Девка готова глубоко сосать, лишь бы поскорее отпустили домой

Девка готова глубоко сосать, лишь бы поскорее отпустили домой




💣 👉🏻👉🏻👉🏻 ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻

































Девка готова глубоко сосать, лишь бы поскорее отпустили домой


Возможно, сайт временно недоступен или перегружен запросами. Подождите некоторое время и попробуйте снова.
Если вы не можете загрузить ни одну страницу – проверьте настройки соединения с Интернетом.
Если ваш компьютер или сеть защищены межсетевым экраном или прокси-сервером – убедитесь, что Firefox разрешён выход в Интернет.


Firefox не может установить соединение с сервером www.you-books.com.


Отправка сообщений о подобных ошибках поможет Mozilla обнаружить и заблокировать вредоносные сайты


Сообщить
Попробовать снова
Отправка сообщения
Сообщение отправлено


использует защитную технологию, которая является устаревшей и уязвимой для атаки. Злоумышленник может легко выявить информацию, которая, как вы думали, находится в безопасности.


Посвящается моим родителям,
которые всегда в меня верили
и любили

От автора
Это книга о тюрьме. Она основана на реальных событиях и самые шокирующие сцены и факты — не моя фантазия, а самая настоящая действительность. Это было, есть и, к сожалению, пока будет. Повесть можно назвать документальной, но... имена вымышлены, всякое сходство наверняка случайно, а события не всегда точны хронологически. Заранее прошу прощения у тех, кого что-то заденет или не понравится. Это не выдумка, это — жизнь. А на жизнь не обижаются...
Тюрьма...
Это страшное холодное слово...
Она никогда не связывала с ним себя. Если бы Ксении сказали, что когда-нибудь ей доведется попасть в тюрьму, она бы ни за что не поверила. Слишком далек был ее мир от того, что обрушилось на нее сейчас...
— Снимай шнурки, шарф, выкладывай все из карманов, раздевайся! — следователь посмотрела на нее в упор, и повторила раздраженно. — Раздевайся, не заставляй ждать!
В кабинете присутствовали двое понятых. Одной из них была бабушка с заплаканными глазами. Она потеряла сына и пришла в милицию подать заявление. Старушка чувствовала себя очень неуверенно, и все время оборачивалась на дверь. Вторая же, здоровая энергичная молодая бабища, видимо, не впервые присутствовала при подобных процедурах. Обязанности понятого эта женщина исполняла как интересную и приятную работу.
— Давай, раздевайся, милая, — сказала она.
Ксения все никак не могла понять, что происходит. Только что она дала подписку о невыезде, ее собирались отпустить, и вдруг — арест? Мысленно Ксения была уже дома, и с болью пыталась придумать, как объяснить, как подготовить родителей к тому, что их единственная, их любимая доченька совершила преступление, и впереди — суд…
1. САША
Ксюша росла болезненным ребенком, обожала животных и книги. Когда подросла, ее стали замечать мальчики — к шестнадцати годам Ксения незаметно для себя превратилась в яркую красивую девушку. Сейчас ей исполнилось уже девятнадцать, но в душе она оставалась той же самой наивной и доброй девочкой, немного романтичной и открытой. Она умела любить только по-настоящему, всей душой, не скрывая мысли, забывая о себе, готовая отдать жизнь за любимого. Горечь разочарований и ошибок не разучили ее верить людям.
В этот раз ее снова захлестнула сумасшедшая, неразумная любовь, заставившая ее сделать то, во что она до сих пор не верила, не могла поверить. Еще вчера она жила в нормальном мире. Жила, поглощенная своим чувством и верила только в него. Жила, стараясь не помнить моменты, когда Саша вдруг становился чужим, жестоким и циничным. Она гнала это из памяти, доказывая себе, что ее любимый не может быть таким. Он не может быть плохим, потому что любит ее, любит не меньше, чем она.
Они познакомились два месяца назад. У Ксении всегда было много знакомых парней, с ней часто пытались познакомиться на улице. Редкий парень отказался бы иметь такую подругу. Но она почему-то выбрала Сашу. Вокруг нее было полно красивых, высоких парней, надежных и добрых, а она влюбилась в какую-то невзрачную личность. Саша был невысок, — с нее ростом, кареглаз, темноволос, скуласт, с довольно приятной улыбкой. При этом не отличался ни атлетическим телосложением, ни умом, ни особым изяществом. Работал он на рынке, торговал в собственном киоске всякой дребеденью. Выпивал, курил, был не болтлив, но и не совсем молчун — обычный парень, каких сотни. Из всех ее знакомых он менее других был заинтересован в ней. Возможно, его равнодушие она приняла за независимость, чувство собственного достоинства, которые по ее мнению, должны быть присуще настоящему мужчине. Или он привлек ее так же, как может привлечь что-то недоступное, а потому и более желанное? Как бы то ни было, Ксения полюбила его.
И почти сразу же появился страх — страх потерять Сашу. Надо сказать, он и не пытался избавить Ксюшу от этого страха. Говорил, что любит, но в то же самое время всегда был недоволен ею. Ради него она стала носить платья самой нелюбимой длины — чуть-чуть выше колена, ни то ни се, а свои длинные красивые белокурые волосы завязывала в скромный хвостик. Ксюша знала, что у Саши была до нее другая девушка, которая его бросила. Он очень любил ее, и все еще не мог простить. Это она, та девушка, носила такие юбки и такую прическу. Иногда Ксении казалось, что, уродуя ее чужим стилем, Саша пытался создать образ, похожий на его бывшую. Но она старалась об этом не думать. Может, просто у него такой вкус. Ведь он говорит, что любит. Даже купил ей газовый баллончик и велел всегда носить его с собой. Значит, боится за нее. Ну и пусть он до сих пор так и не смог найти времени, чтобы познакомиться с ее родителями. Пусть его душа для нее абсолютные потемки. Ну и что, что ей не нравится такая длина подола, может, он просто хочет, чтобы она стала еще красивее в его глазах. А ради этого можно пойти на любые жертвы. Ради него она готова была на что угодно. Лишь бы видеть его, слышать его голос. Ради него она и сделала это.
Грабеж... Она — грабительница?.. Дико, нелепо, невероятно, но это было так.
Ему нужны были деньги, очень нужны. Чуть меньше месяца назад, в ноябре, Саша возил Ксеню в свою деревню под Куйбышевом. Там жили его родственники, и всю неделю, пока они там гостили, продолжалась дикая, буйная пьянка.
Еще в поезде Ксения сделала для себя открытие, увидев Сашин паспорт. Ее удивила пятая графа: чуваш. Она не имела понятия, чем чуваши отличаются от русских, да и не придавала этому особого значения. У Саши была совершенно русская фамилия Иванов. Внешность его тоже никак не выдавала принадлежности к какой-либо национальности. Поэтому, поудивлявшись немного, Ксюша благополучно выкинула это из головы.
В Сашиной родной деревне люди тоже оказались вполне нормальными — пили, по крайней мере, чисто по-русски, такими же объемами, если не больше. И внешне все были разными — русые, рыжие, брюнеты. Единственное, что их объединяло — рост. Все мужчины в деревне оказались не выше Ксении. И все очень много пили. Почему-то происходило это почти без закуски. Хотя кормили много и сытно, но строго три раза в день, а пьянка не прекращалась и ночью. Непривычная к столь обильным возлияниям, на четвертый день Ксения познакомилась с белой горячкой. Ей вдруг стало плохо за столом, в жарко натопленной избе, и она вышла в сени, проветриться.
В итоге просидела там целый день. Она сидела на корточках, уставившись в затоптанный пол. Лужи от растаявшего снега, нанесенная с обувью грязь и солома складывались в узоры, картинки, кривляющиеся и постоянно меняющиеся лица. Физиономии были по большей части незнакомые, но мелькали всякие — начиная от профиля Пушкина и заканчивая соседкой по парте в первом классе.
О Ксении, казалось, все забыли. Изредка выходил кто-нибудь, спрашивал, чего она тут сидит. В ответ слышал:
— Я потеряла…
— Что?
— Сама не знаю.
Когда стемнело, Ксюша вышла во двор.
И пожалела об этом. В неверном свете фонарей столбы вокруг ограды вдруг показались ей чьими-то зловещими силуэтами. Она замерла от страха, не в силах пошевелиться, только чувствуя, как бешено колотится сердце.
Через пять минут она все же набралась решимости и отвела взгляд. Но в тот же момент ее пронзил еще больший ужас, — под ногами у Ксении лежал труп. Разум говорил ей, что никакого трупа на самом деле нет, что ей это мерещится, но она не могла поверить — ведь мертвец выглядел так реально. Собрав все свое мужество и пересиливая панический страх, она резко присела и стала лупить руками по снегу, по тому месту, где ей привиделся труп. Она разбрасывала чистый, белый снег, и кричала сама себе: «Нет! Нет тут никаких трупов! Видишь? Видишь?» Лишь когда от снега заледенели руки, она немного пришла в себя.
Подобные галлюцинации продолжались еще около суток — она то видела крыс, то червей, и только на обратной дороге, в поезде, все прошло окончательно.
Город их встретил плохими новостями. Пока они ездили, Сашин киоск сожгли. Напарник, которому Саша на время отъезда поручил торговлю, ушел в запой и просрочил срок уплаты дани местному рэкету. Выяснилось, к тому же, что Саша успел залезть в долги перед поездкой, и теперь их нечем было отдавать.
— Возьми мои деньги, — предлагала Ксюша.
Но то ли долг был слишком велик, то ли Саше хотелось поиграть в благородство, — от ее денег он отказался.
У Ксении в декабре началась сессия. Училась она в одном из техникумов Челябинска, а жила вообще-то в области, с родителями. Сейчас, на время учебы, совсем переехала к Саше. Точнее, квартира была не его, а его отца, живущего в разводе с Сашиной матерью. Отец сильно пил и, в конце концов, попал в профилакторий для лечения от алкоголизма. Обычно Саша жил с мамой, но, раз отцовская квартира освободилась, то переехал туда, взяв с собой и Ксюшу.
Сгоревший киоск нарушил все его планы. Саша начал пропадать целыми днями. Уходя по утрам, говорил, что пошел искать работу, но в итоге возвращался вечером пьяный и злой.
— Дожил. Скоро уже пойду гоп-стопом заниматься, шапки снимать, — ворчал он.
Мысль о шапках засела у него в мозгах, стала навязчивой идеей.
Он часто недобрым словом поминал своего товарища, из-за которого сгорел киоск:
— Этот-то … в голубой норке ходит, а убытки и не думает покрывать. Надо с него хоть шапку эту снять, что ли.
У Ксюши дома лежали три шапки — две норковые и одна песцовая. Надеясь отвлечь Сашу от больной темы, она предложила ему свои головные уборы:
— Если хочешь, продай их, я все равно шапки не ношу, не люблю просто.
Но и от этого предложения он отказался. Самое интересное, что строгие принципы не мешали Саше жить все это время на деньги Ксении.
Когда-то давно Ксюше попался в руки журнал с тестом для женщин. По его результатам можно было узнать, кто она — женщина-дочь, мать, друг, жена или любовница. Выяснилось, что Ксюша принадлежит к среднему типу: женщины-матери и друга. Там было сказано: «Если ваш любимый решит совершить преступление, то вы не только насушите для него сухарей, но и будете стоять на шухере, пока он его совершает». Тест, конечно, глупенький, но доля истины в нем была. И теперь Ксюша, убедившись, что другого выхода нет, стала думать, как помочь любимому.
Последние несколько дней он прямо заявлял:
— Пошел снимать шапки.
Но приходил снова пьяный и с пустыми руками.
Переживая за него, как-то вечером, после занятий в техникуме, она решилась:
— Я пойду с тобой.
До последней секунды ее разум сопротивлялся тому, что от нее требовалось сделать. Но ради Саши, боясь, что он исчезнет из ее жизни, она переломила себя.
2. ПРЕСТУПНИЦА
Они долго пересаживались из трамвая в трамвай, дышали сырым теплом обледеневших вагонов и высматривали в их желтом неверном свете приличную добычу. Точнее, высматривал один Саша. Ксения ничего не понимала в этом. Она не в состоянии была отличить мех норки от хонорика. К тому же сейчас она думала не об этом. У нее было очень тоскливо на душе, очень холодно и страшно.
Наконец Саша сделал выбор:
— Вон та, в бежевом пальто, — он повел глазами в сторону девушки, собирающейся выходить. — Иди за ней.
В глазах Ксении появился ужас. Она думала, что ей не придется ничего делать самой:
— А ты?
— Я за тем парнем.
Парня Ксения так и не разглядела. Трамвай остановился, девушка в норковой шапке вышла, и Ксения выскочила за ней. Саша остался в вагоне.
Ксюше было очень страшно. Она вся сжалась, но повернуть не могла. Ведь Саша на нее надеялся.
Девушка шла быстро, под ее ногами бодро поскрипывал снег. Наверное, торопилась домой после работы. Она уже приближалась к домам, большим темным девятиэтажкам, а Ксения все никак не могла решиться нагнать ее. Фонарей вокруг не было, темень да снег, безлюдно. Но только когда девушка вошла в подъезд, Ксюша прибавила шаг и заскочила следом. Девушка начала подниматься по лестнице.
Почувствовав, что еще минута и будет поздно, она подведет Сашу, Ксения не крикнула, но взмолилась:
— Извините пожалуйста, мне очень нужна ваша шапка!
Жертва обернулась. Она не испугалась, а скорее удивилась. Девушка стояла выше Ксении. Посмотрев свысока на растерянное лицо преступницы, она насмешливо произнесла:
— Иди ты на …, прошмандовка!
К этому моменту нервы Ксении были уже на пределе. Грубое слово стало последней каплей. Ее рука нашарила в кармане баллончик и, вытащив его, нажала. Ксюша никогда в жизни не пользовалась газовыми баллончиками, и не думала, что когда-то придется. Она не специально взяла его сегодня с собой, просто он, как всегда, лежал в кармане. Ведь так хотел Саша.
Когда баллончик попался под руку, она использовала его, не успев понять, что делает. Но из-за отсутствия опыта струя газа попала в саму Ксению.
Несмотря на то, что не пострадала, от неожиданности жертва испугалась, и, сдернув с себя шапку, кинула в преступницу:
— Забирай!
Не видя ничего от слез, вызванных газом, Ксюша наощупь подобрала шапку и, засунув ее за пазуху, побежала к выходу. На улице глазам стало немного полегче, но в тот момент это казалось неважным. Надо было убежать отсюда, исчезнуть, ведь теперь она — преступница, теперь каждый может остановить ее, поймать, посадить в тюрьму. Да, она сделала это для Саши, заставила себя, — но в ту же секунду перестала себя уважать, в ту же секунду прокляла себя за сделанное.
Она бежала так, как никогда в жизни еще не бегала. Ей казалось, что она уже целую вечность бежит по этим незнакомым пустырям, мимо этих чужих домов, по обледенелым тропинкам, изредка выскакивая под редкие мертвенно-бледные фонари и испуганно, как подстреленный заяц, спеша снова в темноту. Где-то очень далеко от того места, где осталась ограбленная девушка, она наконец разрешила себе остановиться. Долго плутала в поисках дороги. В конце концов нашла остановку и, дождавшись трамвая, идущего в сторону Сашиного дома, поехала туда. Люди сочувственно смотрели на ее покрасневшие от слез глаза, а она вся сжималась от их взглядов. Они думали, что у нее беда и не ошибались. Только в этой беде была виновата она сама.
Саши дома не оказалось, ключей Ксюша не имела, ехать ей было больше некуда, да и куда она поедет такая, — преступница? Поэтому она стала ждать своего любимого. Она то выходила на улицу и до боли вглядывалась в темноту дороги, откуда он должен был показаться, то снова заходила в темный и промозглый подъезд, — погреться. Ей было страшно и стыдно держать при себе свою добычу — шапку, поэтому она засунула ее в почтовый ящик, благо шапка оказалась не формовкой, а самоделкой, легко гнулась.
На душе у нее было совершенно беспросветно. Она то плакала, сама, уже не от баллончика, то уходила в какую-то глухую тоску, от которой не могла даже плакать. Саша все не появлялся. Ксения с ужасом думала, что теперь уже никогда не будет спокойна, и всю жизнь будет бояться, что кто-то узнает. Теперь она не сможет смотреть в глаза людям, ее всегда будет сжигать дикий стыд и страшное сознание собственной непоправимой вины. Ей казалось, что все люди при виде нее начнут тыкать пальцем: «Она украла! Она преступница!» Весь город, вся страна, весь мир против нее, потому что она нарушила закон.
Час шел за часом, но Саша не приходил. Ксения совершенно замерзла, но почти не чувствовала этого. Она знала только одно — ей нужно дождаться Сашу.
Во двор въехала машина. Услышав ее шум, Ксения хотела выскочить из подъезда, но не успела открыть дверь, как дорогу ей преградил милиционер в толстом ватнике.
— Ты Ксения? — спросил он, взяв ее под локоть.
— Да, — недоуменно ответила она.
Ксюша не испугалась его появления. И не удивилась тому, что милиционер знает ее имя. Она так устала от переживаний, что не в состоянии была оценить ситуацию.
— Значит, мы за тобой.
В первую минуту она почему-то решила: «Что-то случилось с Сашей».
Она почти закричала:
— Где Саша? Что с ним? Где он? Саша жив? Что случилось?!..
Узнав, что он в машине, она так стремительно кинулась туда, что милиционер, решив, что она убегает, заорал:
— Стой! — и попытался догнать.
Она не слышала его. Ксения уже почти добежала до машины, в которой сидел Саша, еще издали пытаясь понять по его лицу, такому дорогому и близкому, что с ним, как он, что произошло за время их разлуки?
Но не успела Ксения ничего спросить, как ее одернул резкий окрик:
— Не разговаривать!
И она осеклась, словно споткнулась на бегу. Ее посадили вперед, запретив оборачиваться, и она с мучительной болью пыталась спиной почувствовать, понять, ощутить, как он, Саша, Сашенька, ее родненький, самый дорогой для нее на свете человек...
Выйдя из машины, она потеряла его из вида, и чуть не обезумела от этого.
Ее завели в дежурку и стали задавать вопросы. Но она не слышала их, а только спрашивала:
— Где Саша? Что с ним?
За те доли секунды, что она его видела, он показался ей бледным, отстраненным, с непривычно потухшим взглядом.
Ксении вдруг стали представляться всякие кошмары:
— Вы его били?!.. Скажите мне правду! Где он? Что вы с ним сделали?!..
Она не поверила, когда ей сказали, что его отпустили. Ее мозг не воспринимал слова милиционера.
— Да твой дружочек так испугался, что готов был родную мамочку сдать, а не то что тебя. Зря ты за него волнуешься. Он наговорил про тебя столько «хорошего», что не на одно дело хватит. И теперь уже спокойно дома сидит и чай пьет.
Ксения никогда не относилась с предубеждением к милиции, но то, что они говорили о Саше, никак не могло быть правдой. В данную минуту она просто возненавидела этих жестоких и равнодушных людей в форме.
Она стала машинально отвечать на их вопросы, а в голове тупо билась мысль: «Это неправда... Саша не мог».
3. НОЧЬ
Усталый дежурный привел ее в пустое темное здание, открыл кабинет и зажег настольную лампу. Свет бил в глаза. Она сразу вспомнила фильмы про сталинские времена. Ксения не видела его лица, видела только руки — он лениво чертил какие-то квадратики на бумаге. Она еще не верила, что все это ей не снится, но боль уже появилась, нахлынула, от непоправимости на глазах появились слезы. Стараясь держаться, Ксюша плакала молча. Дежурный тоже молчал; он хотел спать и не вел допрос.
Сквозь слезы она начала говорить. Говорить о том, что сделала, говорить, еще веря в любовь Саши и обеляя его, взяв всю вину на себя.
Дежурный, казалось, не слушал, и вскоре прервал ее:
— Ты утром все расскажешь. И не мне, а следователю. А у меня уже второе дежурство, устал как собака... Мне не рассказывай, видишь — я даже допрос не веду, не пишу ничего, — он откинулся на спинку стула и опять замер.
Ксения тоже умолкла. Тишина нарушалась лишь редкими всхлипываниями, да еще время от времени, когда милиционер шевелился, скрипел стул.
Ей вдруг сильно захотелось пить. Видимо, столько выплакала слез, что произошло обезвоживание.
Она нерешительно попросила:
— У вас не будет водички? Очень пить хочется.
Дежурный открыл какой-то шкафчик или сейф — в темном углу трудно было разглядеть, — и вытащил бутылку водки, банку пива и рюмку. Из ящика стола достал шоколадку, положил перед ней.
Он начал открывать водку, когда она твердо сказала:
— Я не буду. Я хочу воды.
Дежурный остановился и почти ласково начал говорить, что ей это не повредит, ведь вон как всю трясет, хоть успокоится немного
Зрелая дама
Спортсменка после гимнастики любит в попку поебаться
Безумная милашка в белых чулках мастурбирует на кресле

Report Page