Доктрина Куропаткина

Куропаткин выделяет четыре стратегических направления:

- Северо-Запад (выход к Балтике)

- Юго-Запад (выход к Черному Морю)

- Юг (Средняя Азия)

- Восток (выход к Тихому океану).

Он заключает, что в XVIII и XIX веке в ходе 33 внешних и 2 внутренних войн армия выполнила возложенные на нее задачи, и Россия не нуждается в дальнейшем увеличении территории. В тоже время Куропаткин приходит к выводу, что «соотношение сил и средств наших по обороне границ с силами и средствами наших соседей стало ныне менее благоприятным, чем то было ранее». Речь идет о том, что на протяжении всей истории в силу комплекса причин Россия всегда отставала от соседей в скорости развертывания и была неспособна выставить достаточный наряд сил на начальном этапе практически любого конфликта. С появлением железных дорог (новая на тот момент технология) этот разрыв только усугубился.

Как следствие, Куропаткин рассматривает ключевые войны от Северной до Русско-Турецкой 1878 г. и приходит к выводу, что для победы в любой войне России необходимо избирать «стайерский» подход. Стратегия быстрого натиска подходит другим государствам (вспоминаем немецкий «Блицкриг», американский «Шок и трепет»). В случае же России, начальный этап конфликта с сильным в военном отношении противником стоит рассматривать как заведомо проигрышный, а проигранные в его ходе сражения воспринимать как неизбежное зло — силы противника в них изматываются, а Россия, напротив, наращивает свои возможности. Поэтому на первом этапе армия должна по возможности экономить силы и избегать потерь. А к активным наступательным действиям переходить, когда соотношение сил изменится в нашу пользу.

От правительства это требует немалой стойкости и решительности. Если руководство пасует под давлением «партии поражения», Россия проигрывает и принимает навязанные условия (Крымская война, Русско-Японская). Когда оно оказывается способно проявить твердость, Россия неизбежно добивается победы на длинной дистанции (Северная война, Наполеоновские войны). По опыту ХХ-XXI веков, сюда очевидно можно добавить Великую Отечественную и Чеченские войны. Первая Мировая тоже укладывается, с той оговоркой, что наученное горьким опытом Русско-Японской войны правительство Николая II обеспечило темпы мобилизации выше всех довоенных прогнозов и в общем проявило решимость вести войну, несмотря на неудачи. Но не озаботилось объяснить эти соображения армии, населению и даже верхушке общества и в итоге лишилось их поддержки.

Ниже просто несколько цитат для тех, кто не хочет читать целиком. На наш вкус они до сих пор резонируют. Пассажи о более высокой или низкой культуре предлагаем читателю пропускать мимо ушей. В 1900 г. в это вкладывался другой смысл. На наши деньги речь идет о социально-экономическом развитии (пресловутые развивающиеся и развитые страны), а не культуре в современном понимании слова.

О Западной Украине:

Относительно возможного после войны с Россией изменения границ наших с Австрией в докладе моем 1900 г. сказано:

«В случае успешной войны с Россией, Австро-Венгерское правительство под давлением поляков, вероятно, будет требовать присоединения к Галиции пограничных местностей с польским населением. Воображение польских и венгерских патриотов заносилось уже так далеко, некоторые из них, в случае неудачной для нас войны, отодвигали пределы России до Бреста и Днепра.

Очевидно, что никакого территориального ущерба Россия даже после неудачной войны не потерпит и напряжет все силы, дабы в возможно непродолжительном времени возвратить потерянное.

В свою очередь, для России после победоносной войны и вероятного распадения Австрии как последствия разгрома будет предстоять вопрос: брать ли территориальное вознаграждение, и если брать, то какое именно?

Обычная фраза о необходимости исправления нашей границы явится тогда на сцену. Карпаты снова представятся естественною границею, и вся Галиция может быть присоединена к России.

Надлежит заблаговременно дать себе отчет: нужно ли нам это увеличение территории и населения? Усилимся ли мы от сего присоединения или, наоборот, создадим себе источник слабости и тревог? Такое присоединение сто или даже семьдесят лет тому назад могло бы, вероятно, послужить на пользу и силе России, да и то лишь «вероятно», ибо мы не можем быть уверены, что за этот период Австрия не пыталась бы отобрать у нас потерянную область. 1855 г. был отличным для сего случаем.

Но ныне, после того как Галиция такой долгий срок жила особой от нас жизнью, отторжение ее от Австрии может быть только насильственным и потому болезненным. Не только польское, но даже и русское население Галиции (русины) вовсе не рвется в подданство России. Мы для славян Австрии, не исключая и русинов, можем только служить средством, но не целью. Надо это непрерывно помнить. Даже менее нас культурные болгары и сербы тотчас отворачивались от России, как только становились на ноги ценою драгоценной русской крови.

Славянам Австрии помощи нашей не надо. С большою настойчивостью они каждый год мирным путем завоевывают себе понемногу права, равняющие их с немцами и венграми. Несмотря на тяжелое экономическое положение населения Галиции, несмотря на скупку земель евреями [прим. извините, так в тексте], подати, более тяжелые чем в России, на относительную неравноправность поляков и русинов, население Галиции основательно считает приобретенную им культуру более высокой, чем у соседнего с ними нашего населения. Переход в подданство России, по мнению этого славянского населения, будет шаг назад, а не шаг вперед. Нам надо это твердо знать, дабы не обманывать себя ложными и вредными мечтаниями, что как только наши войска вступят в восточную Галицию — население восстанет против австрийцев, своих вековых притеснителей.

Если бы, напротив, мы увлеклись мыслью об округлении наших владений до естественных рубежей, то несомненно создали бы себе бесконечный источник тревог и, прибавляю, расходов за счет платежных сил и средств коренного русского населения. Присоединенная к нам Галиция, хотя и в меньшей мере, чем присоединенная к России Восточная Пруссия, могла бы обратиться для нас в Эльзас-Лотарингию.

О телеграм-каналах:

В былое время, когда войны велись небольшими армиями постоянного состава, неудачи не затрагивали так глубоко самые насущные интересы всей нации, как затрагивают ныне, когда после введения всеобщей воинской повинности, армии возросли в численности, и в военное время большая часть бойцов призывается лишь на время войны из среды народа. Ныне войну, для успешного ее окончания, должен вести «вооруженный народ», а не армия. Поэтому все стороны жизни государства затрагиваются войною несравненно глубже, чем ранее. С другой стороны, неудача отражается болезненнее, чем прежде.

Под влиянием оскорбленного народного самолюбия, обыкновенно спешно ищутся причины и виновники неудачи. Одни ищут объяснения ее в причинах общего характера, другие — в причинах частного характера. Одни обвиняют систему, режим, другие — отдельных лиц. Партии, недовольные правительственной властью, быстро пользуются случаем, дабы неудачи войны обратить в орудие против правительства. Так и у нас противоправительственная партия работала во вред правительству не только после войны, но и во время самой войны, затрудняя деятельность армии. Для этой партии поражение нашей армии было желательно, ибо давало надежду на подрыв престижа правительства и на смуту. Поэтому и девиз этой партии выражался следующим образом: «чем хуже, тем лучше». Прокламации в сотнях тысяч экземпляров распространялись среди войск, особенно запасных, и призывали их не к победе, а к поражению. Газеты, журналы, в лице своих сотрудников, даже не принадлежавших к вышеуказанной партии, работали для ее успеха, заливая грязью армию и ее представителей. Некоторые корреспонденты с театра войны, плохо осведомленные о наших действиях и еще хуже о японских, часто на основании не увиденного, а только услышанного, из источников недостаточно компетентных, увеличивали смуту в умах, раздувая значение той или другой из наших неудач. Даже многие офицеры армии, писавшие с театра военных действий, старались отличиться спешной критикой, излагая часто совершенно неверно фактическую сторону описываемых ими событий и придавая своим описаниям безотрадный или плаксивый тон. Известий с боевых линий и правдивых известий о действиях тех многочисленных героев, которые целые месяцы, стоя лицом к лицу с противником и мужественно, не теряя веры в победу, боролись с ним, поступало мало. Герои — солдаты, скромные младшие офицеры, командиры рот, сотен, батарей, полков, не писали, да и времени писать не имели о своих трудах и подвигах, а изучать и наблюдать эти труды и подвиги, разделяя с передовыми войсками и опасности, решались лишь немногие из корреспондентов. Надо прибавить, что между корреспондентами были люди очень храбрые и искренно желавшие принести пользу, но отсутствие даже элементарной подготовки к пониманию сложного военного дела делало их усилия малопроизводительными. Лучше других могли судить и давать правильную оценку виденного читающей публике состоявшие при нашей армии иностранные военные агенты. Многие из них, весьма удачно выбранные, братски разделяли с нашими войсками все труды и опасности, полюбили наши войска; и взаимно приобрели любовь и уважение наших войск. Но их отчеты долго останутся нам неизвестными. Из наших корреспондентов некоторые предпочитали, проживая в тылу и наблюдая изнанку войны, писать скорбные для всей читающей России известия с тыла — о пьянстве, кутежах, распущенности, например, в Харбине, давая публике совершенно одностороннее представление о жизни армии. В результате, вместо того чтобы при первых наших неудачах явиться источником для подъема патриотизма, самопожертвования, вместо того чтобы, по мере роста трудностей войны, взывать о новых усилиях с нашей стороны, ободрять ослабевших, призывать на борьбу всех лучших сынов родины, помогать правительству комплектовать убывающие ряды армии, помогать приливу в армию материальных и духовных сил, — наша печать во время войны в значительной степени играла в руку врагов наших, внутренних и внешних, вселяя в массах населения ненависть к войне, угнетая еще на родине дух отправлявшихся на войну, подрывая всемерно веру у солдат в офицерский состав армий, подрывая авторитет начальствующих лиц. Таковыми действиями нация не призывалась к подъему сил, чтобы выйти, наконец, победоносно из всех затруднений, а, напротив того, посылаемые в армию укомплектования и войсковые части двигались на войну, неся с собою вместе с прокламациями зародыши новых неудач.

О преемственности военных задач и цене побед:

Преемственные задачи на XVIII столетие, выпавшие на русскую военную силу, одновременно с созданием постоянной регулярной армии, заключались в следующем:

1. На северо-западе — продолжить труды царей Иоанна III и Иоанна IV, т.е. отторгнуть от Швеции Балтийское побережье и продвинуть границу до естественного морского рубежа.

2. На западе — продолжить борьбу царя Алексея Михайловича и возвратить от Польши Белоруссию и Малороссию.

3. На юге — идти по пути, указанному великими князьями Святославом и Олегом, продвинуть границу к Черноморскому побережью, расшатать Турцию и подготовить почву для дальнейших ударов.

4. На юго-востоке — продолжить труды царя Феодора Иоанновича и Бориса Годунова, обратить Каспийское море во внутреннее и стать твердой ногой на Кавказском хребте.

5 и 6. В Азии — расширить пределы в двух направлениях: к стороне Средней Азии, чтобы обеспечить русские области от набегов кочевников, и к стороне Восточного океана, представляющего естественный выход для Сибири.

Из этих задач в XVIII столетии мы преследовали с упорством только первые три. Попытка овладеть Хивою окончилась в 1717 г. полною неудачею и надолго остановила наше движение в Среднюю Азию. В Сибири, при спокойном миролюбивом отношении к нам китайцев и японцев и слабости киргизских орд, мы могли организовать охрану 9-тысячеверстной границы с Китаем отделением лишь ничтожных военных сил.

Из приведенных выше трех задач наиболее трудной оказалась задача первая — по овладению Балтийским побережьем. Выдающийся полководец Карл XII, с небольшой, но закаленной в боях армией, 21 год боролся против России с гениальным Петром во главе. Но и гений Петра не в силах был отвратить полное поражение наших войск под Нарвой в 1700 г.

Упорные труды по созданию превосходной по числу и хорошо обученной армии привели Петра Великого через 9 лет после Нарвы к победе в 1709 г. под Полтавой.

Но борьба со Швецией (Великая Северная война) закончилась только в 1721 г. присоединением к России по Ништадтскому миру Ингерманландии, Эстляндии, Лифляндии и небольшой части Финляндии всего до 812 000 кв. верст. Этой войной Россия выдвинулась в ряды европейских держав.

Причиною нашего поражения под Нарвой было выставление первоначально слишком недостаточных и малостойких войск (50 000).

В течение Северной войны наши силы были доведены до 130 000. Под Полтавою мы уже имели опытных помощников у Великого Петра, опытную армию и весьма большое превосходство в силах над шведами. Всего за 21 год войны нами выставлено 1 700 000 бойцов, и выход к Балтийскому морю стоил России за 21 год борьбы 120 000 убитых, раненых, без вести пропавших и до полумиллиона выбывших из строя больными.

Выход России к Черному морю тоже дался России нелегко. Мы вели для достижения этой важной цели в течение XVIII столетия четыре войны с Турцией. Первая война в 1711 г., когда мы выставили недостаточные силы, всего 50 000, тоже окончилась, несмотря на присутствие в армии Петра Великого, окружением наших войск на Пруте. Мы не только не овладели Черноморским побережьем, но вынуждены были уступить туркам Азов и разрушить укрепления на нижнем Днепре. Постепенно развивая свои вооруженные силы, мы в четвертую войну с турками в 1787–1791 гг. довели общее число участвовавших в течение одной кампании в 220 000 человек) и победили турок: по Ясскому договору турки признали присоединение Крыма к России и уступили нам земли между Бугом и Днестром.

Выход к Черному морю стоил нашей армии в течение 4 лет около 90 000 убитыми, ранеными и без вести пропавшими и до 300 000 выбывшими из строя больными. Общее число выставленных нами для борьбы с Турцией в XVIII столетии воинских чинов составило до 1 500 000 человек.

Выполнение в XVIII столетии третьей задачи, по возврату от Польши Белоруссии и Малороссии, потребовало ведения с нею четырех войн. Последняя из них окончилась прекращением самостоятельного существования Польского государства. За четыре войны мы выставили для борьбы с Польшей наибольшую армию около 75 000 человек. Общее число бойцов, участвовавших в четырех войнах, составило до 400 000 чел. Мы потеряли убитыми, ранеными и без вести пропавшими за все четыре войны до 30 000 человек, и выбывшими из строя больными до 75 000 чел.

О военных реформах:

Мероприятия по развитию вооруженных сил во вторую половину XVIII века сопровождались последствиями двух родов. Армия усилилась числом и качеством, воспитала в себе прочные военные достоинства и создала Румянцева и Суворова, но численность ее не соответствовала финансовому положению страны; войсковое хозяйство не было упорядочено, административное устройство не урегулировано, организация не шла далее полка. Тактическая подготовка отличалась разнообразием.

Мероприятия императора Павла I по устранению помянутых недостатков не достигли цели; общая численность войск в это время была понижена с 500 до 400 тыс. чел. боевого состава.

Об упорстве в достижении военных целей, сепаратизме и угрозе мировых войн:

В высокой степени поучительно упорство, с каким Петр Великий и Александр I вели борьбу с такими противниками, как Карл XII и Наполеон. Мы начинали борьбу в этих двух событиях недостаточными силами, терпели тяжелые поражения под Нарвой, Аустерлицем, Фридландом, но, все увеличивая энергию, упорно продолжали борьбу как с Карлом, так и с Наполеоном. Но эти лета усиливали, закаляли наши войска, создавали вождей во время самой войны, увеличивали армии с целью получить большее превосходство в силах над противником, и окончили эти войны победоносно Полтавою и вступлением в Париж. В результате войн с Наполеоном, мы вошли в Польше в настоящие границы. Эти границы существуют уже скоро сто лет. Изменение их, как то будет изложено ниже, невыгодно для России и может быть произведено только как результат европейских войн. Жертвы предвидятся при этом столь тяжкие, что изменение границ невыгодно не только нам, но и Германии с Австриею. Поэтому в числе задач на XX столетие не могут быть поставлены задачи по изменению границ бывших польских владений. Тем не менее польский народ, разделенный между тремя сильными державами, при объявших весь мир национальных стремлениях, не может до сих пор помириться с постигшею его историческою судьбою. Поэтому XX век даст много забот России по внутреннему успокоению и устройству польского народа.

О невнимании к национальным вопросам:

В XIX столетии наша задача по выходу к Балтийскому морю была окончена.

Получив после победной войны Финляндию в державное обладание, мы в течение XIX столетия слишком мало обращали внимания на внутренние дела этой русской провинции и в результате получили под столицею враждебно настроенную к нам, полную сепаратных стремлений местность, населенную хотя и немногочисленной, но упорной народностью. На XX век перешли и задачи по приобщению Финляндии к русской государственности.

О вмешательстве НАТО, фотоотчетах и кумовстве:

Вмешательство европейских держав в наши дела на ближайшем востоке в целях ослабления России привело к Восточной войне в 1853–1855 гг. Эта несчастная для нас война окончилась потерей для нас Черноморского флота и устьев Дуная. 

Наша армия ко времени Восточной войны 1853–1855 гг. была весьма многочисленна и, как в отношении корпуса офицеров, так и нижних чинов, представляла отличный материал. Значительная часть офицерского состава происходила из дворян, нижние чины служили 25 лет, унтер-офицеры и фельдфебели были опытные и авторитетные служаки. Но после успешных войн XIX столетия армия наша по отношению к выучке и вооружению пошла не вперед, а назад. Аракчеевский взгляд на службу глубоко проник во все слои армии. Особенно был слаб старший начальствующий персонал. О том, что армия назначается для войны, было забыто. Показная сторона взяла верх над сущностью. Ружейные приемы и церемониальный марш поставлены выше всего. Наилучшим показателем взглядов той эпохи на нашу боевую силу служат несомненные факты подскобки и подпиливания с разрешения начальства разных частей ружья (гаек и шомполов), чтобы при ружейных приемах получался особый дружный звон тысячи ружей, приятно ласкавший ухо начальников того времени.

Успех службы офицеров зависел от протекции. Без протекции пробирались вперед наиболее послушные воле начальства, в каких бы диких формах эта воля ни проявлялась. Начавшееся в России, по почину Александра I, после Наполеоновских войн, освободительное движение, проникшее и в ряды армии, сменилось административным гнетом, тяжело отразившимся на всех видах деятельности в России, на всех сословиях, в том числе и на военном.

О проблемах флотского строительства:

Наш Черноморский флот, еще полный воспоминаний о победе под Синопом, с такими начальниками, как Лазарев, Нахимов, Корнилов, Истомин, в духовном отношении стоял очень высоко и был многочислен. Но отсталость нашего флота от европейских была еще большая, чем в сухопутной армии; против нашего парусного флота союзники привели в Черное море паровой флот.

О целеполагании и проблемах перехода армии с мирных на военные рельсы:

Относительно приготовлений к войне и первой ее части (Дунайская кампания) один из участников в своих воспоминаниях, недавно изданных, пишет так:

«Столкновение с западом, разразившееся Восточной войной 1853–1856 гг., казалось бы, не должно было застигнуть Россию врасплох. Летом 1852 г. война уже висела в воздухе; на вероятность ее указывала особенная заботливость того времени о приведении в исправность военного обоза и материальной части армии, а о близости ее покойный император Николай Павлович лично предупредил войска на осеннем смотру, происходившем при городе Елисаветграде».

«Наконец, в июне 1853 г. войска наши перешли р. Прут и заняли Дунайские княжества, а в октябре Турция объявила нам войну. Блистательный Синопский разгром турецкого флота, поднявший народное чувство в России, послужил предлогом к объявлению нам войны со стороны Англии и Франции. Начался длинный ряд тяжких и оскорбительных наших неудач».

«Дунайская кампания 1853–1854 гт. не могла быть успешна по одной той причине, что велась без определенной цели. Или не прозревая истинных намерений Австрии, или в уверенности на сохранение нейтралитета с ее стороны, мы старались не противоречить ее требованиям и связали себе руки. Оборона левого берега Дуная не сопровождалась ни единым удачным делом, наступательные действия скоро оставлены под давлением Австрии. Кампания эта не принесла нам ни чести, ни пользы и, подтвердив старую доблесть русского солдата, обнаружила только поголовную неспособность военачальников да массу вкравшихся в армию злоупотреблений. В июле 1854 г. русские войска со стыдом и озлоблением вернулись в свои пределы от стен непокорной Силистрии, а союзники обратили взоры на Крым»

О спутниковой разведке и высокоточном оружии:

Под Альмой мы собрали 33 000 чел. (42 бат., 16 эск., 84 ор.) и дали твердый отпор противнику. К сожалению, действуя в родной стране, мы не знали местности, и ген. Воске, проведя неизвестной нам тропой свою колонну, вышел на наш левый фланг, что и решило отступление наших войск, произведенное беспорядочно. Наши ружья в этом бою стреляли на 300–450 шагов, а противник стрелял (пулями Минье) на 1200 шагов. Мы имели вооруженными штуцерами лишь стрелковые батальоны, — по одному на корпус.

Ну и о недостаточной решительности напоследок:

Позорный для России мир был заключен. Мы лишились права иметь военный флот на Черном море и потеряли устья Дуная.

Такой результат был тем более тягостным, что союзники не имели превосходства в силах на Крымском полуострове. Очевидно, что при твердой решимости продолжать борьбу, союзники вынуждены были бы приступить к завоеванию Крыма, но даже и с потерей Крыма Россия могла и должна была продолжать борьбу, памятуя заветы Петра в войну Северную и Александра I в войну Отечественную.

Нашими слабыми сторонами оказались высшее командование, штабная служба и особенно интендантство.

@vatfor