Девушка в поезде

Я сидела на кровати, и меня трясло от бешенства, а руки были сжаты в кулаки так крепко, что ногти больно впивались в ладони. Эви упала и лежала на полу, суча ножками, но я ее не подняла, боясь, что со злости могла сделать ей больно.

Он сказал, что все уладил. Сказал, что звонил ей в воскресенье и они поговорили. Она призналась, что вроде как подружилась со Скоттом Хипвеллом, но не собирается с ним встречаться и больше тут не появится. Том сказал, что она обещала ему, и он ей верит. По его словам, она была трезвой, не истерила, не угрожала и не умоляла вернуться к ней. Он считает, что она образумилась.

Я сделала несколько глубоких вдохов, подняла Эви и усадила к себе на колени, а потом уложила, держа ее ручки в своих ладонях.
— Думаю, что с меня довольно, правда, малышка? Я так устала от Рейчел: каждый раз, когда я надеялась, что жизнь наладилась и она больше не будет создавать проблем, все повторялось. Иногда мне кажется, что она будет преследовать нас вечно.

Но в глубине души меня гложет сомнение. Каждый раз, когда Том заверяет, что все в порядке и Рейчел больше нас не потревожит, а она снова возникает, я задумываюсь: действительно ли он делает все, чтобы она отстала, или ему приятно, что она не может выкинуть его из головы?
Я спускаюсь вниз и ищу в ящике кухонного стола визитку, которую оставила сержант Райли, нахожу ее и, пока не передумала, быстро набираю номер.

Среда, 14 августа 2013 года
Утро

Мы лежим в постели: его руки у меня на бедрах, он горячо дышит мне в шею, а его кожа, как и у меня, влажная от пота.
— Мы слишком редко стали этим заниматься, — говорит он.
— Я знаю.
— Нам надо находить больше времени друг для друга.
— Согласна.
— Я соскучился по тебе, — говорит он. — Соскучился по этому. И хочу еще.
Я переворачиваюсь и целую его в губы, крепко зажмурив глаза и стараясь подавить чувство вины за то, что обратилась в полицию за его спиной.

— Я думаю, нам с тобой надо куда-нибудь съездить, — бормочет он. — Одним. Немного отвлечься.
Мне хочется спросить: а с кем же мы тогда оставим Эви? С твоими родителями, с которыми ты не разговариваешь? Или с моей матерью, которая так слаба, что и за собой ухаживать толком не может?
Но я ничего не говорю, а целую его снова, с большей страстью. Его рука скользит ниже к бедру и крепко его сжимает.
— Что скажешь? Куда бы тебе хотелось поехать? На Маврикий? Или Бали?
Я смеюсь.

— Я не шучу, — говорит он, отстраняясь и глядя мне в глаза. — Ты заслуживаешь этого, Анна. Заслуживаешь. Этот год был непростым, разве не так?
— Но…
— Что «но»? — Он смотрит на меня, и на его губах играет улыбка, перед которой невозможно устоять.
— Том, а деньги?
— Разберемся.
— Но… — Я не хочу поднимать эту тему, однако приходится: — У нас нет денег, чтобы даже подумать о переезде в другое место, а для отдыха на Маврикии или Бали есть?

Он надувает щеки, медленно выдыхает и откатывается в сторону. Мне не следовало поднимать этот вопрос. Радионяня дает о себе знать: Эви просыпается.
— Я займусь ею, — говорит он, встает и выходит из комнаты.
За завтраком Эви устраивает обычный концерт. Теперь для нее это превратилось в игру: она отказывается есть, мотает головкой, задирает подбородок, крепко сжав губки, и отталкивает миску маленькими кулачками. Терпение Тома быстро иссякает.

— У меня нет на это времени, — говорит он. — Придется тебе заняться этим самой. — Он поднимается и с недовольным видом протягивает мне ложку.
Я делаю глубокий вдох. Все в порядке, он просто устал и злится, что я не поддержала утром его мечты об отдыхе.

Однако на самом деле далеко не все в порядке, потому что я тоже устала и хочу поговорить о деньгах и сложившейся ситуации, которую его уход никак не разрешит. Понятно, что я об этом не говорю. Вместо этого я нарушаю данное себе обещание и рассказываю о Рейчел.
— Она снова здесь крутилась, — говорю я. — Похоже, твои увещевания ни к чему не привели.
Он внимательно на меня смотрит.
— Что значит «крутилась»?
— Она была здесь вчера вечером и стояла прямо напротив нашего дома.
— С кем-то?

— Нет. Одна. А почему ты об этом спрашиваешь?
— Твою мать! — говорит он, и лицо у него темнеет, что бывает, когда он злится всерьез. — Я же велел ей держаться подальше! Почему ты мне вчера ничего не сказала?
— Не хотела расстраивать, — мягко ответила я, уже жалея, что подняла эту тему.
— Господи! — говорит он и с грохотом швыряет кружку в раковину.
Громкий звук пугает Эви, и она начинает плакать. Но Тома это не останавливает.

— Не знаю, что сказать, правда не знаю. Когда я с ней говорил, она была вменяемой. Выслушала меня и обещала здесь не появляться. Выглядела хорошо. Вполне здоровой, практически нормальной…
— «Выглядела хорошо»? — переспрашиваю я и, прежде чем он успевает отвернуться, по выражению его лица вижу, что он проболтался. — Ты же говорил, что общался с ней по телефону?
Он тяжело вздыхает и поворачивается ко мне с виноватым видом:

— Да, милая, я так сказал, потому что знал, что ты расстроишься, если узнаешь о встрече. Поэтому признаю: я соврал. Из лучших побуждений.
— Ты что, издеваешься?
Он улыбается и, качая головой, подходит ко мне, сложив руки в жесте мольбы.
— Прости, прости меня. Она хотела поговорить лично, и я подумал, что так, может, даже лучше. Прости меня, ладно? Мы просто поговорили. Встретились в какой-то забегаловке в Эшбери и проговорили минут двадцать. Полчаса максимум. Поняла?

Он обнимает меня и прижимает к себе. Я пытаюсь сопротивляться, но он сильнее меня, мне нравится его запах, и я не хочу ссориться. Я хочу, чтобы мы были на одной стороне.
— Прости меня, — шепчет он мне в волосы.
— Все в порядке, — уступаю я.

Я отпускаю его на этом, потому что теперь занимаюсь этим сама. Вчера вечером я поговорила с сержантом Райли и сразу поняла, что поступила правильно, позвонив ей, потому что, когда я сказала, что несколько раз (небольшое преувеличение) видела, как Рейчел выходила из дома Скотта Хипвелла, она очень заинтересовалась. Она хотела знать даты и время (я сообщила ей подробности двух случаев, а про остальные говорила уклончиво), общались ли они до исчезновения Меган Хипвелл, считаю ли я, что у них сейчас роман. Должна сказать, что такое мне не приходило в голову: не могу представить, чтобы он после Меган сошелся с Рейчел. Тем более, когда только что похоронил жену.

На случай, если Райли забыла, я снова напомнила об инциденте с Эви — о попытке ее похищения.
— Она очень нестабильна, — сказала я. — Вы можете подумать, что я драматизирую, но я не могу рисковать, если дело касается благополучия моей семьи.
— Нет, нет, — заверила Райли. — Спасибо, что связались со мной. Если вдруг заметите что-то подозрительное, пожалуйста, дайте мне знать.

Я понятия не имею, как они отреагируют — может, проведут с ней беседу и предупредят об ответственности? В любом случае стоит подумать о получении решения суда, запрещающего ей к нам приближаться. Надеюсь, ради блага Тома, что до этого не дойдет.

После отъезда Тома на работу мы с Эви отправляемся в парк, где качаемся на качелях и маленьких деревянных лошадках, а когда я сажаю ее в прогулочную коляску, она почти сразу засыпает, предоставляя мне возможность пройтись по магазинам. Мы идем немного окольным путем по тихим задним улочкам, где почти не ездят машины, и будем проходить мимо дома номер тридцать четыре по Крэнхэм-стрит.

Даже сейчас мне достаточно одного взгляда на этот дом, чтобы почувствовать волнение и легкую дрожь, мои губы невольно расплываются в улыбку, а на щеках появляется румянец. Я помню, как мы торопливо поднимались по ступенькам на крыльцо, надеясь, что никто из соседей нас не заметит, как я входила первой и бежала в ванную, где на скорую руку душилась и надевала нижнее белье, которое легко снималось. Потом приходила эсэмэска, что он стоит у двери, и мы проводили час или два в спальне наверху.

Рейчел он говорил, что был на встрече с клиентом или зашел в паб с друзьями выпить пива.
— А ты не боишься, что она может что-то заподозрить и проверит? — спрашивала я, и он отрицательно качал головой.
— Я отлично умею врать, — однажды признался он мне с улыбкой.
А в другой раз сказал:
— Даже если Рейчел и проверит, это не страшно, потому что на следующий день она все равно ничего не вспомнит.
Вот тогда я стала понимать, как плохи у него дела дома.

При мысли об этих разговорах я перестаю улыбаться. Я вспоминаю, как Том заговорщицки смеялся, проводя пальцем по моему животу, и заверял, что отлично умеет врать. Он действительно это делает мастерски и очень убедительно. Я не раз в этом убеждалась. Например, когда при регистрации в гостинице он выдавал нас за молодоженов или когда отказывался задержаться на работе под предлогом, что дома у него что-то случилось. Конечно, все часто врут на эти темы, но Тому верили безоговорочно.

Я думаю об утреннем завтраке — но дело в том, что я поймала его на лжи, и он тут же признался. Мне не из-за чего волноваться. Он не встречается с Рейчел за моей спиной! Это просто смешно! В свое время, когда они только познакомились, она, возможно, и была привлекательной, и даже весьма эффектной. Я видела фотографии — огромные темные глаза, роскошная фигура, все на месте, — но с тех пор она сильно растолстела. И в любом случае он никогда к ней не вернется после всей той нервотрепки, которую она устраивала ему, устраивала нам. Все эти выслеживания, ночные телефонные звонки, истерики, эсэмэски.

Я стою в отделе консервов. Эви еще милостиво спит в коляске, и я вспоминаю о тех телефонных звонках и как я однажды проснулась — а может, такое было не раз? — и увидела, что в ванной горит свет. Я слышала его голос за закрытой дверью — низкий и мягкий. Он успокаивал ее, я это знала. Он рассказывал мне, что иногда Рейчел была просто невменяемой, грозилась заявиться к нам домой, к нему на работу, броситься под поезд. Может, он и умеет отлично врать, но я знаю, когда он говорит правду. Меня ему не провести.

Вечер

С другой стороны, если подумать, ему удалось меня обмануть, разве нет? Когда он сказал, что поговорил с Рейчел по телефону, что она разговаривала нормально и была почти довольна жизнью, я всему безоговорочно поверила. Когда в понедельник вечером он пришел домой, я спросила, как прошел день, и он рассказал об утомительном заседании, на котором был вынужден просидеть все утро. Я ему посочувствовала, ничуть не усомнившись в правдивости его слов, хотя на самом деле никакого заседания не было, а утро он провел в кофейной в Эшбери в обществе своей бывшей жены.

Вот о чем я думаю, осторожно загружая посудомоечную машину, чтобы стук приборов не разбудил задремавшую Эви. Он обманывает меня. Я знаю, что он не всегда абсолютно честен со мной. Я вспоминаю его рассказ о родителях — как он пригласил их на свадьбу, а они отказались прийти, потому что не могли простить ему уход от Рейчел. Мне всегда казалось это странным, потому что оба раза, когда я общалась с его матерью, та была рада меня слышать. Я это чувствовала: она говорила очень доброжелательно, с искренним интересом ко мне и к Эви.

— Надеюсь, что мы скоро ее увидим, — сказала она, прощаясь.
Я рассказала об этом Тому, но он махнул рукой.
— Она просто старается заставить меня пригласить их, — объяснил он, — чтобы демонстративно отказаться. Играет во власть.

Слышать это было странно, потому что мне так не показалось, но настаивать я не стала. Пытаться разобраться во взаимоотношениях в чужих семьях дело неблагодарное. У Тома наверняка есть причины держать родителей на расстоянии, и я уверена, что им движет стремление защитить нас с Эви.

Тогда почему я сомневаюсь в правдивости его слов? Все дело в этом доме, в сложившейся ситуации, в событиях, которые произошли в последнее время. Это они заставляют меня испытывать сомнения. Если я не возьму себя в руки, то сойду с ума и закончу так же, как она. Как Рейчел.

Я сижу и жду, когда можно будет достать простыни из сушильного барабана. Может, стоит включить телевизор — вдруг там показывают серию «Друзей», которую я еще не видела триста раз? Или позаниматься йогой? Или почитать роман, который лежит на тумбочке у кровати и из которого я за две недели осилила всего двенадцать страниц? Я вспоминаю о ноутбуке Тома, который стоит на журнальном столике в гостиной.

А потом я делаю то, чего никак от себя не ожидала: достаю бутылку красного вина, которую мы открыли вчера на ужин, и наливаю себе бокал. Затем включаю ноутбук и пробую подобрать пароль.
Я делаю абсолютно то же, что и она: пью в одиночку и шпионю за ним. Она это делала, и он это ненавидел. Но недавно — не далее как сегодня утром — все изменилось. Если он мне врет, то я буду за ним шпионить.

Разве это не справедливо? Мне кажется, я заслуживаю немного справедливости. Вот почему я пытаюсь взломать пароль. Я пробую имена в разных комбинациях: мое и его, его и Эви, мое и Эви, наши три имени в разном порядке. Наши дни рождения в разном порядке. Годовщины: когда мы познакомились, когда занимались сексом в первый раз. Номер тридцать четыре по Крэнхэм-роуд, номер двадцать три — наш дом. Я стараюсь расширить круг вариантов — многие мужчины используют в качестве пароля название любимой футбольной команды, но Том не увлекается футболом. Ему нравится крикет, и я пробую имена ведущих игроков и название турнира. Молодых спортсменов я не знаю. Я допиваю бокал и наливаю еще половину. Мне даже нравится решать эту головоломку. Я вспоминаю группы, которые ему нравятся, фильмы, актрис. Пробую само слово «пароль», набираю «1234».

За окном слышится отвратительный, будто ножом по сковородке, скрежет: это электричка останавливается перед семафором. Я стискиваю зубы, делаю большой глоток вина и только сейчас замечаю, что время почти семь часов. Господи Иисусе! Эви еще спит, а он вот-вот должен вернуться. И тут я слышу, как в замке поворачивается ключ, и сердце у меня останавливается.

Я захлопываю крышку ноутбука и вскакиваю, с грохотом опрокидывая стул. Эви просыпается и начинает плакать. Я успеваю вернуть компьютер на место до его появления, но он что-то замечает и спрашивает:
— Что происходит?
— Ничего, я просто нечаянно задела стул, и он упал.
Он достает Эви из кроватки, чтобы успокоить, а я бросаю взгляд в зеркало и вижу, что я бледная как полотно, а на губах у меня следы красного вина.
Рейчел
Четверг, 15 августа 2013 года
Утро

Кэти договорилась для меня о собеседовании по поводу работы. Ее подруга открыла свою фирму по связям с общественностью, и ей нужна помощница. По сути, это должность секретарши, только со звучным названием, да и зарплата скорее символическая, но мне это не важно. Та женщина согласилась со мной поговорить без всяких рекомендаций — Кэти ей рассказала, что у меня был срыв, но сейчас все позади, и я в полном порядке. Собеседование должно состояться завтра после обеда дома у этой женщины — она оборудовала себе офис в пристройке в саду, — а живет она в Уитни. Поэтому я собиралась заняться подготовкой к встрече, освежить в памяти свой профессиональный путь и восстановить навыки подачи себя с лучшей стороны. Собиралась, но тут позвонил Скотт.

— Я надеялся, что мы сможем поговорить, — сказал он.
— Нам… я хочу сказать, что тебе не нужно ничего объяснять. Это была… Мы оба знаем, что совершили ошибку.
— Я знаю, — согласился он и произнес это так удрученно, что совсем не походил на Скотта из моих ночных кошмаров.
Он, скорее, снова стал тем убитым горем человеком, который сидел у меня на кровати и рассказывал о своем нерожденном ребенке.
— Но мне очень надо поговорить с тобой.
— Конечно, — сказала я. — Конечно, давай поговорим.

— Мы можем встретиться?
— Ну… — замялась я, решив ни за что не возвращаться в тот дом, — извини, но сегодня я никак не могу.
— Пожалуйста, Рейчел. Это очень важно.
Он говорил с такой болью, что мне невольно стало его жаль. Пока я раздумывала, под каким предлогом лучше отказаться, он снова попросил:
— Пожалуйста!
Я нехотя согласилась и в ту же секунду пожалела об этом.

В газетах написали о ребенке Меган — ее первом мертвом ребенке. Вернее, об отце того ребенка. Его разыскали. Его звали Крейг Маккензи, и он умер в Испании четыре года назад от передозировки героина. Таким образом, он исключался из списка подозреваемых. Мне всегда казалось, что этот мотив притянут за уши — если бы кто-то и захотел наказать ее за прошлое, то сделал бы это много лет назад.

И кто же тогда остается? Обычный набор подозреваемых: муж и любовник. Скотт и Камаль. Или это какой-то маньяк, напавший на нее на улице, серийный убийца, начавший отсчет своих жертв? Стала ли Меган первой в его серии — Виломеной Маккен
[3]
или Полин Рид?
[4]
И кто сказал, что убийцей был мужчина? Меган Хипвелл была маленькой, хрупкой женщиной. Чтобы лишить ее жизни, особой силы не требовалось.

Вторая половина дня

Первое, что я замечаю, когда он открывает дверь, — это запах. Запах пота и пива, горький и кислый, к которому примешивается еще что-то неприятное. Запах гниения. На Скотте спортивные брюки и покрытая пятнами серая футболка, волосы сальные, кожа блестит от испарины.
— С тобой все в порядке? — спрашиваю я, и он ухмыляется в ответ. Он пьян.
— Да, проходи.
Мне не хочется это делать, но я все же вхожу.

Занавески на окнах, выходящих на улицу, задернуты, и комната залита красноватым светом, вполне соответствующим жаре и запаху.
Скотт, пошатываясь, направляется на кухню, открывает холодильник и достает пиво.
— Проходи и садись, — говорит он. — Угощайся. — Ухмылка на его лице кажется застывшей и угрюмой. В выражении его лица есть что-то недоброе. Неприязнь, которую я заметила в нем в субботу утром после проведенной вместе ночи, никуда не делась.

— Я ненадолго, — говорю я. — У меня завтра собеседование насчет работы, и мне надо подготовиться.
— Правда? — Он поднимает брови, садится и ногой пододвигает мне стул. — Садись и угощайся!
Он не предлагает, а приказывает.
Я сажусь напротив, и он пододвигает мне бутылку. Я беру и делаю глоток. С улицы доносятся крики детей, играющих где-то неподалеку, сквозь них прорывается негромкий и такой знакомый стук колес.

— Вчера пришли анализы ДНК, — сообщает Скотт. — И вечером ко мне приезжала сержант Райли. — Он ждет, что я как-то отреагирую, но я боюсь сказать что-то не то и молчу.
— Ребенок не мой. Он не был моим. И самое смешное, что и не Камаля тоже. — Он смеется. — Значит, она крутила с кем-то еще. Представляешь? — С его лица не сходит эта ужасная ухмылка. — Ты об этом не знала, верно? О другом ухажере? Она тебе ничего про него не говорила, так?

Он больше не ухмыляется, и у меня появляется нехорошее предчувствие. Очень нехорошее. Я поднимаюсь и делаю шаг в сторону двери, но он встает у меня на пути, хватает за руки и силой усаживает обратно на стул.
— Сядь на место, черт тебя возьми! — Он срывает у меня с плеча сумку и швыряет ее в угол комнаты.
— Скотт, я не понимаю, что происходит…
— Да ну?! — кричит он, нависая надо мной. — Вы же с Меган такие хорошие подруги! Ты же знаешь всех ее любовников!

Он знает. Не успела я об этом подумать, как он наверняка увидел это по моему лицу, потому что склоняется надо мной еще ниже и говорит, обдавая меня тяжелым дыханием:
— Ну же, Рейчел, рассказывай!
Я мотаю головой, и он машет рукой, задевая бутылку, которая скатывается со стола и разбивается о плитку на полу.
— Вы даже ни хрена не были знакомы! — ревет он. — Все, что ты рассказывала, сплошное вранье!
Я мотаю головой и вскакиваю, бормоча:
— Прости, прости.

Я пытаюсь обогнуть стол, чтобы забрать сумку и телефон, но он снова хватает меня за руку.
— Зачем ты это сделала? — спрашивает он. — Зачем? Чего тебе надо?
Он смотрит мне прямо в глаза, и я чувствую ужас, но при этом понимаю, что его вопрос вполне резонен. Он имеет право знать. Поэтому я не пытаюсь выдернуть руку, чувствуя, как он сжимает ее, словно клещами, и отвечаю спокойно и четко. Я стараюсь не плакать и не паниковать.

— Я хотела, чтобы ты узнал о Камале, — говорю я ему. — Я видела их вместе, как и рассказывала, но ты бы мне не поверил, если бы я оказалась просто пассажиркой поезда. Мне было нужно…
— Тебе было нужно! — Он отпускает меня и отворачивается. — Ты говоришь, что тебе было нужно… — Он уже не кричит и немного успокаивается.
Я глубоко дышу, стараясь унять сердцебиение.
— Я хотела тебе помочь, — продолжаю я. — Знаю, что полиция всегда подозревает мужа, и хотела, чтобы ты знал, что был кто-то еще…

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь