Послание из Харьковского национального университета

В письме из города, находящегося в осаде, основательница знакового Харьковского центра гендерных исследований размышляет о важности женских исследований после распада СССР и о том, что они помогают нам понять в войне Путина против Украины.
Перевод статьи в Boston Review выполнен каналом "Бессмертный пол".

С 1994 года, когда мы с коллегами по университету основали Харьковский центр гендерных исследований (ХЦГИ), мы реализовали множество различных проектов, включая конференции, летние школы, обучающие курсы, нетворк. Но основное внимание в нашей работе было уделено популяризации западной феминистской теории на постсоветском пространстве. В журнале «Гендерные исследования» (издается с 1998 г.), а также в сериях переведенных книг, включая «Гендерные исследования» и «Феминистская коллекция», мы предоставили доступ к работам Джудит Батлер, Рози Брайдотти, Хелен Сиксу, Андреа Дворкин, Нэнси Фрейзер, Джейн Гэллоп, Элизабет Гросс, белл хукс, Люс Иригарэй, Юлии Кристевой, Терезы ​​де Лауретис, Джульет Митчелл, Гейл Рубин, Джоан Уоллах Скотт, Евы Кософски Седжвик, Гаятри Спивак и многих других. Эти издания до сих пор востребованы, используются новым поколением феминисток и гендерных исследовательниц в странах бывшего СССР: их читают, переиздают— они остаются основой формирования феминистского сознания в наших странах. С тех пор, как путинские войска начали попытки оккупировать Украину, я получила много писем поддержки от людей из разных стран и поколений, которые писали, что выросли и стали феминистками вместе с нашими книгами и журналами.

Когда мы создавали ХЦГИ в Харьковском национальном университете имени В. Н. Каразина, мы думали, что делаем местную университетскую программу по образцу программ женских исследований американского университета. А на деле оказалось, что мы работали на весь бывший СССР, как и на другие страны бывшего соцлагеря. Вскоре мы это поняли, и в первые два десятилетия двадцать первого века наш основной проект назывался «Университетская сеть для стран бывшего СССР». В своей работе по внедрению гендерных исследований в постсоветские вузы мы тесно сотрудничали с коллегами из многих стран бывшего СССР — России, Беларуси, Казахстана, Армении, Грузии, Узбекистана, Латвии, Литвы и т. д. — и это казалось нам абсолютно естественным: ведь мы еще совсем недавно были гражданами одного общего государства и перед нами стояли очень похожие и пересекающиеся задачи и проблемы.

Нашей заявленной целью было преобразование постсоветской академии в сторону большей открытости, разнообразия и готовности к критическому мышлению. Но стратегической задачей была более глобальная — борьба с тоталитарным наследием СССР, так называемая «декоммунизация», которую мы стремились осуществить в форме феминистского вмешательства в структуры постсоветской патриархальной власти-знания. Все эти годы мы были искренне убеждены, что феминизм и гендерные исследования послужат освобождению советских людей от травм репрессивного тоталитарного прошлого, и наши западные партнеры (в частности, в Фонде МакАртуров, поддержавшем многие наши проекты) надеялись, что таким образом постсоветский феминизм помог бы миру избавиться от главной угрозы западной либеральной демократии и, прежде всего, угрозы ядерного уничтожения.

Но сегодня выяснилось, что угроза миру либеральной демократии скрывалась не там, где ее ждали, — не со стороны коммунистической идеи, а со стороны фашистской. Как выразился российский политический философ Артемий Магун, «мы боролись со сталинизмом, а получили фашизм». Это так называемый «новый фашизм», в котором, как определяет Джудит Батлер, 1) узаконена «свобода ненависти»; 2) ресентимент мобилизуется, чтобы вызвать у людей чувство ущемленного национального величия, которое затем используется как предлог для уничтожения демократических прав и демократии как таковой. В этом контексте, как отмечает Батлер, важно проводить различие между фашизмом середины двадцатого века, который орудовал разочарованием мелкой и средней буржуазии и направлял ненависть буржуазии к пролетариату, и этим новым «освободительным» (по ироническому выражению Батлера) фашизмом, когда представителям бедноты предлагается ненавидеть других представителей бедноты и не стыдиться своего расизма.

Сегодня, оглядываясь на времена позднего СССР, мы с удивлением отмечаем, что по сравнению с путинской Россией, с ее реваншистским милитаризмом, СССР был гораздо более безопасным для мира государством: более предсказуемым, договороспособным, ограниченным локальными конфликтами. Военная доктрина СССР не рассматривала возможность применения первым ядерного оружия, развязывания ядерной войны. Внутри страны в позднем СССР тоже были возможности для альтернативных культур, или «пространств бытия вовне», как пишет Алексей Юрчак в книге «Все было навсегда, пока не кончилось» (2006). В СССР даже диссидентов наказывали более мягко, чем то, что сейчас ввел Путин (пятнадцать лет лишения свободы за «фейк» о «спецоперации» на Украине).

Очень важно понимать, что в России очень много людей, которые не поддерживают агрессию и говорят «нет войне», рискуя своей свободой и жизнью. С самого начала вторжения путинской армии в Украину многие из сообщений поддержки, которые я получила, приходили из России. Поэтому абсолютно неправильно и недопустимо отождествлять всех граждан России с режимом Путина, с теми, кто представляет его «партию войны». Путинский режим четко разделяет своих граждан на «правильных» и «неправильных». Нам также важно различать тех, кто выстраивает цепи антифашистской солидарности в России, и тех, кто солидарен с Путиным и оправдывает его преступления.

В 1990-х годах политики, стремившиеся разрушить СССР, полагались на национализм как на альтернативу коммунизму. Это привело к дискредитации идеи пролетарского интернационализма и отождествлению ее с политикой тоталитаризма. Путин усвоил идею солидарности и поддержки народов стран бывшего СССР и манипулирует ею сегодня, чтобы накопить политическую мобилизацию в поддержку своей войны. Мы должны забрать ее у него и снова сделать оружием антимилитаризма. Как заметил Славой Жижек, наш настоящий момент не следует истолковывать как борьбу между «русской правдой» и «европейской правдой». Скорее это борьба всех нас против поджигателей войны, которая требует антифашистской солидарности и критического взгляда, в том числе и на самого себя, позволяющего увидеть ловушки и манипуляции милитаризма. Сегодня как никогда нам нужно оставаться едиными.