Дипломатия сильных слов
Белый шум
У Хитлера имеются дипломатические способности, но они парализуются недостатком самообладания. Чего стоит, например, сцена с Лоссовым, которому Хитлер часами проповедует поход на Берлин. Лоссов позволил Хитлеру и Кару вовлечь себя в «мятеж» против Берлина, но скоро ему стало не по себе. «Генерал фон Лоссов сидел совершенно подавленный», — рассказывает Хитлер на своём процессе по обвинению в государственной измене. «Это возможно, — ухмыляясь возражает Лоссов, выступающий в качестве свидетеля, — так как я действительно был подавлен речами Хитлера». Кавалер Лоссов хотел своим любезно безучастным поведением дать понять трибуну, что не нуждается в его присутствии. Но когда Хитлер увлечён собственной речью, он ничего не видит и не слышит и его не выпроводишь тонкими намёками — это могут засвидетельствовать Хугенберг{46}, Брюнинг и Хинденбург.
Впрочем, когда у Хитлера есть время подготовиться, он умеет также дипломатически использовать свои козыри. Так, например, когда он не может увильнуть от ответа на вопрос о своих денежных источниках, он разражается следующей тирадой: «Партия Барматов и Кутискеров{47}, — кричит он хриплым голосом и глаза его горят, — партия Парвусов{48}, Скляров и Якобов Гольдшмидтов{49}, партия жида-миллионера Розенфельда{50}думает замарать идею, сторонники которой изо дня в день рискуют своей жизнью и этим воочию показывают народу, что составляет нашу силу: эта сила — героическое самоотвержение тысяч и тысяч немецких мужей и юношей, которые бесстрашно проливают свою кровь, они мёртвой хваткой держат врага и не выпустят его, пока он не будет повержен в прах». Репортёр может уже не стенографировать далее; восхищённые слушатели избавляют оратора от необходимости высказаться по вопросу, откуда же, собственно, у него взялись деньги.
Если задеть Хитлера насчёт его поведения в вопросе о Южном Тироле — а это щекотливая тема, во всяком случае для слушателей из правого лагеря, — он не полезет за словом в карман. «Не мы предали Южный Тироль, а те, кто в 1918 г. нанёс германской армии удар в спину». Когда озлобленный бывший соратник фон Грефе{51} задал Хитлеру вопрос, является ли он ещё и поныне «скромным барабанщиком», как прежде, или уже Цезарем завтрашнего дня, ответ гласил: «Не говорите мне о прежнем барабанщике, г-н фон Грефе. Я был и остаюсь барабанщиком национального восстания, но не для вас и вам подобных».
Лавирование на всех парусах — немалое искусство. Хитлер умеет так уклониться от ответа, так замолчать или запутать вопрос, что у слушателей создаётся впечатление пылкой и страстной откровенности. Самые извилистые тонкости, самые рискованные извороты у него — те же удары топором; даже крадучись, он едет в машине с мотором в 100 л. с.