Дети и государство в советской и российской документалистике

Дети и государство в советской и российской документалистике

Зеркальце

В таком тоталитарном государстве как СССР коллективное ставится выше личностного. Тогда концепция безопасности оборачивается к нам другой стороной. Ставится вопрос не о безопасности ребенка, а о безопасности государства от выросших в нем детей. Поэтому советская документалистика в основном представляет из себя сделанные на заказ от государства фильмы о школе — институте конструирования человека, в котором ребенок представляется не индивидуальностью, а индивидуумом. В каждом из фильмов мы видим одни и те же сцены: урок физики, урок истории, уроки труда и физкультуры, перемены и обеды в столовой.

Все это складывается в цельную картину каким должен быть человек — таким, каким его воспитала школа: с научным типом мышления, любящим отечество, здоровым и умелым. Любое отклонение от этой нормы является личными ошибками человека. Так, в призме советского документального кино коллективное воспитывает в человеке лучшие качества, а личное раскрывает плохие.

В своих рассуждениях о советских художественных фильмах схожую мысль формулирует и психолог Катерина Поливанова:

Ребенок в этих фильмах представляется недовзрослым. У него нет индивидуальных, специфических черт, кроме как тех, что можно вписывать через недостаток: недостаток произвольности, недостаток самостоятельности, недостаток ответственности или, другими словами, импульсивность, стремление действовать, не думая о последствиях, и так далее. <…> В середине века в российском кино и в сознании обывателя ребенок — это тот, кому предстоит стать взрослым, кто пойдет по той же самой траектории, по той же самой колее и станет таким же мудрым, замечательным, прекрасным, – Образ детства в отечественном кинематографе, Поливанова, 2016.

Семье в советской документалистике практически не уделяется времени, учителя заменяют родителей. В этом контексте особенно интересен фильм Михалкова «Анна от 6 до 18». Съемки начались еще в советское время, в конце эпохи застоя и проводились тайно, а закончились уже в 1992 году в другой стране. Михалков каждый год задавал своей дочке одни и те же вопросы и снимал ее ответы. Он видит свою дочь внутри семьи, после возвращения с уроков. Монтируя эти интимные разговоры с хроникой, отображающей различные исторические периоды, Михалков четко показывает две линии воспитания ребенка — семейную и государственную. Его вывод в конце фильма подтверждает предыдущий абзац: государство постепенно отнимает у семьи его дочь.

Положение детей в российских документальных фильмах девяностых и начала нулевых резко контрастирует с картинкой, которую давали советские. Тоталитарное государство полностью задавало форму жизни человека. Соответственно, распад государства привел к распаду этой формы: произошел развод не только бывших республик, но и многих родителей. СССР исчез — исчезла и школа с кадров документальных фильмов. Режиссеры концентрируются на оголенной в условиях кризиса личности, единственном, что осталось у детей.

Основной фокус приходится на беспризорников и молодых преступников. Советская школа заменилась «школой улиц». Дети перестали находиться в безопасности как физической так и психологической: жизнь на улицах и подвалах, наркотики и суицид. Общество также потеряло безопасность от детей: они грабили и даже убивали. Но все равно в этих условиях государство играет важную роль в воспитании ребенка, оно там отсутствует.

Так и не сумевший восстановиться институт семьи не смог обеспечить благоприятные условия становления человека. И уже в более современных российских фильмах, опять, как и в СССР — снятых «при поддержке» министерства культуры, мы видим, как брошенных один на один с жизнью детей снова обнимает государство. И снова мы видим детей в школе, и снова те же уроки и разговоры о важном — любви к родине. Но в этих фильмах школа оказывается уже ближе к тюрьме и психиатрической больнице, чем к советскому институту конструирования «правильного человека».

[1.1] советское время: дети 

В советских фильмах дети выглядят радостными и беззаботными. Режиссеры выстраивают параллели с котятами и игрушками. Мы видим их в уюте и безопасности, спящими в своих кроватках. Но с другой стороны мы не видим в детях полноценного человека. Это особенно видно в фильме «Личность начинается с детства»: тут важно, что она только начинается. Дети никак не раскрываются и напоминают какой-то теплый пластилин бежевого цвета, из которого можно слепить любую форму. Но эти формы заранее заданы, дети играют в важные для общества профессии: врачей, космонавтов и т.д. Их будущее с этого ракурса выглядит стабильным, предопределенным и счастливым.

Анна: от 6 до 18 (Никита Михалков, 1993) // Личность начинается с детства (Олег Ерышев, 1979) 
Личность начинается с детства (Олег Ерышев, 1979) // Анна: от 6 до 18 (Никита Михалков, 1993) 
Анна: от 6 до 18 (Никита Михалков, 1993) 
Личность начинается с детства (Олег Ерышев, 1979)

[1.2] советское время: школа 

Попадая в школу, их личность растворяется еще сильнее. Теперь крупных планов лиц становится все меньше или они намеренно заключены в некоторую последовательность. Дети разных национальностей мерцают в одинаковой школьной форме с красными галстуками, сливаясь в единый коллектив — октябрят, а затем объединяются с пионерами. Такие личные проблемы как одиночество, принятие себя и т.д. в этом коллективе не видны вовсе. Мы видим лишь как из того самого пластилина лепят правильного советского гражданина.

Школьные годы (Лаймонс Гайгалс, 1978) // От "А" до "Я" (Ирина Галкина, 1973) 
Школьные годы (Лаймонс Гайгалс, 1978) 
Школьные годы (Лаймонс Гайгалс, 1978) // От "А" до "Я" (Ирина Галкина, 1973) 
Школьные годы (Лаймонс Гайгалс, 1978) 

[1.3] советское время: черты эпохи 

Формирование правильного человека должно опираться на какую-то базу. Конечно, в СССР это идеология. В каждом фильме мы так или иначе видим советскую символику. Виды школьного класса сменяются панорамами различных парадов, а в последовательность детских лиц встраиваются портреты вождей советского народа. Так мы видим, что образ детства неотрывно связывается с государством, теперь они его обновленная плоть.

Рожденные в СССР. Семилетние (Сергей Мирошниченко, 1991) // Школьные годы (Лаймонс Гайгалс, 1978) 
Анна: от 6 до 18 (Никита Михалков, 1993) 


Анна: от 6 до 18 (Никита Михалков, 1993) 
Анна: от 6 до 18 (Никита Михалков, 1993) 

[2.1] переходное время: взросление 

В 1980-90ые главным героем документальных фильмов становятся подростки, что идеально рифмуется с переходной эпохой. Гормоны бушуют как у подростков так и у самой страны. Заложенные в советский период ценности теперь не так значительны. Связь с государством была настолько сильна, что без этих ценностей дети оказались потерянными. Школа теперь не так значительна, режиссеры уделяют основное внимание — на личное времяпрепровождение. Многие нашли способ самовыражения через субкультуры: подростки снова слились в коллективы, но уже выстроенные самостоятельно. Для них главное теперь быть непохожими на других.

Анна: от 6 до 18 (Никита Михалков, 1993) 
Рожденные в СССР. Семилетние (Сергей Мирошниченко, 1991) // Рожденные в СССР. Четырнадцатилетние (Сергей Мирошниченко, 1998) 
Легко ли быть молодым (Юрис Подниекс, 1986) 
Легко ли быть молодым (Юрис Подниекс, 1986) 

[2.2] переходное время: улицы 

С распадом государства безопасность детей тоже пропала. Многие оказались на улице, причем некоторые по собственному желанию, чаще всего из-за неприятия пьющих родителей. Вторым главным героем фильмов этого периода становятся беспризорники. Светлые советские школьные классы сменились темными подвалами, а компот — самогонкой. И снова мы находим параллели с животными такими же бездомными. С улицы многие из них попадают в тюрьмы. Если советская школа формировала человека, то тюрьма исправляет его ошибки. Но так ли дети были виноваты?

Мы, дети ХХ века (Виталий Каневский, 1994) 
Мы, дети ХХ века (Виталий Каневский, 1994) 
Дети Ленинградского (Анджей Целиньски, Ханна Полак, 2005) 
Дети Ленинградского (Анджей Целиньски, Ханна Полак, 2005) 
Дети Ленинградского (Анджей Целиньски, Ханна Полак, 2005) 
Дети Ленинградского (Анджей Целиньски, Ханна Полак, 2005) 

Именно в этот период документалисты смогли достичь той самой «одухотворенной уродливости». Да, эти дети изуродованы окружающей действительностью, но это все еще дети, в которых все еще есть красота и надежда на будущее. Может быть, только в этот период в России журналисты смогли быть честными, а значит, могли снять действительно документальное кино, не украшая жизнь и не преследуя никакой цели кроме, как показать красоту правды.

Мы, дети ХХ века (Виталий Каневский, 1994) 
Дети Ленинградского (Анджей Целиньски, Ханна Полак, 2005) // Мы, дети ХХ века (Виталий Каневский, 1994) 
Мы, дети ХХ века (Виталий Каневский, 1994)

[2.3] переходное время: черты эпохи 

В это время у детей теперь новые учителя и гораздо более строгие — милицейские. Появление этих персонажей вокруг детей особенно подчеркивает их критическое положение.

Мы, дети ХХ века (Виталий Каневский, 1994) 
Рожденные в СССР. Четырнадцатилетние (Сергей Мирошниченко, 1998) 
Рожденные в СССР. Четырнадцатилетние (Сергей Мирошниченко, 1998) 

Все еще не уходит с кадров советская символика, но в этом контексте она воспринимается совсем иначе. Отчетливо проявляется её скрытый до этого цинизм, когда мы видим бездомных на ее фоне. Для детей же эти символы окончательно потеряли смысл и стали просто декорациями, их больше интересуют магазины, которые раньше пустовали или чужие кошельки.

Рожденные в СССР. Семилетние (Сергей Мирошниченко, 1991) 
Рожденные в СССР. Семилетние (Сергей Мирошниченко, 1991) // Рожденные в СССР. Четырнадцатилетние (Сергей Мирошниченко, 1998) 
Рожденные в СССР. Семилетние (Сергей Мирошниченко, 1991) // Рожденные в СССР. Четырнадцатилетние (Сергей Мирошниченко, 1998) 

[3.1] российское время: дети 

В ранних фильмах о современной России мы все еще можем встретить детей в подъездах с сигаретой в руках. Они уже более обеспечены, но духовно все также заброшены. Обеспеченность дает им возможность больше думать о своем будущем и своем месте в мире, которое все также не определено. Поэтому напряженность от нерешенных проблем все еще чувствуется. В свою очередь смелость режиссеров увеличивается. В этот момент они подобрались к детям как никогда раньше: камера проникает в интимные ссоры и даже в закрытые интернаты.

Два детства (Владимир Головнев, 2015) // Мальчики (Валерия Гай Германика, 2006) // Мама я убьют тебя (Елена Погребижская, 2013) // Девочки (Валерия Гай Германика, 2005) 
Мама я убьют тебя (Елена Погребижская, 2013) // Девочки (Валерия Гай Германика, 2005) 
Девочки (Валерия Гай Германика, 2005) 

«Я получила паспорт, я гражданин, я теперь существую», шутит одна из героинь «Девочек» Германики. Но в шутке всегда лишь доля шутки. Так, мы можем допустить, что глубоко в голове ребенка именно государство определяет его существование.

Девочки (Валерия Гай Германика, 2005) 

[3.2] российское время: возвращение в школу 

Все это время государство наращивало свою утраченную мощность. К началу десятых оно смогло снова вернуть контроль над брошенными детьми. В современных российских фильмах мы снова можем увидеть знакомые нам уроки, школьную форму, обеды в столовой и новый образ — ребенка в военной форме около памятника павшим солдатам

Девочки (Валерия Гай Германика, 2005) // Мама я убьют тебя (Елена Погребижская, 2013) // Два детства (Владимир Головнев, 2015)

Мама я убьют тебя (Елена Погребижская, 2013) // Два детства (Владимир Головнев, 2015) 
Мама я убьют тебя (Елена Погребижская, 2013) 
Мама я убьют тебя (Елена Погребижская, 2013) 

[3.3] российское время: черты эпохи 

Если советская картинка в силу отсутствия альтернативной определяла действительность, то в современных условиях театральную фальшь уже новой идеологии скрыть сложно. Особенно это видно по безучастным лицам школьников. Но они продолжают послушно участвовать в заданных государством ритуалах: играх в армию, посещении ветеранов, разговорах о родине, понятие которой совсем от них ускользнуло.

Два детства (Владимир Головнев, 2015) 
Два детства (Владимир Головнев, 2015) 
Два детства (Владимир Головнев, 2015) 
Два детства (Владимир Головнев, 2015) 

заключение 

В данной работе, выстроив фильмы в хронологической последовательности, была сделана попытка сформулировать общую драматургию документальных фильмов о детстве. В этом сюжете главными героями оказались дети и государство.

Детство в СССР оказалось в плюшевой камере, где вместо окон нарисованные картинки о великом прошлом и еще более великом будущем. После разрушения этой камеры дети увидели голую жизнь, а внутри них на месте идеологии и представлении о хорошем сформировался вакуум. В этот вакуум хлынул поток как хорошего так и плохого. Но все еще не мог до конца заполниться. Как быть личностями их никто не научил, возможно, потому что родители сами не знали об этом. Это место пустовало не долго и заполнить его могло только государство. Это мы видим уже в современной действительности. Эпилога у этого сюжета нет, но что-то подсказывает, что он будет очень похож на начало.

Таким образом, само понимание детства оказалось тесно связанным со стокгольмским синдромом. Дети должны быть свободны, развиваться, познавать мир, формировать свою точку зрения. Но свобода в условиях России принесла концепции детства лишь несчастье и неопределённость, поэтому детство вновь и вновь возвращается в руки к своему похитителю — государству. Так дети оказались в замкнутом цикле между школьной скамьёй и лестницей подъезда. В этой же петле: от несвободы к свободе и обратно, оказалась и отечественная документалистика, потому что в документальном кино не движение камеры определяет снимаемое, а наоборот.

Документалистика — это попытка понимания, попытка перевода. Документалист выходит из простого, прямого наблюдения жизни в какую-то иную реальность, остающуюся на пленке. Мы должны увидеть в жизни форму, которая есть драматургия. Когда ты начинаешь рефлексировать и понимать жизнь — и свою, и чужую, — как нечто выстроенное, только тогда ты можешь что-то снять, – Разбежкина, 2014.

Наш телеграм-канал: t.me/zerkaltce

Report Page