Девушка сняла юбку перед мощным аналом в синих босоножках

⚡ ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

Девушка сняла юбку перед мощным аналом в синих босоножках
Cвязь для правообладателей/DMCA abuse.books@gmail.com
Удар, еще удар. Эти подонки лупили меня по животу. Я потеряла сознание…
Очнулась от пощечины и запаха нашатыря. Услышала голос Хозяина:
— Видно, для этой девки недостаточно применения психотропных препаратов. Она нуждается в тщательной обработке. Это как дрессировка у животных. Слышал, как их натаскивают?
— Разумеется, — ответил помощник Хозяина, — на уровне условных рефлексов.
Я ощутила, что лежу на спине голая. На том же столе, где меня насиловали. Руки разведены в стороны и прикованы к кольцам, врезанным в стол. И ноги зафиксированы таким же образом. Даже шею опоясывало массивное железное кольцо. Рот закупорен большим кляпом, мешавшим дышать.
Ко мне постепенно стала возвращаться чувствительность, что отразилось болью в теле. Особенно сильно болело внизу живота и в районе ануса.
Я не знала, сколько времени была в отключке. Наверное, достаточно долго, раз меня успели зафиксировать на столе.
— Очухалась, — сказал Хозяин, — можно продолжить экзекуцию.
Я краем глаза наблюдала, как садист снял с крючка на стене плеть с множеством мелких хлыстиков. Затем он подошел ко мне и со всей силы сжал пальцами сосок. Я застонала от боли.
— Здесь и подохнешь, — прошипел прямо над ухом Хозяин. — Запорю до смерти!
Через пару секунду по моей груди словно прошлись раскаленным железом, в кожу будто вонзились тысячи иголок. Так подействовал удар плети. От боли хлынули слезы из глаз, еще больше закружилась голова.
Но сознание на этот раз я не потеряла. Наоборот, попыталась включить мозги.
«Жить, жить, жить, — застучала в голове мысль. — Я должна выжить в этом аду, чтобы рассказать свою историю, чтобы предупредить других наивных девушек. Почему я должна умереть? Я ведь так молода, я хочу жить!
Артем затмил мне разум. Я сама согласилась на добровольный плен, побежала за ним сломя голову, не зная, какое будущее уготовано моей несчастной судьбе. Я исковеркала себе жизнь. Господи, как я ошибалась! Погоня за богатством привела меня в этот страшный подвал.
Сейчас меня ломают, хотят сделать послушной игрушкой, подопытной рабыней в руках любителей БДСМ и жесткого секса. А я всего лишь хочу вернуться домой!
Нужно не сломаться, нужно быть сильной и хитрой. Нужно пообещать Хозяину, что буду работать, пусть только не бьет больше. Нужно затаиться, изображать покорность, но искать возможность вырваться отсюда».
Очередной удар плети обрушился на мое тело, отразился жгучей болью, мешавшей соображать.
— Сжалься над девкой! — сказал наблюдающий за экзекуцией помощник Хозяина. — Она и в самом деле концы здесь отдаст.
— Посмела мне возражать! Либо будет работать, либо забью до смерти!
Я попыталась мычать, так громко, как только могла.
Помощник Хозяина кивнул в мою сторону:
— Смотри, она что-то хочет сказать.
— Я буду работать! — выдохнула, стараясь сказать как можно громче.
— Будешь выполнять все мои требования? — уточнил Хозяин.
— Учти: за любое непослушание последует жестокое наказание. И так будет всякий раз, пока ты не усвоишь урок окончательно…
Я родилась в маленьком городе Чудово, что в Новгородской области.
Кто мой отец — я не знаю и, похоже, не узнаю никогда. В свидетельстве о рождении у меня в графе отец — прочерк.
Мне говорили, что мама моя была доброй женщиной. Но ей сильно не везло в жизни. Она пристрастилась к алкоголю и скоропостижно скончалась, когда мне едва исполнилось пять лет. Ее я помню плохо, лишь отдельные эпизоды всплывают в памяти иногда. Да и вспоминать, по сути, нечего…
А вот мамины похороны врезались в память. На похоронах было всего четыре человека — я, мамина подруга тетя Вера, ее муж, а также неизвестная мне тетенька.
Когда крышку гроба открыли, я услышала злобное шипение той тетеньки:
«Допились! Сгубили Наташку, а сейчас хоть бы слезинку кто проронил…»
Тетя Вера резко обернулась и пристально посмотрела на говорившую женщину. Та испуганно смолкла, зачем-то подошла ко мне и погладила по головке.
Затем меня подвели к гробу попрощаться. Я помню, как отяжелели мои ноги, как стало страшно. Мама была очень бледная, почти белая, и только лицо ее осталось таким, как и раньше: родным и милым для меня. Мне показалось: мама спит. Я поцеловала ее в лоб, как велела тетя Зина, и пообещала ей, что буду послушной и вырасту достойным человеком.
А потом в гроб положили несколько гвоздик и крышку закрыли…
Мне очень не хотелось, чтобы мама уходила в мир иной, но у меня не было слов, чтобы выразить свои чувства, не было слез, чтобы заплакать. Я долго стояла и смотрела, как гроб засыпают землей…
Потом тетя Вера взяла меня за руку и увела к себе домой. Вечером того же дня меня забрали в детский дом.
Я оказалась самой младшей и самой маленькой по росту в группе, однако били меня девочки нещадно. И кличку дали обидную — Бактерия. Наверное, я действительно была похожа на некую бактерию — худая, прыщавая, с острыми коленками. Еще и первые буквы клички совпадали с моей фамилией — Бакланова. Лучше бы называли меня Бакланихой, если не хотели звать по имени — Сашей. Но кличка Бактерия прижилась и закрепилась за мной. Первое время я обижалась, а потом привыкла. Пусть называют, как хотят, лишь бы не издевались надо мной.
А ведь могли и толкнуть, и ударить безо всякой причины, пару раз темную мне устраивали. Не хочу об этом рассказывать, даже сейчас вспоминаю с содроганием.
И все же я росла доброй и покладистой. Быстро поняла, что лучше вести себя так, как хотят окружающие. В любом конфликте признавала свою вину и уступала. Даже если меня просили сделать что-нибудь в ущерб себе, мне было неловко отказать — ведь другому человеку это нужно, а мне хотелось выполнить просьбу, чтобы завоевать расположение. Но сверстники меня все равно не уважали. А вот взрослые, воспитатели, учителя, нянечки, относились ко мне хорошо.
Я неплохо училась, была лучшей в классе по успеваемости. Решала контрольные за себя и соседку по парте, а одноклассникам давала списывать домашние задания. Если по правде, то одноклассники часто не спрашивали меня разрешения списать, а просто брали тетрадки и списывали. Я не возражала, мне не было жалко. Хотя, конечно, такое немного обидно.
Школьный класс сформировали из детей нашего интерната. Учились вместе, мальчики и девочки.
Но я по-прежнему ни с кем не сходилась. Ребята сторонились меня, смотрели как на выскочку: опять Бактерия зубрит, перед учителями выслужиться хочет. Сплетничать, болтать о мальчиках или тряпках я не умела и не хотела.
Вот и получалось одиночество среди множества детей. Впрочем, я любила одиночество: посидеть где-нибудь в сторонке, книжку почитать.
На каком-то этапе одноклассники стали побаиваться меня. Наш известный хулиган и второгодник Мишка Сидорович часто обижал ребят, мог ударить без видимой причины кулаком, отнять иногда личные вещи. Но после одной встречи со мной, хулиган стал обходить меня стороной. Я тогда пристально посмотрела ему в глаза. После чего у Мишки вдруг сильно разболелась голова, открылся понос.
Взгляд — это моя особая примета. У меня глаза карие, но в какие-то моменты, когда я сильно волнуюсь или злюсь, становятся зелеными. Мама рассказала перед смертью, что моя покойная бабка была колдунья, сильная колдунья, а я очень на нее похожа.
Мне и потом говорили, что я могу смотреть тяжелым колюче-убийственным сверкающим взором. От него некоторым людям действительно становилось не по себе. Даже собаки не выдерживали моего взгляда. Я пробовала: хвост поджимали и начинали скулить. Но я почти не пользовалась своим даром, не пыталась нагнать подсознательный страх на окружающих. Смотрела на всех широко раскрытыми детскими наивными глазами.
Однажды Сережка Магалов решил на переменке побить меня за то, что я получила очередную пятерку. Он больше остальных не любил меня. Может быть, потому, что был двоечником, ему и Сидоровичу часто ставили меня в пример.
Сережка вырвал из моих рук тяжелый портфель, размахнулся и ударил им меня. Потом замахнулся вновь. Но увидел мой тяжелый сверкающий взгляд, споткнулся на ровном месте, упал и разбил себе голову о батарею.
После того случая обижать меня перестали окончательно. Но и дружить со мной никто не хотел. Считали странной, опасной, нелюдимой.
Общение со сверстниками мне заменяли книги. Я с удовольствием читала все. И к двенадцати годам прочитала почти всю художественную литературу, которая была в нашей скромной библиотеке.
Из книг я узнавала жизнь, а также искала ответы на вопросы, мучившие меня. Зачем люди обижают друг друга? Почему обманывают, притворяются? Я не понимала мира взрослых людей, боялась его. И в то же время хотела скорее повзрослеть, чтобы вырваться из детского дома. Мечтала стать счастливой, как героини некоторых моих любимых романов.
Я воспитывалась на добрых книгах, и не знала, что мир может быть столь жесток…
Уже в училище, я пришла к выводу, что не может быть счастливой жизни без достатка. Но об этом чуть позже расскажу.
Кроме книг, вторым моим увлечением было плавание. Нас водили в бассейн. Я первой из девочек нашей группы научилась держаться на воде и самостоятельно плыть. Инструктор сказал, что из меня получится знатная пловчиха. Я посещала секцию плавания до совершеннолетия. Несколько раз участвовала в соревнованиях на первенство области в своем возрасте, была в призах. Летом плавала в озере Ильмень. Недалеко от озера у детского дома был летний лагерь, куда нас возили на школьных каникулах, а в погожие дни приводили к воде и разрешали иногда купаться.
Время шло, я росла. Моя фигура начала постепенно формироваться. Появилась немаленькая грудь, обозначились бедра, попка. На меня стали заглядываться старшие ребята. Особенно семнадцатилетний Славик. Как-то раз он зажал меня в углу, чтобы поцеловать. Я понимала, что целоваться еще рано, но ведь Славик так хотел и просил об этом, что мне стало неудобно отказать ему. В самом деле, что, разве трудно дать себя поцеловать? Тем более, Славик был симпатичным парнем, старше меня почти на три года.
Он рассказал о нашем поцелуе своим друзьям, и однажды после школы они отвели меня в подъезд и там по очереди целовали и цюпали в разных местах. Я понимала, что это нехорошо, мне было стыдно, но отказать парням не смогла: ведь им так хотелось потрогать меня, а мне, по большому счету, нетрудно было потерпеть: пусть будет им приятно.
А потом Славик меня изнасиловал. Это случилось незадолго до его ухода из детского дома во взрослую жизнь.
В тот вечер Славик зашел ко мне в нашу девичью комнату и сказал:
— Слышь, Бактерия, пошли, выйдем в коридор, поговорить надо.
Я колебалась. Сердце екнуло в предчувствии чего-то нехорошего.
— Да не бойся ты, не обижу, — уговаривал Славик.
Не умела я говорить: «Нет». И вышла за ним.
В коридоре парень ухмыльнулся и вдруг зашептал мне на ухо:
— Ты мне нравишься! Когда тебе восемнадцать исполнится, станем жить вместе. Я нормальный пацан, мне скоро квартиру дадут, пойду работать, бабки будут. Зайдем сейчас в кладовку, там все обсудим.
Кладовка… Я знала, что в ней старшеклассники встречаются с девочками. И медлила, понимала где-то на интуитивном уровне, что Славик хочет моего неиспорченного девичьего тела. Но мне приятно было услышать такие его слова.
— Давай соглашайся, милая! — настаивал парень.
Я не знала, что ответить, почему-то надеялась, что все решится как-то само собой.
— Что ты ломаешься? — спросил Славик, схватил меня за руку и приказным тоном потребовал:
Я секунду медлила, а затем на дрожащих ногах последовала за возбужденным юношей.
Меньше всего на свете мне хотелось остаться с ним один на один в кладовке, но отказать я опять не смогла. В конце концов, что там будет на самом деле? Может, мы просто постоим в темноте, и он отпустит меня.
У заветной двери Славик остановился и посмотрел прямо мне в глаза. В его взгляде отражался безумный огонь, я поняла, что вряд ли выйду из кладовки прежней. Но не посмела возражать, не воспользовалась своим испепеляющим взглядом. Я вообще им больше не пользовалась после того, как меня перестали обижать.
Славик открыл дверь в кладовку, и мы зашли. Парень запер дверь изнутри. В маленьком помещения было темно, Славик не стал включать лампочку, я почти ничего не видела. Но сильно волновалась, было трудно дышать.
Мой первый кавалер сразу приступил к «ласкам».
Он буквально вжал меня в стену весом своего мощного тела, и я через одежду почувствовала его твердое достоинство в районе своего лобка.
— Выпусти меня, пожалуйста, мне нечем дышать! — сказала я и попыталась оттолкнуть парня, но он крепко держал меня в своих руках.
— Ты дура?! — прошептал Славик в нескольких сантиметрах от моих губ. — Не понимаешь, зачем я тебя сюда привел?
Я хотела что-то сказать, но он коснулся губами моей щеки и стал прокладывать дорожку из легких поцелуев к губам. Внизу живота у меня все напряглось от новых, неизведанных ранее ощущений. Губы парня накрыли мои. Мы слились в поцелуе. Сладком, но не долгом. Осуждающая мысль пришла мне в голову. Я отстранилась и почти закричала:
— Хватит! Остановись! Выпусти меня!
При этом попыталась вырваться из объятий ухажера, но мое сопротивление только заводило Славика.
Он еще сильнее пригвоздил меня к стене, лишая возможности двигаться и сопротивляться. Его влажные поцелуи бросали меня в пропасть сладострастия. Всепоглощающая, необузданная страсть самца стала передаваться и мне. Сумасшедшие ласки Славика лишали рассудка, обезоруживали, пленяли.
Он невнятно промычал что-то про «прекрасную любовь» и попытался покорить меня взрослым страстным поцелуем. На самом деле он захватил мои губы и кончик языка своими губами и начал совершать сосательные движения с легким пожевыванием языка. Это продолжалось довольно долго. Я терпеливо ждала, когда закончится такой «поцелуй».
После него парень, естественно, меня не отпустил. Он начал расстегивать на мне одежду. Юбка, а за ней и платье приземлились на пол.
А Славик подхватил меня под упругую попу и стал стаскивать трусики. Его руки блуждали по телу, сжимали грудь…
Неожиданно Славик оставил меня. Но только для того, чтобы скинуть свои штаны. При этом он достал из кармана презерватив, зубами разорвал шуршащий пакетик и протянул латексное изделие мне.
— Откуда? — сорвался с языка вопрос.
— Не имеет значения, где взял, — довольным голосом ответил Славик. — Надень!
Он подался тазом вперед и выпятил передо мной свой эрегированный орган.
Я занервничала еще больше, руки затряслись. Но протестовать не стала, только честно призналась:
— Ладно, давай, я сам, — Славик забрал у меня презерватив и ловко натянул его на головку члена. — Сейчас узнаешь, какой должна быть настоящая любовь!
Он скинул свою рубашку, развел мои коленки в стороны и без дальнейших прелюдий стремительно вошел в меня. Я вскрикнула от боли, закрыла глаза, закусила нижнюю губу.
— Не кричи, могут услышать, — велел Славик.
Он замер на время внутри меня, тихо выругался и сказал:
— Да… Мне больно… Давай, закончим! — попросила я.
— Потерпи, красавица, — с такими словами Славик сделал первое поступательное движение, а затем понемногу набирал темп.
Я больше не возражала, отдала себя в жертву грубому самцу, похотливо терзавшему мое истекающее влагалище.
До сих пор помню ту чудовищную боль, которой сопровождался каждый, разрывающий тело, толчок парня, помню кровь, сочащуюся по бедрам, помню приглушенные стоны Славика. Помню как ждала, когда же закончится этот садистский сеанс «любви».
— Надо было трахнуть тебя раньше! — сказал Славик, когда мы, наконец, выбрались из кладовки.
Я была в полуобморочном состоянии, парень довел меня до туалета, чтобы я обмылась.
Пережитое навсегда запечатлелось у меня в памяти, но не совсем так, как должно было быть, исходя из моих представлений о жизни, почерпнутых в книгах. Я не чувствовала себя жертвой, сильно не переживала, не плакала в подушку. Не вздрагивала при виде парней, а, скорее, наоборот, воспылала к ним интересом, который никогда ранее не был присущ мне.
Я стала тщательнее следить за собой, чаще мыться, лучше чистить зубы. Но прежде, буквально на следующий день, хотела расстаться с жизнью.
Я очень надеялась, что никто не узнает о нашей связи со Славиком. В детском доме все было спокойно. Но вот в школе…
Утром пришла как обычно, заняла свое место у окна, и вдруг один за другим стали подходить одноклассники и с ехидными улыбочками отпускать в мой адрес реплики типа: «Бедненькая, а мы-то думали, что ты недотрога!», «Ты, оказывается, передком сильна!»
Одна девочка подошла ко мне, больно дернула за косичку, которая свисала почти до плеч, и спросила так, чтобы было слышно всему классу:
— Бактерия, у тебя писька после вчерашнего не болит?
Раздался дружный хохот. В моих глазах потемнело, я в шоке выскочила из класса и выбежала из школы. Прочь, прочь, чтобы не слышать издевательских вопросов и насмешек, не видеть рож одноклассников.
Глаза щипали злые слезы, грудь разрывалась от боли и обиды, во рту ощущался неприятный металлический привкус.
Зачем Славка обо всем рассказал? Почему предал меня?
Я чувствовала себя никому не нужным, опозоренным изгоем, изолированным от всего мира. И не было ни одной души, которая могла бы понять меня, успокоить, помочь. Мне не с кем было поделиться своей болью. Я шла вдоль дороги, не замечая ни прохожих, ни мчавшихся мимо машин — ничего! Ком сдавливал горло, слезы застилали глаза. Я и раньше часто тихо плакала ночью в постели детского дома, вспоминала маму, единственного близкого мне человека. От этого становилось легче, хотя знала, что слезы не могут ничего изменить.
В тот день все кружилось у меня перед глазами, я шла, сама не зная куда. И оказалась на мосту у реки. Внизу вода бурлила и пенилась. Весна в разгаре, погожий день, активно таял последний апрельский снег.
Я глядела на воду как завороженная. Меня манила бурлящая стихия. Я и раньше любила смотреть на водный поток. Но сейчас вдруг пришла мысль, что река — спасение от враждебного мира, от позора и моей никчемной жизни. Брошусь в воду, и закончатся все страдания и беды…
Я облокотилась на перила моста, мысленно попрощалась с мамой, но задумалась, наблюдая за бурлящим потоком в преддверии решительного шага в глубь реки. И вдруг почувствовала чьи-то крепкие руки: кто-то подошел незаметно и взял меня за плечо.
— Никогда не смей даже думать об этом! — послышался незнакомый голос.
Я вздрогнула и обернулась. Возле меня стоял невысокий худощавый молодой мужчина, на вид чуть старше двадцати лет. В его внешности не было ничего необычного или примечательного. Славянское лицо, светлые волосы, аккуратный нос, голубые, но не слишком выразительные глаза. Простой, похоже, рабочий человек в джинсах и легкой куртке по сезону.
— Кто вы? — спросила я. — Откуда знаете, о чем я думаю?
Незнакомец улыбнулся и тихо ответил:
— Твое сердце так сильно бьется, что слышен его стук. Я понял, что ты собираешься сделать. В твоем возрасте я тоже о глупостях думал и с жизнью хотел расстаться. Пустяковые проблемы казались неразрешимым бременем.
— Почему в школьной форме, без куртки? Холодно ведь еще.
В самом деле, я выскочила из школы, забыв про портфель и куртку в гардеробе. Но холода в своем стрессе не ощущала. Отчасти меня согревало весеннее солнышко.
Мужчина снял с себя куртку и накинул мне на плечи. Я попыталась возразить, но он не принял возражений. А мне вдруг захотелось рассказать свою историю. Мы пошли по направлению к школе, я все говорила и говорила. О своей трудной жизни в детском доме, об обидах, сомнениях и переживаниях, о Славике, так подставившем меня. Мужчина внимательно слушал, иногда, словно психолог, давал советы.
Мне хотелось выговориться, мне нужно было это сделать, чтобы облегчить свои моральные страдания, чтобы услышать совет и одобрение. Я нашла хорошего собеседника. В разговоре не заметила, как мы оказались у школьных ворот.
— Иди и ничего не бойся! — сказал мужчина. — И не обращай внимания на насмешки и сплетни. Будь выше их!
И я пошла. А он быстро ушел. Только в школьном коридоре я сообразила, что не спросила даже имени своего спасителя. Я ничего не знала о нем! Мне хотелось бы встретиться с ним вновь. По дороге в школу и обратно, в детский дом, во время прогулок я вглядывалась в лица
Агент на кастинге трахнул татуированную чешку | порно видео
Сиськи девушек огромного размера
Пацан стянул розовые штаны со спящей подруги и снял домашку как сует по яйца в нее хер