Глава 1. Одиночество...

...в восьмом классе, не дождавшись окончания учебного года, Иосиф Бродский вышел из аудитории во время урока (по какому предмету был урок - не смог нигде раскопать) и никогда больше в школу не возвращался. 

«В пятнадцать лет я сбежал из школы – просто потому, что она мне очень надоела, и мне было интереснее читать книжки».

Это была уже пятая школа Бродского. И ни в одной из них он не показал усердия: не участвовал, не был, не состоял. Седьмой класс закончил со второго раза, первый раз - с четырьмя двойками (одна из которых - по английскому языку). За русский язык и литературу натянули тройку. Вот собирательный образ советской школы из первых уст:

«Это была большая комната с тремя рядами парт, портретом вождя на стене над стулом учительницы и картой двух полушарий, из которых только одно было законным. Мальчик садится на место, расстегивает портфель, кладет на парту тетрадь и ручку, поднимает лицо и приготавливается слушать ахинею».

Родился Бродский в 1940 году в Ленинграде, затем началась война, отец ушёл на фронт, а Иосиф с матерью попали под блокаду, однако в 42-м году им удалось уехать в эвакуацию и возвратиться через два года. Отец - фотограф, служил на войне по специальности и вернулся в 1947 году, так что мальчишкой Иосиф был предоставлен сам себе.🤷🏻‍♂️

«Заведенные в школе порядки вызывали у меня недоверие. Все во мне бунтовало против них. Я держался особняком, был скорее наблюдателем, чем участником».

Уйдя из школы, Бродский пытался зарабатывать деньги, чтобы помочь семье, часто менял место работы - то фрезеровщик на заводе, то кочегар в бане, то матрос на маяке, то рабочий в геологических экспедициях. Одно время, думая о работе хирургом, он подвизался делать анатомические вскрытия в морге.

«Когда я был ребенком, я хотел много разных вещей. Во-первых, я хотел стать военным моряком или, скорее, летчиком. Потом мне захотелось стать врачом. Когда мне было восемнадцать, я поступил в геологическую экспедицию. Геология привлекала меня – она давала возможность много путешествовать. Я объехал почти все земли Империи. Я видел самые разные ландшафты. Постепенно я начал писать».

В 1955 году семья Бродского переехала в ставшие знаменитыми «полторы комнаты» в легендарном доходном доме Мурузи на Литейном проспекте (сейчас там активно создают музей-квартиру поэта, скрупулезно снимают слой за слоем краску, пол, пытаются по-максимуму воссоздать планировку и быт тех времён. У музея есть Инстаграмм, где можно наблюдать за реконструкцией в реальном времени, очень интересно). Есть атмосферное эссе «Полторы комнаты», написанное Бродским незадолго до смерти, рекомендую к прочтению. Так вот, именно там, в этом доме и в отгороженной ему полкомнате с высокими потолками и лепниной начиналось творчество великого русского поэта и мыслителя.

Хочу сразу оговориться, что Бродский не был диссидентом, как многие себе представляют. Начиная со школьной скамьи он существовал параллельно с окружающим миром, во «внутренней эмиграции», и все его проблемы с властью были из-за того, что Иосифа пытались привести в состояние «гражданина СССР», а он - хотел оставаться вне всего этого. Как позже он писал в одной из своих работ:

«Я где-то в промежутке или вне.

Однако я стараюсь, ради шутки,

в действительности стоя в стороне,

настаивать, что "нет, я в промежутке".»

Дом Мурузи, ставший последним петербургским адресом семейства Бродских - едва ли не самый красивый и знаменитый в городе. В разное время здесь жили или бывали Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский, Блок, Николай Гумилев, Андрей Белый, Брюсов, Чуковский. Даниил Гранин жил в нём со своей семьей с начала 20-х годов. 

В середине XIX века на месте этого дома стоял деревянный особняк мореплавателя и государственного деятеля Николая Резанова — того самого, из оперы «Юнона и Авось». Достоевский поселил в этот особняк семью генерала Епанчина из романа «Идиот». А действие повести Куприна «Гранатовый браслет» происходит в саду резановского дома. 

Я так подробно описываю дом, место обитания, чтобы отфиксировать то, КАК желание писать и читать у Бродского совпало с переездом в такой дом и КАК это срезонировало! 

В 1957 году, находясь где-то в геологоразведочной экспедиции, Бродский написал свой первый опубликованный позднее стих «Прощай», в котором пока никак не проявляется особый, уникальный стиль поэта, только бравурность и рубленность Маяковского, а также лиризм Пушкина из «Я Вас любил». Оно заслуживает внимания скорее как отправная точка в творчестве гения. Адресат стиха, к сожалению, неизвестен. Скорее всего кто-то из друзей, с кем пришлось расстаться на землях «Империи».👇🏻

«Прощай,

позабудь

и не обессудь.

А письма сожги,

как мост.

Да будет мужественным

твой путь,

да будет он прям

и прост.

Да будет во мгле

для тебя гореть

звёздная мишура,

да будет надежда

ладони греть

у твоего костра.

Да будут метели,

снега, дожди

и бешеный рёв огня,

да будет удач у тебя впереди

больше, чем у меня.

Да будет могуч и прекрасен

бой,

гремящий в твоей груди.

Я счастлив за тех,

которым с тобой,

может быть,

по пути.»

1957 г.

Следующий, 1958 - год написания «Пилигримов»

Мимо ристалищ, капищ,

мимо храмов и баров,

мимо шикарных кладбищ,

мимо больших базаров,

мира и горя мимо,

мимо Мекки и Рима,

синим солнцем палимы,

идут по земле пилигримы.

Увечны они, горбаты,

голодны, полуодеты,

глаза их полны заката,

сердца их полны рассвета.

За ними поют пустыни,

вспыхивают зарницы,

звезды горят над ними,

и хрипло кричат им птицы:

что мир останется прежним,

да, останется прежним,

ослепительно снежным,

и сомнительно нежным,

мир останется лживым,

мир останется вечным,

может быть, постижимым,

но все-таки бесконечным.

И, значит, не будет толка

от веры в себя да в Бога.

И, значит, остались только

иллюзия и дорога.

И быть над землей закатам,

и быть над землей рассветам.

Удобрить ее солдатам...

Одобрить ее поэтам...

1958 г

Мир не меняется. Все происходящие в нём великие события имеют значение только для непосредственных участников. Пилигримы видят мир со стороны и отмечают его главные неизменные качества – лживость и вечность. Это приводит их к познанию того, что нет никакого смысла ни в вере в самого себя, ни в Бога. Остаются лишь две неизменных составляющих мира: человеческая иллюзия, как вера в счастливое будущее, и дорога вечных странников.

И наконец «Одиночество», написанное в 19-летнем возрасте - это гениальное осмысленное стихотворение Бродского, в котором уже отчётливо видны как его дистанционность от внешнего мира, так и внутренняя раздвоенность! Кто с кем разговаривает в этом стихе - Бродский со своим персонажем или персонаж с ним? 👇🏻

«Когда теряет равновесие

твоё сознание усталое,

когда ступеньки этой лестницы

уходят из под ног,

как палуба,

когда плюёт на человечество

твоё ночное одиночество, —

ты можешь

размышлять о вечности

и сомневаться в непорочности

идей, гипотез, восприятия

произведения искусства,

и — кстати — самого зачатия

Мадонной сына Иисуса.

Но лучше поклоняться данности

с глубокими её могилами,

которые потом,

за давностью,

покажутся такими милыми.

Да.

Лучше поклоняться данности

с короткими её дорогами,

которые потом

до странности

покажутся тебе

широкими,

покажутся большими,

пыльными,

усеянными компромиссами,

покажутся большими крыльями,

покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклонятся данности

с убогими её мерилами,

которые потом до крайности,

послужат для тебя перилами

(хотя и не особо чистыми),

удерживающими в равновесии

твои хромающие истины

на этой выщербленной лестнице.»

1959 г

Поклоняться данности.

Смириться?

Кому с кем?

С внешним миром?

Идти доучиваться в вечернюю школу?

Получать разряд и идти работать?

Впереди - будет хуже.

Всё что кажется сейчас ягодками - на самом деле цветочки.

Ночью, в полукомнате в доме Мурузи, молодого Иосифа терзал персонаж. До сомнений в зачатии Иисуса...

А Бродский, дистанцировавшись от них обоих, описал это в шедевре, который задал ему планку на всю оставшуюся жизнь. И мне, ибо часто я доставал его из ящичка в минуты катаклизмов.

Но самое главное - даже не это. А то, что он не «поклонился данности». А, говоря здешним языком, включил стоп-кран и так смотивировал своего персонажа, что в итоге добежал с ним до Нобелевской премии по литературе.

Но об этом - в следующих главах📠

А напоследок - отрывок из интервью 1988 года, где Иосиф Александрович вспоминает о периоде, описанном выше:

А вот скажи, та атмосфера детства, послевоенный Ленинград — это сохраняется в тебе достаточно трогательно или, так сказать, отошло?

Наоборот — это единственная реальность. Вообще, я должен тебе сказать, что жизнь в семье — это сохраняется навсегда… Молодой человек, он все время хочет жить по-своему, он хочет сам быть, создать свой мир, отделиться от всего остального… И когда родители умирают, ты вдруг понимаешь, что это-то и была жизнь. То, что вот ты живешь — это не жизнь, это дело твоих рук, и ты знаешь, что именно твоих рук. И ты знаешь себя, и для тебя все это уже достаточно скомпрометировано. А тогда была жизнь, созданная ими. Ведь ты прекрасно знаешь, как нам бывает интересно входить в чужие квартиры, как это все для нас соблазнительно. Это происходит оттого, что нам интересно входить в чужую жизнь. И то же самое можно сказать о родителях: мы вошли в некотором роде в их квартиру, эта жизнь была создана ими, мы все в ней знаем наизусть и до поры до времени не осознаем, что мы — тоже их рукоделие. И нам ничего не стоит это перевернуть, сбежать отсюда. Но наша жизнь — это плоды наших трудов, и они, эти плоды, не так убедительны…