Дискуссия: Ты что, шуток не понимаешь? Когда комедия сталкивается с культурой отмены

Ежегодно в США проходит недельный фестиваль New York Comedy Festival, который организует один из важнейших для американской стендап-сцены клубов — Carolines. Здесь выступали Билл Бёрр и Робин Уильямс, Сара Сильверман и Джерри Сайнфелд, Джей Лено и Рики Джервэйс. Живые трансляции — редкость для этого фестиваля, но нам с вами «повезло», потому что ковидные ограничения 2021 года не позволяли организаторам собирать полные залы, и одна из актуальных дискуссий была специально заснята для онлайн-зрителей.

Дискуссия «Ты что, шуток не понимаешь? Когда комедия сталкивается с культурой отмены» состоялась 11 ноября 2021 года на сцене клуба Carolines и подняла на тот момент одну из острейших тем современности: нужна ли этика индустрии развлечений? Многие известные артисты на тот момент уже высказались максимально радикально — нет, не нужна. Однако организаторы намеренно пригласили в дискуссию комиков и комикесс, работающих с темами инклюзивности и принятия, чтобы по-новому взглянуть на сам вопрос и на причины, почему популярные комики изо всех сил отрицают свою ответственность перед зрителями.

Эта дискуссия важна еще и потому, что мы слышим человеческие голоса современной американской комедии, которые обычно не слышны за громкими высказываниями Луи Си Кея, Дейва Шаппелла и других многобюджетных комиков. С ними можно не соглашаться, с ними можно спорить, но услышать их — необходимость для каждого, кто интересуется быстро меняющейся действительностью и местом комедии в ней.

Участники и участницы дискуссии:

Координатор: Комедия формирует культуру. Она предлагает оптику, через которую мы понимаем себя и мир вокруг нас. Комедия лучше, чем специальные медиа, доносит новостную повестку. Кстати, именно поэтому комики Джон Оливер и Тревор Ноа обрели такую популярность во время правления Трампа. Они позволили нам посмеяться над нашими трагедиями и критически осмыслить наши ошибки. А ошибок было много.

Как вы считаете, обязательно ли комедия должа обращаться к актуальной повестке, и как шутить, чтобы смешное было в балансе с критическим?

Джей МакБрайд: Я не обсуждаю политику на сцене, просто потому что сегодня эта тема вызывает слишком много споров. С другой стороны у меня есть твиттер, и вот там я отрываюсь. Мне кажется, важно не прекращать говорить, потому что в мире происходит столько всего, что просто нельзя игнорировать. Мне нравится думать о том, что шут — единственный, кому можно смеяться над королем, и мне кажется, именно отсюда растёт современная комедия. Хорошая комедия умеет свергать с пьедесталов людей, которые находятся на вершине социальной пирамиды.

«Хорошая комедия умеет свергать с пьедесталов людей, которые находятся на вершине социальной пирамиды»

Мэйсун Заид: Мне кажется, что главная и основная задача, которую ты просто обязана выполнить как комик — это заставить зрителей смеяться. Для меня важно вызвать смех, а не просто выйти на сцену и сказать: «Сегодня я прочитаю вам лекцию о том, что Палестина будет свободной». Но в то же время я ощущаю себя человеком-пауком, потому что «с великой силой приходит и великая ответственность». Я проходила стендап-курс в Carolines в январе 2001-го года, спустя девять месяцев после 11 сентября. И хотя я родилась и выросла в Нью-Джерси, я также мусульманка и арабка. Поэтому в нулевых я оказалась врагом номер один, и все разговоры со мной сводились к темам ненависти, фанатизма и расизма. И я поняла, что моя единственная возможность проговорить свои страхи, свою боль от того, что меня отвергает моя родная страна — это комедия. Когда ты рассказываешь шутки на сложные темы, юмор делает их более приемлемыми для слушателей. Я искренне верю, что люди, которые смеются над твоими шутками, с меньшей вероятностью тебя убьют. Они все еще могут тебя убить, но скорее всего не захотят. Это такой приём Шахерезады. 

Робин Бронк: Моя основная работа — это помогать лидерам мнений в индустрии развлечений, людям, вроде вас, контентмейкерам и артистам, использовать эту «великую силу» во благо. У нас есть креативная коалиция, где мы выносим на публику темы, про которые не принято говорить, темы, про которые говорят шепотом. Например, десять лет назад такой темой были ментальные расстройства. А сегодня, кто бы мог подумать, на съемках каждого ситкома работает психотерапевт. Теперь это в порядке вещей: сходить к стоматологу, сходить к психотерапевту. Однако мы обнаружили новую вы-сами-виноваты-что-вам-плохо-болезнь. Мы постоянно в поиске подобных предметов общественного порицания. И на этот раз все говорят шепотом «ожирение». Ровно сто лет назад они точно так же шептали «развод» или «эпилепсия». Если у вас был приступ эпилепсии сто лет назад, они говорили: «Ну, если бы ты был человеком получше, у тебя бы не было приступов». С ожирением та же история, но так не должно быть. И мы стараемся разрушить этот стереотип с помощью комедии.

Мэйсун Заид: Я в восторге от того, чем ты занимаешься. Это действительно важная тема, ведь люди до сих пор считают нормальным смеяться над полнотой. И такой стереотип, он не только неэтичный, но и опасный. Это иллюстрирует недавняя история с сексуальным насильником. Все смеялись над его весом вместо того, чтобы предупредить об опасности, которую он представляет для общества.

Робин Бронк: В 2019 году я была на званом обеде, да, это были благие времена, когда у нас еще были званые обеды. В общем, я сидела за общим столом, и наблюдала, как людям подавали вино, и некоторые говорили: «О, нет, спасибо, я не пью». И никто не заострял на этом внимание, разговоры продолжались как ни в чем не бывало. И вот когда раздавали закуски, я поняла, что должна использовать эту возможность. Просто понимаете, когда ты говоришь, что у тебя ожирение или проблемы с весом, окружающие думают, что это потому, что ты принимала всю жизнь неверные решения, у тебя проблемы со стратегическим мышлением, что ты неряха. И я подумала: а ведь я постоянно прошу артистов обсуждать в медиа эту тему, не пора ли поддержать свои слова делом? И я сказала: «О, нет, спасибо, я не буду эти закуски, потому что у меня ожирение». И все уставились на меня, будто я сказала, что я воняю. И все разговоры разом замолкли, и никто не знал, что сказать. Поэтому, возвращаясь к главной теме нашего обсуждения — культуре отмены — я хочу сказать, что это именно то, чем мы стараемся заниматься: использовать суперсилу лидеров мнений, чтобы менять общественное сознание к лучшему.

Джонатан Чавес: С одной стороны, мне не нравится обсуждать политику на моей платформе. С другой стороны, я латиноамериканский контентмейкер, и для моей аудитории я как бы играю роль их голоса. Поэтому, когда были выборы, многие писали мне: «Хэй, тебе нужно рассказать людям, что у них есть право на участие в голосовании!». И я подумал, как я могу рассказать об этом в комедийном ключе, и придумал смешной скетч на эту тему. И хотя я стараюсь оставаться вне политики, я понимаю, что у меня есть вот эта ответственность перед моей аудиторией. 

«Когда ты рассказываешь шутки на сложные темы, юмор делает их более приемлемыми для слушателей»

Джей МакБрайд: Самое странное, что быть транс-женщиной сегодня означает быть политической активисткой для как минимум половины США. Я никогда не подвергалась такой волне хейта, как последние четыре года. И мне нравятся слова Мэйсун о том, что об этом нужно говорить, тебе нужно выносить эти темы на сцену и делать более приемлемыми для публики, и при этом как бы говорить: «Смотрите на меня, я не серийная убийца, как большинство транс-женщин» (это шутка, прим. перев.).

Мэйсун Заид: Смешно, что обычно меня называют серийной убийцей.

Джей МакБрайд: Мэйсун постоянно пытается меня захантить, но я на это не ведусь. Я больше по маленьким животным. Шутка. Знаете, буквально две недели назад зритель вылетел из зала, как только я сказала, что я транс-женщина. Такого не было уже несколько лет. В общем… Хотя я и не стала больше высказываться на политические темы, люди все равно видят во мне активистку. 

Координатор: Мне кажется, пора обсудить главную тему нашей дискуссии — культуру отмены. Мы знаем, что на протяжении многих лет комедия использовала расовые стереотипы и публичное унижение маргинализованных сообществ для собственной выгоды. Комики до сих пор шутят неэтично, но, к счастью, мы теперь лучше, чем десять лет назад, да, честно говоря, лучше, чем пять лет назад, понимаем, к каким последствиям ведет расизм.

Как вы думаете, современный подход к комедии стал более осознанным? Смогла ли комедия адекватно эволюционировать в соответствии с запросами современности? Или мы все еще находимся в точке, где неэтичные шутки считаются смешными?

Джей МакБрайд: Кажется, это было пять или шесть, нет, точно десять лет назад. Я тогда занималась комедией уже два года. И я тогда рассказывала шутку о том, каким расистом был мой отец. Я рассказывала шутку, все смеялись, и я думала: «Ну круто, шутка зашла». И вот однажды после моего выступления… ну, знаете, я как обычно сказала: «О, он такой расист» и потом пересказала его расистские замашки. И после выступления ко мне подошла белая женщина и сказала: «Спасибо, что вы это сказали. Потому что раз эти...и тут она использовала слово «ниггеры»... над нами смеются, то почему бы и нам не посмеяться в ответ?!». И вот бывают в жизни такие ситуации, когда у тебя всего два варианта. Первый вариант: вынести из этого урок и никогда больше так не делать. И это мой вариант. А второй: продолжать настаивать, что это просто шутка, я буду говорить всё, что хочу! Мне кажется, что существует всего два пути, и если бы я выбрала второй, постоянно оскорбляла кого-то в своих шутках, я бы перестала себя уважать. И я думаю, что хотя комики и могут двигать рамки, стоит все-таки их двигать вперед, а не назад. И если у нас случаются неэтичные шутки, значит, нужно учиться обходиться  дальше без них. Вот что по-настоящему важно. Уверена, многие комики из Нетфликса со мной не согласятся.

Мэйсун Заид: Больше всего я хочу, чтобы меня кто-нибудь отменил. Пожалуйста, пожалуйста, отмените меня. Просто комики, которых отменяют, получают туры, миллионы долларов, интервью, получают новых подписчиков. То есть по факту культуры отмены не существует. Единственный человек, которого действительно отменили — это Билли Буш (бывший ведущий программы «Today» на телеканале NBC, прим. перев.). И я думаю, что он должен был совершить что-то ну совсем отвратное, чтобы ему не позволили вернуться обратно в шоу-бизнес. Многих задела несправедливая отмена Колина Каперника (американский игрок в американский футбол, выступающий за права цветных сообществ, прим. перев.), и когда Аарона Роджерса (профессиональный игрок в американский футбол, прим. перев.) оправдали за — буквально — убийство, все возмущались: «Как так? Как они могли осудить при этом Колина?». Но Колин — долбанная большая звезда. У него дохренища денег, и он красивый мальчик, так что, несмотря на «отмену», он остается высокооплачиваемым спортсменом. Поэтому да, я бы хотела, чтобы меня отменили. 

Когда я только начинала заниматься стенд-апом, я росла на комедии Ричарда Прайора, Эндрю Дайса, Эдди Мёрфи. И потом, когда я выходила на сцену, я сыпала всеми известными мне оскорблениями, потому что я была единственной женщиной в тусовке мужчин. И чтобы меня приняли в тусовку, я старалась шутить супер-мизогинно и гомофобно. И все-таки я была достаточно умной, чтобы не использовать слово на «эн» (слово «ниггер», прим. перев.). А потом однажды, прям как в твоей истории, ко мне подошла женщина после концерта. Это был 2010 год. Я никогда не забуду тот день. Она подошла и сказала: «Знаете, я пришла на ваш концерт, чтобы отдохнуть и посмеяться с друзьями, а потом вы пошутили про педофилию и заставили меня вспомнить самый темный и жуткий момент в моей жизни. И мне кажется, это не ваша история, чтобы отпускать о ней шутки». И она была права, ведь я шутила о том, что педофилия — это смешно, а не о том, как педофилия повлияла на меня. И это было очень важным для меня осознанием, потому что, понимаете, я на самом деле искренне верю, что что в комедии не существует рамок. И как мусульманка, живущая в стране, где процветает фашизм, а Христианство продвигается как национальная религия, хотя мы считаемся светским обществом, я хочу быть уверена, что я могу говорить что угодно когда угодно и я не отправлюсь за это в американскую тюрячку. Но при этом я решила для себя, что я выбираю не причинять вред. Я больше не шучу оскорбительные шутки про полных людей и проституток. И я не шучу так не потому, что переживаю, что я не принадлежу к ЛГБТК+ сообществу, и боюсь, меня могут отменить за такие шутки. Нет, я просто хочу, чтобы мои зрители хорошо проводили время, я хочу, чтобы они были счастливы, а хейтспич не делает людей счастливее. Точнее, он радует людей, которых я бы совсем не хотела делать счастливее. Поэтому, если человек говорит мне «Вы заставили меня почувствовать себя некомфортно», а я этого и добивалась, я считаю, что шутка удалась. Но если у меня не было намерения причинять боль этому человеку, я всегда делаю шаг назад и задаю себе важные вопросы: А эта шутка вообще того стоила? Почему я вообще об этом шучу и моя ли это история? В общем, причина, по которой я изменила свою комедию, связана не со страхом перед аудиторией, а с моей любовью к ней.

«По факту культуры отмены не существует»

Джонатан Чавес: Мне всегда казалось, что культура отмены — это такая глупость. Я думал так: это просто шутка, не нравится, проходи мимо. Ведь зрителям важнее всего понимать, что ты шутишь о том, что касается лично тебя, что для тебя правдиво. Тогда они могут присоединиться к тебе и сказать: «Хорошо, это похоже на мою жизнь». Например, вы же знаете, что в некоторых скетчах я отыгрываю латиноамериканскую мамашу? И я часто получаю комментарии в духе «эй, мы вообще-то не все чокнутые» и «зачем ты нас стереотипизируешь?». Но это мой личный опыт, я сам вырос в такой семье. И мне важно подсветить тему детско-родительских взаимоотношений именно таким образом.

Координатор: Мне нравится тейк про размышление, твоя ли это история, или нет. Мне кажется, в нем кроется ключ к пониманию современной комедии. 

Как вы знаете, в прошлом комиков редко привлекали к ответу за оскорбительные шутки. Современная комедия слишком сильно влияет на интернет-культуру и культуру вообще, чтобы мы позволяли артистам и дальше шутить шутки, которые укрепляют в сознании зрителей расизм и нетерпимость по отношению к маргинализованным сообществам.

Как по вашему, повлияла ли культура отмены и в целом угроза получить негативный отклик от аудитории на комедию? 

Мэйсун Заид: Вы знаете мой ответ — нет, не совсем. Я недавно выступала в двух колледжах, и первым делом я спросила: «О чем не стоит здесь шутить?». И мне ответили: «Шути, о чем захочешь». И это неудивительно, учитывая, что сейчас в студенческих городках набирают популярность ультра-правые группы ненависти, которые борются за право высказывания. Поэтому, если у вас на территории проживают люди, которые продвигают нацистскую идеологию, у вас нет права указывать комикам, что они могут говорить, а чего — не могут. А еще я ни разу не видела, чтобы кто-то боялся негативной реакции. Я видела старых комиков, с которых сыпется песок, и которые не хотят писать новые шутки со словами: «Я не могу, меня отменят». Слушай, ну или ты можешь просто перестать писать шутки так, будто все еще живешь в 1984 году. Все зависит только от тебя. 

Джей МакБрайд: Чтобы понять, что такое культура отмены, нужно просто заглянуть в американские стендап-клубы и увидеть, что 95% хедлайнеров всех шоу — это мужчины. А женщин хедлайнеров максимум 5%. Мне кажется, именно это и есть культура отмены, которая по-настоящему влияет на общество.

Мэйсун Заид: А еще мне кажется, что больше всего отмены боятся те люди, которые до этого никогда не испытывали чувство страха. У меня нет страха при мысли, что меня отменят, потому что я слишком занята ощущением страха перед смертью.

«Чтобы понять, что такое культура отмены, нужно просто заглянуть в американские стендап-клубы и увидеть, что 95% хедлайнеров всех шоу — это мужчины»

Джей МакБрайд: Да, надеюсь, им страшно. Еще же бывают комики, которые сначала говорят «Блин, я так хочу сказать слово “пидорас”», а потом: «Хм, но, наверное, мне стоит подумать, стоит ли так говорить». Да, твою мать, тебе стоит подумать. Поэтому я правда надеюсь, что им хотя бы немного страшно. И нет, я не хочу сказать, что нужно запретить свободу слова, просто каждый комик должен знать, что если ты оскорбляешь кого-то через юмор, тебе за это прилетит. Ведь раньше как было: ты живешь в своем маленьком городке, идешь в местный стендап-клуб, слышишь как его владелец говорит что-то уничижительное и больше туда не возвращаешься. А теперь ты рассказываешь десяти миллионам подписчиков, что произошло, и влияешь на ситуацию. И вот так сейчас все устроено. В таких новых обстоятельствах мы все живем.

Робин Бронк: Мне кажется, тут все-таки дело не в «обстоятельствах», потому что этот термин привносит негативные смыслы в наше обсуждение. Я имею в виду, что вижу много позитива в том, что ты теперь можешь заниматься стенд-апом в своем маленьком городке и при этом весь остальной мир сможет тебя услышать. И в то же время я понимаю, о чем ты, ведь я работаю в корпоративной культуре. Верите, или нет, но я каждый раз думаю минимум семь секунд, прежде чем что-то сказать, потому что переживаю, что меня не так поймут, или вырвут слова из контекста.

Джей МакБрайд: Мне кажется, должна быть какая-то кривая прогресса… ну, скажем, если кто-то сказанул что-то стремное на сцене, мне кажется, что их не нужно сразу отправлять гнить на необитаемый остров. Но должен быть какой-то способ понять, что они извлекли из этого урок и извинились. Но я не знаю, как это организовать, это задача для более умных людей.

Координатор: Мне кажется, наша дискуссия подтверждает тот факт, что мы все действительно обращаемся к комикам за ответами на сложные вопросы. Например, сегодня вопрос поиска собственной идентичности вызывает больше сложностей, чем когда-либо, и это тема, которую непросто обсуждать в современном поляризированном мире. Тем не менее я верю, что именно у комиков есть уникальные навыки для того, чтобы помочь нам преодолеть эти сложные времена и найти ответы. Умная комедия способна проанализировать для нас поиск идентичности без лишних расшаркиваний и экивоков. Она способна прорваться через неловкость от обсуждения скользких тем и тревожность за каждое сказанное слово и добраться до самого сердца проблемы. И чтобы комедия действительно всё это могла, шутки должны быть не только острыми и проницательными, но и, конечно же, смешными. И тут мы не можем не поговорить о спешле Дейва Шаппелла на Нетфликсе, потому что важно обсудить, почему его шутки о транс-персонах были такими оскорбительными. Конечно, некоторые его лучшие шутки затрагивают тему расы, но что касается шуток над трансами… эти шутки не были ни проницательными, ни смешными. Мы просто не смеялись.

Расскажите, какая, по-вашему мнению, существует разница между смешным и оскробительным юмором, если речь идет о маргинализованных сообществах?

Мэйсун Заид: Для начала я должна сказать, что спешл Шаппелла 8:46 — это лучшее, что я видела в своей жизни. Поэтому как комикесса я не хочу забывать о том, что этот стендап раз и навсегда изменил мое представление… обо всем. Но да, когда я смотрела его спешл «Напоследок», я думала: блин, а мне не смешно. Я так же и свои шутки оцениваю: Эта шутка злая? Или все-таки смешная? Я ее рассказываю, чтобы кого-то оскорбить, или чтобы кого-то чему-то научить? Это будет дешевый смех, или я его по-настоящему заслужу?

«Это будет дешевый смех, или я его по-настоящему заслужу?»

Джей МакБрайд: А еще ему не стоило… мне кажется, у него нет права решать, что оскорбительно для транс-сообщества, а что — нет. 

Мэйсун Заид: Каждый комик обязан понимать — ты всегда найдешь при желании одного представителя сообщества, которое ты обсираешь, который скажет: «Да, давай, насри на меня!». И ты сразу такой: «Видите! Трансы согласны с моими шутками!».

Джей МакБрайд: Он же буквально заявил, что он папа римский всех транс-персон! И что он поддерживает ТЕРФ! Он соврал о смерти моей знакомой транс-комедиантки ради собственного хайпа, мол это транс-сообщество виновато, что абсолютная хуйня. На самом деле ее лишили опеки над ребенком, уволили с работы, она рассчитывала на бОльшую помощь Дейва Шаппелла, а потом покончила с собой. И он тупо записал спешл, в котором во всем обвинил транс-сообщество. Иди нахуй, Дейв, это вообще, блядь, не твое дело. Говорите, что хотите, но я не буду смотреть эту хуйню. Если кто-то предложит мне посмотреть этот спешл, я пошлю его тоже. А потом выйду на улицу и пошлю нахуй почтальона, потому что я пиздец как расстроена. 

Мэйсун Заид: Ты вот сказала, что мы должны давать таким комикам шанс осознать, что они сделали не так. Но Дейв совершенно точно знал, что именно он делает.

Джей МакБрайд: Естественно, он знал.   

Мэйсун Заид: Он вышел на сцену и такой: сегодня я выбираю жестокость. И я как его большая фанатка была ужасно разочарована, что он сделал такой выбор. Я же видела, как круто он может.

Джонатан Чавес: А мне кажется, что комики сегодня делают это намеренно, чтобы, как ты сказала, получить внимание прессы и всё остальное. Они знают, что будет скандал, и что будет большой шум в медиа. Поэтому они подставляются, но подставляются с рассчетом, а не потому, что просто не в теме. Они хотят раздуть скандал.

Робин Бронк: А что вы думаете про официальный ответ Теда Сарандоса и Нетфликса вообще на этот прецедент? 

Мэйсун Заид: Ну я вообще не была удивлена его ответу. Если кто-то приносит твоей компании триллиарды долларов, ты будешь стоять за него до конца. И еще я часто замечаю…Так, я сейчас сделаю небольшой оффтоп, но в конце отвечу на вопрос. Я часто замечаю, что люди, которые считаю оскорбление других людей нормой, склонны защищать друг друга. У меня нет вообще никаких сомнений, что Тед в своей жизни позволял себе немало говна, и поэтому он так защищает неэтичных комиков. И поэтому особенно круто, что у Ханны Гэдсби оказались достаточно железные яйца, чтобы сказать: «Эй, говори за себя, но ты не можешь говорить от моего имени». Ну то есть я вообще не удивилась тому, что Тед защищает свою главную золотую жилу. И понятно, что заявление Ханны только спровоцировало больше людей нажать на кнопку и посмотреть спешл, но все-таки я очень уважаю это решение. Она прекрасно понимала, что может после этого потерять работу, но все равно не стала молчать. Вообще Голливуд — это такое место, где ты знаешь, что тебя никто не отменит за оскорбительную шутку, но тебя точно отменят, если ты пожалуешься, что Тед Сарандос обозвал тебя калекой. И поэтому это особенно невероятно и по-настоящему шокирует, когда комики с Нетфликса не ссут и высказываются против решений компании. И когда компания их наказывает, вы вступаетесь за них всем сообществом. Но вот то, что влиятельный цисгендерный руководитель крупной компании защищает мужика, который приносит ему много денег — это совсем не шокирует.

Джей МакБрайд: Если честно, я не думаю, что им нужно снимать этот спешл с Нетфликса. Я правда так не думаю. Если мы хотим жить, обладая свободой слова, мы должны принять, что такой спешл существет. Но я не буду поддерживать этот спешл, а то, что Сарандос по сути отстранил одну из транс-персон, которая высказывалась против спешла — это делают всю историю еще более оскоробительной.

Мэйсун Заид: А еще мы говорили здесь про фэтшейминг, и я хочу добавить, что всякая инвалидность до сих пор подвергается насмешками всеми и повсюду. Никто до сих пор не понял, что изображать на сцене человека с синдромом дауна — это не ок. Притворно хромать — это не ок. Шутить про секс с одноногой женщиной — не ок. Индвалидность до сих пор маргинализируется комиками, и я даже не смогу посчитать, сколько раз совершенно здоровый стендап-комик, выступающий передо мной, шутил что-то совсем отвратительное в духе «Интересно, а когда они говорят слово “валидность”?». А потом на сцену выходила я (у Мэйсун Заид церебральный паралич, прим. перев.). И когда я уходила со сцены, они, эти комики, как правило были в ужасе, потому что они, на самом деле, ни разу не были в ситуации, чтобы объект их насмешек стояла прямо напротив них. Поэтому я думаю, что причина оскорбительных шуток — чувство безопасности. Комики знают, что их аудитория, которая смеется над такими шутками, сильно превышает аудиторию, которую они оскорбляют. 

«Причина оскорбительных шуток — чувство безопасности. Комики знают, что их аудитория, которая смеется над такими шутками, сильно превышает аудиторию, которую они оскорбляют»

Робин Бронк: А вы заметили изменения в современной аудитории? Стали ли они меньше смеяться над оскорбительными шутками, или нет? 

Мэйсун Заид: Ощущение, что у аудитории сейчас жесткий ПТСР. Их смех выбивается из ритма, он какой-то неуправляемый. Мне все время хочется спросить: Вы что, вырубились? Вас зафризило? Алло, мы не в зуме.

Джей МакБрайд: Мне кажется, люди до сих пор хотят смеяться над всяким, но вот что я заметила: есть темы, которые абсолютно у всех вызывают одну и ту же реакцию. Когда цисгендерный комик говорит со сцены слово «трансгендер», слышно, как люди в зали такие «уууф». Обожаю эту реакцию. Живу ради нее. 

Координатор: Мы уже немного касались этой темы, но… Дейв Шаппелл, конечно, гений, но у слов есть сила. Мы не можем назвать плохую шутку просто оскорбительной, когда речь идет о маргинализируемых сообществах. Когда мы шутим о людях с другим цветом кожи или о транс-людях — мы тем самым закрепляем в умах зрителей идеи, которые подвергают эти сообщества реальной опасности. Конечно, мы хотим, чтобы комики были правдорубами, но мы также хотим, чтобы они понимали, что не все правды одинаковые. 

Джей МакБрайд: Я отдаю себе отчет, что Дейв Шаппелл сделал больше для афроамериканского сообщества, чем любой современный артист. С этим никто не сможет поспорить. Но в то же время он молчит о том, что цветные транс-женщины — это самые маргинализируемые люди в мире. Вот зачем вообще нужно движение транс-персон и почему существует движение гей-прайда. Потому что этих женщин убивают…

Мэйсун Заид: Воспользуюсь моментом, чтобы объяснить, как шутки становятся причиной жестокости и насилия. Потому что многие до сих пор не верят, что смешная шутка может стать причиной чьей-то смерти. Они говорят: «Никто не пойдет убивать людей только потому, что Дейв Шаппелл пошутил». Вы не можете быть в этом уверены. Нас всех воспитывают с представлением, что палки и камни могут раздробить кости, а слова — нет. Но это не правда. Представим, например, трансгендерного ребенка или ребенка из Азии, который включил спешл своего любимого комика, а тот рассказывает ему с экрана, что он, как транс-персона или человек с отличным цветом кожи — не человек. Это же может свести с ума. Ребенок после этого может захотеть навредить себе. Еще такая дегуманизация в комедии очень помогает парню, который топит чью-то голову в сортире, не видеть перед собой человека. Потому что шутки превратили его жертву в клоуна, во что-то ненастоящее и неживое. И хотя многие назовут приравнивание шуток и насилия слишком радикальным взглядом на вещи, я скажу, что я, например, получаю угрозы. Я получаю угрозы, потому что люди до сих пор шутят о том, что все мусульмане — террористы, и что мы враги общества номер один. И зрители, которые слушают эти расистские шутки, они слышат не шутки, а вложенные в них месседжи, и становятся очень-очень опасными. Но на самом деле я не так боюсь за тех, кто хочет ударить других, чем за тех, кто хочет навредить себе. Тех, кто включили комедийное шоу, чтобы отдохнуть и посмеяться, а потом выключили с мыслью: «Может быть, моя жизнь не имеет смысла?».

«Зрители, которые слушают эти расистские шутки, они слышат не шутки, а вложенные в них месседжи, и становятся очень-очень опасными»

Смотрите полную дискуссию на трансляции ниже:

Дискуссию перевела: Ольга Аристова