки в одном и том же месте — на ноге, чтобы закрыть шрамы, которых она так стеснялась.
Вспоминаю, как ещё через год она обнаружила способность перемещаться в прошлое. Как она рассказала мне об этом, и мы вместе постигали границы её возможностей.
Вспоминаю, как после четвертого курса мы наконец съехались вместе, а ещё через полтора года я сделал ей предложение. Свадьба состоялась двадцать второго июня, и, разумеется, Макс выполнял на ней почетную роль свидетеля.
Вспоминаю, как на следующее утро я увидел его спящим на кресле у меня дома, очень пьяным и, что важнее всего, живым.
Вспоминаю, как после свадьбы мы улетели в “медовый месяц” в Португалию. Именно тогда в последний день отпуска, сидя в зале ожидания аэропорта, я в последний раз взглянул на счастливую Нику и наконец “вынырнул”.
***
Я слышу, что кто-то зовёт меня по имени, и отвлекаюсь от воспоминаний. Открываю глаза и вижу в постели рядом с собой Нику.
Но в ту самую секунду, когда свет попадает мне в глаза, адская боль возвращается сторицей. Прежде, чем я начинаю кричать, я успеваю понять, что я вижу только левым глазом.
Ника бросается ко мне. Она явно напугана. Я пытаюсь встать, но не могу. Кажется, будто каждая кость в моём теле сломана. Сквозь мучительную боль, я пытаюсь объяснить Нике, что происходит, но вместо слов из моего рта почему-то вырывается нечто нечленораздельное. Наконец у меня получается выдавить из себя слово “скорая”, и Ника хватается за телефон.
***
Когда меня привезли в больницу, я уже частично пришел в себя. Врачи долго обследовали меня, делали несколько CT-снимков мозга и ставили взаимоисключающие диагнозы. В конце концов они сошлись на том, что у меня произошел атипичный ишемический инсульт: это вроде как объясняло большую часть симптомов, начиная от частичной потери зрения и заканчивая дефектами речи.
Я не настаивал на уточнении диагноза: мне было прекрасно понятно, что современная медицина не имеет представления о том, что происходит с мозгом, когда его нейроны пытаются перестроиться, чтобы совместить внутри себя несколько лет противоречивых воспоминаний.
Несвязная речь и нарушенная координация прошли довольно быстро. Через несколько недель меня почти оставили мигрени. Однако правый глаз так и не удалось восстановить. Но этим последствия не ограничились.
Во-первых, когда меня наконец выпустили из реанимации, нас с Никой ждал долгий неприятный разговор. Она кричала на меня, называла безответственным идиотом и обманщиком. Мне в общем-то было нечего этому противопоставить. Я был виноват по всем статьям.
Вскоре она успокоилась и частично меня простила. Но когда меня выписали из больницы, меня ждал ещё один удар ниже пояса.
Я попробовал “нырнуть” и не смог.
Мы долго работали над этим. Ника пыталась мне помочь, первое время веря, что я просто растерял навык. Безуспешно — я лишился своей силы.
Тому, кто никогда не имел такой возможности, будет сложно меня понять. Попробуйте представить, что однажды утром вы проснулись и поняли, что забыли, как ходить. Вы опускаете обе ноги с кровати, пытаетесь на них встать, но они вас не держат. Примерно так чувствовал себя я в этот момент.
А ещё я вспомнил, как давным-давно в моем детском воспоминании дядя Миша сказал: “Когда ты зафиксируешься, то поймешь”. Конечно, я не могу знать наверняка и лишь предполагаю, но мне до сих пор кажется, что каждый человек имеет какой-то внутренний резерв жизненной силы. Каждый раз, когда мы перемещались в прошлое и обратно, мы тратили его. Не знаю уж, восстанавливался он потом или нет, но это уже не важно — когда я совершил свой последний прыжок, я пробыл в прошлом слишком долго, и когда я вернулся, мой резерв исчерпался до нуля. Я зафиксировался.
Ника понимала, как мне тяжело, и искренне сочувствовала. Но это не помогало. Она была успешной программисткой, идеальной во всём (ещё бы ей не быть идеальной — она всегда имела возможность исправить что угодно). Я был инвалидом, страдающим от постоянных головных болей и глубокой депрессии. С каждым днем мы отдалялись всё больше, и я винил в этом только себя.
Помимо невозможности перемещаться, меня ждал ещё один неприятный сюрприз. Теперь, когда я был зафиксирован, моя память стала работать иначе. Каждый раз, когда кто-нибудь менял прошлое, я продолжал помнить старую версию событий, а не измененную.
Впервые это проявилось почти незаметно — как-то раз Ника позвонила с работы и попросила поискать её ключи на шкафу. Я нашёл их, о чем и сообщил. Следующее, что я помню — я сижу за компьютером, телефон выключен, а ключей на шкафу нет.
Сначала я испугался и списал это на провалы в памяти из-за повреждений мозга: врачи предупреждали, что такое может случиться. Но когда вечером я рассказал об этом Нике, она шокировано объяснила мне, что после звонка “нырнула” в утро и взяла ключи. Я физически не мог об этом помнить — в этой версии реальности ей было незачем мне звонить.
С тех пор пропасть между нами стала ещё больше, и в общении всё чаще стало сквозить недоверие.
Кроме того, я стал замечать и другие изменения, ясно свидетельствовавшие о том, что вокруг существует множество путешественников во времени, не стесняющихся постоянно редактировать прошлое.
Так в одно прекрасное утро в разговоре с Никой я узнаю, что мы планируем идти на концерт twenty one pilots. Проблема в том, что я впервые слышу об этом исполнителе. Концерта Manic Subsidal, на которых мы собирались, я в интернете не нахожу. Как и вообще самой группы.
В другой день я загружаю третьих героев, только чтобы обнаружить, что мой любимый замок отсутствует в игре. Поиск в интернете подсказывает, что его собирались добавить, но отменили из-за негативной реакции фанатов.
Порой я действительно начинаю путаться в воспоминаниях. Еду в гости к отцу и выхожу не на той остановке. В разговоре с матерью упоминаю друга детства, которого никогда не существовало. Забываю дома огонь на плите (при этом я уверен, что выключал конфорки): Ника ругается на меня, но потом видит моё шокированное выражение лица и начинает просто плакать.
В этот момент я неожиданно осознаю, что дядя Миша скорее всего не был шизофреником.
Самое тяжелое — видеть в глазах окружающих жалость и сопереживание. Они думают, что я пережил ужасную травму и теперь страдаю, путаясь в воспоминаниях и забывая реальный мир. Каждый раз мне хочется закричать им в лицо, что это они не видят реального мира и не понимают, что их жизнь каждый день переписывается снова и снова небольшой группой людей, в руках которых лежит реальная власть.
Всё это напоминает индивидуальный ад, спроектированный лично для меня. Я один понимаю, что на самом деле происходит, но не могу никому объяснить.
Каждую ночь я засыпаю с мыслью о том, что я хочу “проснуться” из этой реальности.
Но не могу.