Does it look weird on me?

— Выбрать для тебя это задание было ошибкой, — Юан вздыхает, наблюдая за лёгкой улыбкой, что играет на губах Дазая. С наигранным раздражением кусает кончик трубочки, пусть в глазах и читается веселье.

— И почему ты так считаешь, Ю-чан? — спрашивает он, отряхивая юбку от шерсти, что осталась после уличного кота, которого он гладил минутой ранее. Сейчас же животное свернулось на траве под тёплыми лучами солнца, доверчиво подставляя белый пушистый живот.

Дазай зарывается пальцами в слегка спутанный мех и смеётся, когда мягкие лапки обхватывают его руку.

— Потому что это должно было быть наказание, а ты им открыто наслаждаешься, — на это заявление Дазай лишь фыркает – он понятия не имеет, откуда в её голове могло могли возникнуть подобные мысли. Дазай никогда не считал ношение женской одежды чем-то постыдным, а уж на некоторые вещи из гардероба сестры и вовсе подолгу заглядывался.

Что ж, это с самого начала было провалом, но не ему винить Юан.

Их небольшая компания расположилась в дальнем углу центрального парка, заняв одну из беседок, где их никто не смог бы потревожить. Сюда редко заходят люди – вход находится слишком далеко, а киосков с едой и вовсе нет, что гарантирует им спокойный отдых без детских криков и беготни. Не то чтобы они не любили детей – один из них является волонтёром в нескольких детских домах, что уже говорит о многом – но сейчас хочется насладиться тишиной и спокойствием.

— Я предупреждал тебя, что это не сработает. — подаёт голос Сигма, что до этого молча сидел в стороне от всех, слишком занятый перепиской со своим парнем. Он подсаживается ближе, берёт свой стакан с соком и делает пару глотков. На высунутый в его сторону язык лишь закатывает глаза, не желая вступать в спор.

— Я помню! — Юан скрещивает руки на груди и откидывается на спинку скамейки. — Но я действительно надеялась, что это хоть немного смутит его.

— Этой бинтованной рыбине неизвестно чувство стыда, — все трое резко оборачиваются на Чую, что впервые за весь день заговорил. С самого момента, как они встретились, Чуя был тих и почти незаметен, только шёл позади и как-то хмуро рассматривал Дазая.

И, да, там действительно было на что посмотреть – Дазай был одет в нежно голубую юбку с вставками перламутровых шёлковых лент, белый топ на бретельках и полупрозрачную накидку. Глаза подведены, а на губах виднелся блеск, что пачкал стакан, каждый раз, когда Дазай отпивал из него. Вид был странным и непривычно, однако это совершенно не объясняло странное поведение и чрезмерную раздражительность.

Юан, наблюдавшая за ним весь день, хитро сверкает глазами, но молчит – не в её принципах вмешиваться в чужие дела.

— Где вы вообще взяли эти вещи? У Юан таких нет, — добавляет Чуя, его брови сходятся на переносице.

— Это всё Йо... — начинает было Сигма, но Дазай резко встаёт, хлопнув ладонями по столу. Он впивается до ужаса дружелюбным взглядом в Чую, улыбается настолько мило, что по коже проходится разряд электричества.

Чуя невольно вздрагивает, вжимаясь в деревянную спинку.

— Ах, и откуда же Чиби знает, что у Ю-чан есть, а чего нет? — воркует Дазай, склоняя голову к плечу и заправляя выбившуюся прядь волос за ухо. Он ни на секунду не отводит от Чуи блестящих глаз, заглядывает в самую душу, пока выражение его лица остаётся всё таким же жутким. Терпеливо дожидается ответа, и пусть Чуя знает, что объяснять ничего и некому не обязан, что он не сделал ничего плохого, но выдерживать подобное давление действительно сложно. В горле застревает ком оправданий, которым так и не суждено родиться на свет.

— Хотя нет, неважно, — Дазай не даёт сказать и слова, вместо этого вкладывая ему в приоткрытый рот виноградину. Выходит из беседке, нагибаясь, чтобы погладить задремавшего кота.

Чуя отводит взгляд и старается не смотреть, чувствуя, как щёки начинают нагреваться.

Юан и Сигма обмениваются многозначительными взглядами, но молчат в ожидании продолжения.

— Я хочу мороженое. Чуя, сходи со мной, — это не просьба –приказ, что не терпит возражений. Дазай осторожно спускается по ступеньками, его руки сжимают скрипучие перила до такой степени, что белеют костяшки. Он не оборачивается и не ждёт согласия, это совершенно ни к чему, ведь Дазай прекрасно знает, что за ним идут следом.

Они идут около десяти минут, но чем дальше становится расстояние до беседке, тем сильнее тревога охватывает и без того напряжённого Чую. Молчание нагнетает, а громкий стук каблука о камни, которых в этой части парка подозрительно много, навевает неприятные мысли. Он совсем не удивится, если сейчас на них выпрыгнет какой-нибудь псих.

Чуя пытается спросить, куда они идут, ведь все киоски находятся в противоположной стороне, но Дазай бросает на него настолько угрожающий взгляд, что язык мигом прилипает к нёбу. Не остаётся ничего другого, кроме как послушно идти рядом, время от времени поддерживая спотыкающегося Дазая за локоть – никто не учил ходить его на каблуках, тем более таких неудобных.

Чуя ойкает, врезаясь в спину резко остановившегося Дазая. Потирает ушибленный нос, подозрительно косится на полностью нечитаемое лицо и готовится бежать.

— Я устал, давай передохнём, — Дазай опускается на пень под одним из огромных деревьев, которых здесь неисчислимое количество. Лениво потягивается, прогибает спину до тихого хруста и закидывает ногу на ногу, отчего юбка слегка задирается, обнажая часть забинтованных бёдер. Он впивается взглядом в Чую, что...

Дазай недовольно пинает его по колену, оставляя на чужих светлых джинсах грязное пятно. Мстительно улыбается, слыша болезненный вскрик и встречаясь с карими глазами, метающими в его сторону молнии.

...Чуя продолжает открыто игнорировать его, смотря куда угодно но не на Дазая.

— Что такое, Чуя-кун? — слащаво начинает он, растягивая гласные. Довольствуется эффектом от непривычного обращения, специально выводит на эмоции, провоцирует на конфликт. Делает всё возможное, чтобы обратить на себя долгожданное внимание.

Дазай не спешит поправлять задравшуюся юбку, вместо этого приспуская накидку, чтобы обнажить плечи, и провокационно ведёт языком по нижней губе. Блеск неприятно отдаёт химическим вкусом апельсина, но Дазай игнорирует это, сосредотачивает всё своё внимание на Чуе, чьё лицо стремительно краснеет, а зрачки расширяются. Следит за тем, как сжимаются его кулаки и он снова отворачивается.

Это неимоверно бесит. Дазай играется пальца с лентами на юбке и серьёзно раздумывает о том, хватит ли их, чтобы связать человека. Даже если и нет, то он всегда может использовать бинты. В конце концов, с учётом того, что Чуя – самый крошечный человек мире, их должно быть достаточно. Возможно, что-то ещё и останется.

— Неужели тебе настолько противно, что ты даже смотреть на меня не можешь? — в итоге не выдерживает Дазай. Его голос насквозь пропитан разочарованием и ощутимым отвращением, которые он даже и не думает скрывать.

Это обидно, думает он, рассматривая свою покачивающую ногу. Пара мозолей уже довольно заметны и неприятно щипят, делая всю сложившуюся ситуацию ещё более невыносимой. Хочется провалиться сквозь землю, оказаться в своей кровати, отгородиться от всего мира. Дазай был уверен, что у них могло бы что-то получиться – Чуя посылал ему сотню сигналов того, что их чувства одинаковы, но теперь начинает казаться, что Дазай лишь принимал желаемое за действительное, а Чуя был просто слишком дружелюбен.

О каких чувствах вообще может идти речь, если Чуя даже посмотреть на него не может? А ведь это всего лишь юбка. Дазай даже знать не хочет, как бы тот отреагировал на то, что скрыто под бинтами.

Дазай поднимается, не видя больше смысла оставаться здесь – Чуя ничего продолжает молчать и всё также смотрит в сторону. В голове проскальзывает шальная мысль поджечь столь полюбившийся ему куст, да пожар устраивать не хочется.

Поэтому он принимает решение вернуться к Юан с Сигмой, забрать свои вещи и отправиться домой, где Дазай проведёт остаток выходных, играя в приставку. Может быть, молча сбегать и не лучшее решение, но приличия это последнее, о чём ему бы хотелось сейчас думать. Да и его друзья слишком понимающие, чтобы как-либо его осудить за подобное. Скорее это Чуе влетит по третье число, но это уже его собственные проблемы.

Дазай отходит на пару метров, когда чувствует, как его дёргают за руку и тянут назад. Осторожно усаживают обратно на пень и сжимают руки на плечах. Чуя стоит с зажмуренными глазами, склонившись над ним, и тяжело дышит. Дазай молча ждёт, что он собирается делать дальше, рассматривая чужое лицо, которое сейчас находится в опасной близости от его собственного. Замечает, что с такого расстояния гораздо лучше видны веснушки на носу, которые обычно почти не заметны.

Лицо Чуи всё красное, смущение такое сильное, что румянец покрывает собой даже шею. Само же выражение лица... Довольно любопытное, отмечает про себя Дазай.

— Чуя?

— Нравится... — хрипит он. Собирается с силами, резко распахивает глаза и встречается взглядом с Дазаем, прижимаясь своим лбом к его. Кончики носов сталкиваются, а учащённое дыхание смешивается воедино. — Мне нравится, как ты выглядишь. Даже слишком.

— Так, значит, Чиби слишком смущён и взбудоражен мои видом? — шепчет Дазай, пока его губы невольно растягиваются в счастливой улыбке. Хочется громко рассмеяться и, наплевав на всё, наброситься Чуе на шею. — Как это мило.

— Ох, просто заткнись.

— Или что?

— Или я не поцелую тебя. — Дазай смеётся на эту несомненно жестокую угрозу и сам тянется вперёд, сокращая расстояние. Их губы соединяются в долгожданном поцелуе, пока лучи солнца пробиваются сквозь густую листву.

Ни один из них не знает, сколько времени они провели под тем деревом, целуясь и обмениваясь признаниями в любви, но когда они возвращаются обратно, их губы заметно припухли и покраснели. Сами же они держатся за руки, настолько крепко, что не расцепить, выглядя до безумия счастливо.

Сигма, вздыхая, передаёт Юан несколько купюр.